ТОСКА  ПО РОДИНЕ

 

   Тоскую по Чукотке  неимоверно. Не проходит и дня, чтобы  не думала  о ней.  Просыпаюсь утром, не понимая, где  я – как после обморока. Действительно, где я? Что  я  делаю    тут,  на этой  цветущей и благополучной  земле, которая  изобилует всем    на свете, кроме  вечной  мерзлоты и вскинутых ввысь сопок?  Что я потеряла и что ищу в  этом городе, где,  сколько не иди, сколько не едь , так  и не выбредешь к  оленям?  Есть, конечно, зоопарк. Там живут умки, там можно увидеть моржей  и  нерп. Но мне там страшно. Я гляну  в  большие  и мудрые глаза    невольников  с  целыми рощами  на головах… они ничего не копытят… они отбывают…  Я увижу  в  этих глазах себя…  Я в зоопарке, далеко от моей  тундры… На меня  глазеют, как   на заморскую диковинку:  «Что ей  еще  надо?  Комбикорма  вдоволь  и не нужно  снег копытить…». 

  Мне нужна  свобода, мне нужна ширь и звенящий  морозный  воздух чистоты  невозможной,  который   приближает  даже  очень   отдаленные сопки.

 

 …Засыпаю   поздно ночью   с  мыслью о Чукотке.   Все в  этих моих погружениях     узнаваемо… Перевалбаза  в  хатырской  тундре… Эти огромные тополя, как пляшущие  человечки…  Ветер   их  гнул, как хотел,   и   вот  они    застыли  в  своих неймоверных па и фуэте. 

   - Ребята, это  мираж. В тундре – и такие  высокие  тополя…

Нет, не мираж.  Это  хатырская  тундра…

  И я  проваливаюсь  в  это ощущение  сказки.  Я   пребываю в ней….

      Мы  с  моими попутчиками  в  этой маленькой  комнатке, где одна стена – над кроватью – заклеена   нелепыми фотографиями из «Огонька». Нелепы они потому, что   это все ерунда. Все, что вне  этой  базы  , не имеет никакого значения …     Мы  только что   побаловались банькой. После длительных разъездов  в  вездеходе, после   костровой  закопченности  - это  блаженство.  Жарко натоплена  печь,   и мы  лежим  на своих лежанках…  

    Мне   не   хочется ничего говорить. Я только  слушаю.   Потрясающие  узоры  этих историй  вплетаются   в  нездешний  орнамент моей  души.  Во мне все аж звенит…

 Потом один за другим  они   отключаются, а  я  все еще  прислушиваюсь  к  этой  длинной  тягучей  ноте. Она,   как  припевки  стариков, выводящих   свою мелодию - нарастает и отдаляется,  снова нарастает…звучит  беспрерывно.

  Саша  Анлек    предупреждает моих попутчиков:  «Смотрите, не курите  тут. Оля  спит на пороховой  бочке».

 Все смеются, я  еще  не  понимаю.

  - Это ж в  каком таком смысле? 

  - Да утром  узнаешь…

  Утром   я     рассмотрела.  Лежанку    соорудили из большущих ящиков, в  которых хранят  спички.  Сотни коробок  спичек – для того, чтобы  развозить  их  по бригадам. Я покоилась на   дремлющем    Везувии… А если б кто Сашу  не послушался…

  Сашу  в  Хатырке уважают, он   директор совхоза…

   И вот мои ребята  засыпают.  Саша  падает во сне со своей  лежанки, тут же, не просыпаясь,  взбирается  на нее опять   и продолжает мерно   похрапывать.  Кто-то   что-то пробормотал по-чукотски… Пытаюсь разобрать: интересно все-таки что оленеводам   снится. И тут до меня доносится: «Гоу! Гоу!». Оленей   во сне  гоняют.

 

   …Я пытаюсь раствориться   в  былом   и зову    моих оленей. Придите  в  мои сны, просуньте  в     ярангу  свои   мордахи  и   своими теплыми  мохнатыми губами    возьмите   галету  с  моей  ладони.  Ездовые мои, белые,  пошто вы  меня покинули?

