Ц И К Л – Х (1986 – 1990)

Отгремели юбилейные торжества и геологи снова прочно, но не надолго уселись за рабочие столы. Разделавшись с Мараваамским отчетом и Вешкапским проектом, Денис работал над предвари­тельной геологической картой, переносил на пятидесятку с крупномасштабной карты Перезвонова многочисленные дайки, жилы, разрывные нарушения, разряжая и отсеивая их. По периферии рудного поля, вокруг горы Выскып изученность района была значительно хуже, рисовать геологическую ситуацию приходилось в основ­ном по аэрофотоснимкам. Там же намечались и будущие маршруты для составления геологической карты масштаба 1:50000.

Вешкапский поисково-съемочный отряд состоял из начальника Дениса Доценко, геолога Васи Маркина и техника-геолога (студента-практиканта) Сергея Мотина. Маршрутных рабочих отдел кадров не дал, потому что их не было, вместо них Денис взял двоих школьников - четырнадцатилеток - своего сына Колю и его дружка Леху. Официально на работу в экспедицию принимались только ребята, имеющие паспорт, то есть с шестнадцати лет, однако Каталенко разрешал в исключительных случаях брать школьников и помоложе при условии оформления их после полевого сезона, когда было ясно, что все закончилось благополучно, никаких ЧП с детьми не произошло. Денис полагал, что и Циклоп поступит так же - куда он денется? Работы-то будут выполнены и оплачивать их придется.

Второго июля, загрузив полевое снаряжение и продукты на автомобиль «Урал», отряд выехал на север, в сторону Иультина. Предполагалось, что машиной можно доехать прямо до места базирования отряда. Однако на 91 километре Чукотской трассы (посе­лок Амгуэма) машина скоропостижно сломалась. Денис по телефону сообщил об этом прискорбном происшествии в центр экспедиции и для дальнейшего продвижения попросил вертолет. Ночевать геологам пришлось в колхозной гостинице.

Просьбу Дениса Свистоплясов удовлетворил. Прилетел верто­лет, полевики перегрузили в него свои вещи и через час пребы­ли на место - в верховья ручья Прямого. Голая, безрадостная, продуваемая ветрами полярная пустыня, с многочисленными снежникам у подножья гор и нагорных террас встретила их. За два дня пос­троив базу, полевики отправились в маршруты. Денис ходил с рабочим-радиометристом Колей. Поисковик Вася Маркин - здоровый, сильный, выносливый и трудолюбивый, настоящий бугай, русский уроженец эскимосского поселка Наукан, таскал за собой бедного Леху загружая тяжелыми пробами его рюкзак, не делая снисхождения на возраст. Эта пара проходила и копуши. Шлиховым опробованием долин занимался студент Мотин. Рабочего-промывальщика не было, его обещали прислать позже.

Выполнив несколько однообразно-скучных поисковых маршрутов и поработав на проходке и промывке копушей, Васька Маркин заявил:

- Все считают меня тупым геологом, во всех отрядах мне доверяют только поиски, грубую физическую работу, а я хочу в съемочный маршрут сходить, настоящей геологией заняться. Иваныч, дай мне парочку нормальных поисково-съемочных маршрутов, а?

- Вася, я не считаю тебя тупым, просто у тебя морда такая - простецкая. А поиски тебе дают потому, что ты необыкновенно сильный мужик, конь натуральный, по сто килограмм таскаешь! Но твою просьбу я выполнить могу. Сходи вот на этот водораздел, попробуй разделить осадочные породы по ли то литологическим признакам и на пачки и толщи. Ну а дайки, жилы и прожилки - это само собой, это ты хорошо знаешь. Вот аэрофотоснимок - давай, шуруй.

Вася пошел, повел за собой Леху о радиометром (обращаться с этим прибором его научил Коля). Возвратился съемщик заполночь и несколько смущенный   - намеченный маршрут он до конца пройти не смог, он слишком долго определял породы и описывал их. На следующий день Вася маршрут успешно завершил, но так намучился напрягая голову, что больше на съемку не просился. Поиски легче, думать не надо - нашел жилу, определил ее параметры, опробовал - и дело с концом, топай себе дальше. С копушами еще проще -выкопал яму до проектной глубины, набрал в лоток грунта, промыл в ручье, слил шлих в тряпочку, завязал - и отмеряй расстояние по горизонтали до следующего копуша. И так целый день - по сетке – спокойно – бездумно - красота! Здоровый аппетит, здоровый сон и никаких выводов делать не надо, в журнале отмечается примерное содержание касситерита (единичные знаки -ез, знаки -зн, вес), ореолы рассеивания отрисовываюся сами собой, а точные концентрации минерала определит лаборатория.

Седьмого июля в день рождения Коли (ему исполнилось 14) Денис, решив сделать сыну полевой подарок, повел его на проявление горного хрусталя, обнаруженное разрекламированное Перезвоновым. Эта точка находилась за пределами района работ, но бы­ла отмечена на Денисовой карте. Ее удалось найти. Кварцевые друзы были покрыты налетом желто-коричневого карбоната и были по своему хороши, а сростки кристаллов чистого кварца образовывали лишь короткостолбчатые друзы-головки. После длительной работы двух молотков памятные образцы-подарки были отколочены и унесены на базу. Коле надолго запомнился этот полевой-оригинальный кварцево-кристаллический день рождения на окраине Вешкапского рудного поля.

Специфика района работ заключалась в том, что здесь повсеместно встречались старые поисково-разведочные выработки - шурфы, канавы, скважины, разрушенные зэковские поселки пятидесятых годов остались ржавые бочки, воротки, ломы, кайла, тачки, релиты жилых землянок и хозяйственных сооружений. Это все история. A современные старатели (артель «Горизонт») трудились по ручью Гранитному. Они добывали из россыпи великолепный, крупнокристаллический касситерит.

Школьники работали безотказно. Единственная возрастная проблема, которая мучила их - крепкий утренний сон, тяжесть подъема, колоссальное нежелание вылезать из кукуля. Иногда их детская неопытность и легкомыслие сказывались в бытовых делах, за ними нужен был глаз да глаз, как бы чего ни натворили. Денис знал, что если с малолетками произойдет несчастный случай, тюрьмы ему не миноваять. Однажды начальника отряда крепко напугал Лёха. Разжигая печку, он плеснул в нее керосину. Там лежали тлеющие угли. Керосин зашипел, из дверцы повалили густые клубы серого дыма. Лёха удивился - что такое? Почему не горит? Наклонился, заглянул - и тут в печке взорвалось, полыхнуло! Лешке пламенем опалило лицо, сожгло под корень ресницы и брови, подсмолило чуб. Хорошо, что глаза успели автоматически захлопнуться. Но кожа обгорела сильно, Лёхино лицо превратилось в страшную красно-черную маску, в триллерное пугало.

Грянувшая в средине июля пурга была страдальцу приятна. Он стоял, подставив горелое лицо северному ветру и снегу и удовлетворенно мычал. А Коля, глядя на дружка, потешался. За это Келя, злой дух Чукотки, Колю покарал - наслал на него понос. Коля бегал раз за разом за палатку, дристал, а чумазый Лёха, у которого стул был нормальный, скалил белые зубы - будешь знать как над чужой бедой смеяться.

Отряду по рации пообещали дать вездеход. Предварительно на грузовой машине по болотисто-каменистым тундровым дорогам на базу Вешкапского отряда был доставлен бензин. Приехавший на этой машине рабочий Мустафа, разгружая бочки, поднатужился и схлопотал острый радикулит. Автомобиль ушел, Мустафа остался, в поселок возвращаться для лечения не захотел.

- Ну а здесь что ты будешь делать? - спросил   радикулитчика Денис.

Черный, бородатый, похожий на раненого басмача мужик ле­жал, как колода на кукуле и стонал.

- Работничек приехал, - ворчал крайне недовольный начальник отряда. - Ходить не может, тяжести более пяти килограмм подни­мать не может - что с ним делать? Куда приспособить?

- Еду готовить умеешь? - задал вопрос Денис.

- Нет, не умею, - ответил «басмач».