  Я не могу уснуть в  моей  избушке, срубленной из бревен воспоминаний.  Я  ворочаюсь с  боку  на бок, уговариваю себя:   завтра  - идти на работу, и  кому   там    объяснишь, что     была  в   неоплачиваемой  творческой  командировке,  в  краю своей  мечты,   потому  не могла уснуть?..  Нужно спать,  нужно спать, нужно спать.  Отключиться от прошлого, думать о  будущем, жить в  настоящем дне.

 Тщетно.  Чукотка так   просто не отпускает.  С ней  нельзя договорится, у нее ничего не выпросишь.   Ее можно только обнять без разрешения…

  18 лет я  загоняла  ее  глубоко вовнутрь.  Были трудности. Были объективные  обстоятельства…  Я поставила  большую и крепкую пломбу на  эту   зияющую   брешь в  моем сердце. И я  почти что поверила, что Чукотка – это так  далеко, за  тысячи километров.

 Но дремлющий Везувий  был просто временно законсервирован.  Он пыхтел и тужился, работая    в  недрах  застывшей  тверди  - моей  души.    И ВОТ РАЗВЕЗЛОСЬ…

   Лава вырвалась на  поверхность и  затопила  собой все.  Я все еще пытаюсь извлечь  оттуда    какие-то останки… прежние  занятия…  бытовые хлопоты… служебные обязанности…  Я изо всех сил пытаюсь жить без моей  Чукотки, но бороться с  ней   бесполезно.  Она непобедима. 

  И я  вскакиваю прямо среди ночи и  включаю компьютер. Как еще  я могу оказаться сейчас там, на этой  земле, на  МОЕЙ ТЕРРИТОРИИ, которая  теперь другое   царство-государство, куда   билет стоит столько, что цифру  страшно вслух произносить?

 Я  открываю  разные сайты, связанные с  Чукоткой. На Анадырском переругиваются,   друг друга  покусывая, как морозный  ветер  в  январе. Дурашки, они еще  не знают, что  это счастье – жить  в  окружении НАСТОЯЩЕГО,   где  шагнул  немного в  сторону  -  и     простор, тундра. 

   На чукотских форумах, время от времени  поплакивают – здесь пасутся изгнанники, олени в  зоопарке.  Но  они уже адаптировались, они говорят  и о другом...

  А я сейчас не могу  о другом.  Другого просто нет…

  И только фотогалерея   ласково и всепрощающе  принимает меня в  свое  тело. Чукотка меня  выносила – как  личность,  как творческую личность, и я  снова хочу  припасть к  ней и пить это молоко и мед моей  Важенки, пока не успокоюсь   и не усну  сном младенца.  Сном  пыжика…

 Боже  мой, эти сопки…  Летом они снимут  свои белые шапки перед  нещедрым полярным   солнцем,   и  слезы  радости побегут  по их обветренным щекам.  Очнется   рододендрон,  потом  затанцуют на ветру метелки… Эти пушистики,  похожие   на колонковые кисточки… 

  Это море… Такое  спокойное, несуетливое…  Слижет с  берегов   перья  топорков  и бакланов  и унесет  к  себе.   А нас  удивит каким-то обломком  ботика с  английскими буквами. Разбилась чья-то американская  мечта J

   Этот огромный  кит на берегу, который  улыбается  так  добродушно   и всепрощающе  - тем, кто его раздербанивает…  Он    любит нас  всех. Даже  после  своей  кончины.  И  я   тоже  могу подойти к  его телу  и   причаститься… На всех хватит. Даже  на изгнанников…

   Чайки в  полете… Я взмываю с  ними  ввысь и, как они,  кричу  во все горло.  Я кричу о том, о чем другие предпочитают молчать…  О  том, что   живу  не своей  жизнью. Кто-то придумал ее за меня,  кто-то подстроил все именно так, чтобы  я  угасала в  бетонной  коробочке…  Кто-то    вынул из меня  душу и  швырнул ее под колеса машин.  Кому  это надо, чтобы  я   боролась с  моей   Чукоткой, которая  непобедима?

 Нет ответа.  Нет  сна.

   Но я  растворяюсь  в  этих снимках.  Я наконец-то сливаюсь с МОЕЙ РОДИНОЙ.  Я перестаю  ощущать те   тысячи километров безнадеги, которые разъединяют нас.  Я ухожу в  полог  тех прежних  ощущений,   и   тепло разливается по всему  телу.

Мне действительно тепло. Ведь я – на Чукотке…