- Вот и прекрасно, учись. Поваром будешь, домохозяйкой.

Мустафа безвылазно сидел в палатке. Он постоянно мерз, никогда не снимал телогрейки и шапки. Согнувшись, кряхтя и потихоньку двигаясь, он топил печку, шуровал примус, готовил примитивную пищу, мыл посуду - выполнял чисто женскую, домашнюю работу и тем был обществу полезен.

Неожиданно, с артельным попутным транспортом на стоянку Вешкапского отряда прибыл метролог-гитарист Логинов, член геогра­фического общества, увлекающийся поисками упавших самолетов, в том числе и места гибели Леваневского, древних стоянок и прочей археологической экзотики. Логинов заявил, что он согласен поработать на отряд, но при условии, если ему будет предоставлена возможность поискать ледяную пещеру с остатками замороженных мамонтов и первобытных людей.

- Ух ты! - воскликнули пацаны, - А где это?

- В окрестностях горы Выскып, так чукчи говорят.

Вася Маркин покрутил пальцем у виска и шепотом спросил - он что, чокнулся? Но начальнику отряда было не до шуток, ему надо было выполнять план, а не сказочные пещеры искать.

- У нас мало времени и очень много работы. Надо проходить копуши. Сделаешь дело - иди гуляй, - заявил Денис.

Метролог покорно вздохнул. Вася Маркин запряг фантазера в копушной воз и так его использовал, что он возвращался в лагерь чуть живой. Казалось, что Логинов и про ледяную пещеру начисто забыл. Однажды он с копушного участка на стоянку не вернулся. Прошла ночь, пролетел день - нет музыканта. Денис испереживался - маячило ЧП со всеми вытекающими последствиями. Логинов появился поздно вечером, он еле ноги волочил.

- Где был?

- Не знаю. Я заблудился, - ответил несчастный, рухнул на кукуль и испустил дух. Его разули, раздели, покормили и оставили в покое - пусть спит, путешественник хренов.

Вася Маркин негодовал - надо же, заблудился! Да где ж тут блудить? Весь район как на ладони, одна гора торчит. Денис тоже был немало удивлен - и этот человек считает себя географом, следопытом! Он не ориентируется в пространстве и ничего не смыслит в карте, которая у него была! Позже, оправды­ваясь, Логинов выдвинул такую версию: «Я, Денис Иванович, тогда не заблудился, я специально далеко ходил, ледяную пещеру искал. Однако, не нашел. Видимо, она в другом месте, южнее». Денис усмехнулся, сделал вид, что поверил.

Прибыл вездеход. Водитель - Саня Михайлов, баламут, родной брат Гали Благоволиной, Чвычкиной жены, бывший шофер - мент, шустрый, веселый, энергичный парень, весь в сестру. А вот машина у него, если сравнить ее с лошадью - настоящая старая кляча. Заводилась она только вручную, с огромным трудом. А вечерами, после поездок, ее приходилось ставить под уклон, чтобы утром, спустив тормоза, на ходу завести мотор. Бывали и другие неполадки, ремонт производился каждый божий день. И все же переехать на следующую стоянку - ручей Угрюмый - удалось, дотянули, хотя и с небольшими жертвами. Пострадал кудлатый студент Мотин. Ему вообще не везло. В первых же маршрутах он натер на пятках кровавые мозоли и ходил хромая, кривясь от боли и ойкая на каждом шагу. При переезде в вездеходе он нанюхался газов у него разболелась голова, ему стало дурно и он сблевал. Оста­льные члены отряда, даже радикулитчик Мустафа и интеллигент Логинов, никаких признаков отравления не ощущали. А бледный студент трое суток, изображая тяжело больного, провалялся в кукуле. Отдохнув, он отправился промывать дальний ручей, за перевалом. После обеда он неожиданно появился на стоянке. Запыхавшийся, потный, с вылупленными глазами, он выглядел ужасно. В чем дело, товарищ?

- У меня душа в пятки ушла! Там медведь! Он гнался за мной! - пролепетал дрожащий студиозус. - Все! Хватит с меня вашей дурацкой Чукотки, я домой хочу. Я по жене соскучился, мы с ней всего месяц прожили...

- Значит, от работы отказываешься?

- Отказываюсь, моя практика закончена.

- Я тоже хочу домой, - буркнул «басмач» Мустафа.

- Ладно, я даю вам  расчет, топайте в поселок старателей. Оттуда каждый день ходят машины на Иультин.

- Спасибо!  - обрадовались сачки, быстро собрали рюкзаки и убежали к старателям. Мустафа и про радик забыл.

Просматривая журналы шлихового опробования, оставленные, студентом Мотиным, Денис на последнем листе увидел оригинальный рисунок - возбужденный мужской член с крылышками.  «Ага, вот о чем он все время думал, вот что мучило его и тянуло, домой, к жене! Лети-лети, голубок, к своей далекой подружке, причина бегства уважительная», - смеясь, произнес Денис, вырвал похабный листок и пустил его по ветру. Для техсовета такая зарисовка явно не годилась, но карандашный оттиск-отпечаток символа любви на чистой странице остался и его при желании можно было рассмотреть.

Весь август геологи не видели солнца и ходили в теплых куртках - пурговках с капюшонами, защищающими голову от ветра, снега и дождя. Коля Доценко выполнял обязанности радиометриста с интересом, добросовестно, ходить в маршрут с отцом и делать на костре обеденный чай ему нравилось. Иная судьба постигла Лёху - ему было тяжелее, он попал в лапы неукротимого трудяги - тяжелоотлета Васьки Маркина, он копал копуши и таскал тяжелые пробы, как полноценный взрослый работник.

Со второй стоянки Денис посетил   старательский полигон, увидел изуродованную долину, горы перемытых галечников и валунов, плотины-пруды-отстойники с донными глинами, отводные каналы. Старатели работали круглосуточно, в две смены по двенадцать часов, без праздников и выходных дней. Бульдозеры непрерывно, подгребали грунт на транспортерную ленту, к грохочущему промприбору. На отдельных участках днище отработанной долины было задрано бульдозером до коренных пород, продуктивный оловоносный аллювий   и подстилающий его элювиальный   глинисто-щебнистый слой были сняты и промыты. Зачищенные площадки являлись для геолога лакомыми кусочками, искусственными обнажениями, в которых он детально зарисовывал и описывал     пласты горных пород и тела гидротгермальных образований.

В береговых уступах одного из ручьев, дренирующих подножье восточного склона горы Выскып, Денис обнаружил коренные выходы темно-серых алевролитов и углисто-глинистых сланцев с пиритовыми конкрециями. Так же, как и на Маравааме, эти отложения он отнес к карнийскому ярусу. Для полной уверенности надо было найти трубчатые раковины флагрин и геолог закопался в обнажении. Тишину внезапно нарушил какой-то технический шум. Денис поднял голову и видит - прямо на него от истоков ручья движется-грохочет грузовик. В кабине трое. Подъехали, останови­лись.

- Здесь грибы есть? - крикнул один.

- Не знаю. Я флагрины, бывший денталиум, ищу - ответил Денис. - А вообще-то в этой долине грибов нет, надо ехать дальше в тундру. А вы откуда? 

- Со Светлого. Сегодня выходной. Ладно, мы поехали.

- Счастливо!

«Вот чудики, - подумал Денис, глядя вслед удаляющейся машине. - За грибами - на грузовике! По горам, камням, валунам и кочкоте! А сломаются - что будут делать?» Полевая геологическая уединенность Дениса была грубо нарушена и испорчена. Но что поделаешь - экономически освоенный район, надо тер­петь людей и технику. И он снова склонился над обнажением, внимательно просматривая с обеих сторон алевролитовые плитки. По­иски увенчались успехом - флагрины были найдены; позднетриасовый возраст отложений доказан. Рабочий-радиметрист Коля тоже находил фауну. Обнаружив кремнистое ядро или отпечаток саблевидной формы, он издавал торжествующий вопль и бежал к батьке - показать.

- Молодец, Коля! Ищи еще, - подбадривал Денис юного геолога.

Один из маршрутов был дальний, с подъездом на вездеходе. Высадив маршрутчиков, Саня возвратился на стоянку. Вечером он рассказал об удивительном происшествии. Ехал на прямик, коротким путем, разогнался вниз по склону и вдруг - обрыв (уступ нагорной тер­расы). Вездеход прыгнул, перевернулся в воздухе, сделал сальто-мортале, с грохотом приземлился на гусени­цы и покатился дальше по ровному склону, как будто ничего не случилось.

- Ну фантазер! - восхитился Денис. - Разве такое возможно?

- Иваныч, ей Богу не вру! Я и сам удивляюсь!

- Ну ладно, ладно, поверим на слово. Бывают же на свете чудеса. А тут, вероятно какой-то закон физики сработал... если это было.

- Да было, было, ну! Зачем мне врать?

Настало время покидать Угрюм-ручей, а вездеход-акробат не заводится. Пацаны крутили заводную ручку до изнеможения, силенок у них явно не хватало. Попробовал крутануть разок-другой и Денис - искры из глаз, а толку никакого. Подошел богатырь Васька Маркин.

- Да что вы тут мудохаетесь! - в сердцах воскликнул он, отпихнул Лёху, резко, с придыханием наклонился, крутнул ручку, да как врезал себе по носу своим же кулаком! Схватившись за разбитую сопатку, Васька взвыл, убежал в палатку, лег на спину, унимая кровь.

Тяжелое бесперспективное занятие на этом было прекращено. Даже еврагану, застывшему на бугорке, стало ясно, что если уж Маркин сдался, не смог разбудить спящий мотор, то дело - швах. Надо идти к старателям, просить у них помощи. Санька пошел, привел тягач - мощный трактор «Кировец» и тот на буксире пота­щил вездеход на перевал. Мотор вездехода наконец-то разогрелся, завелся, «Кировец» вернулся на полигон. Оставшуюся часть пути с перевала под горку и затем по ровному месту, вдоль долины ручья Снежного вездеход прошел самостоятельно. Санька загнал его задом на крутой склон горы, врубил ручной тормоз и оставил в таком положении до утра.

Третья (и последняя) стоянка Вешкапского отряда располагалась на захламленной территории старой базы поисково-разведочного отряда Петра Уралова. Два итээровского домика нахо­дились в довольно приличном виде, новые бродяги поселились в них, установили свои печки и стали жить-поживать да евражек развлекать. Обустроившись, они помылись в отлично сохранившейся бане, переоделись в чистое, приобрели бодрость и энергию, необходимые для дальнейших работ.

Знакомство с оловянно-вольфрамовым месторождением Снежным Денис начал с экскурсии в верхнюю штольню. Васька бывал здесь и раньше, он знал куда идти. Набрав свечей и соорудив переносные подсвечники, полевики поднялись на гору Выскып, подобрались к заброшенной штольне и с опаской вошли в нее.

История разведки месторождения Снежного сложна и драматична. Оно было детально изучено на поверхности и оценено как среднее по запасам олова. Буровые скважины подтвердили наличие рудных жил на глубине. Первая штольня, пройденная на горизонте восемьдесят метров от поверхности, тоже показала неплохие результаты. И вот, для того, чтобы подсчитать запасы по самой высокой категории «А», была пройдена еще одна   штольня, выше первой на горизонте сорок метров. Тут-то разведку и постигло жестокое разочарование - выработка оказалась пустой. Точнее, она вскрыла только один кварц-касситеритовый прожилок мощностью один сантиметр («тоньше письки», как говорили горняки). Рудные тела, вскрытые на поверхности канавами, на горизонте сорок исчезли, выклинились, запасы металлов резко сократились, месторождение из среднего превратилось в мелкое.

Компенсируя отсутствие рудных тел и принося свои глубокие извинения, штольня преподнесла людям другой сюрприз - огромный (до трех метров) раздув пустой кварцевой жилы с гнездами-занорышами гигантских кристаллов горного хрусталя и черного прозрачного кварца-мориона. Все, кто имел доступ к выработке, проникали в жилу, кувалдами и ломами выбивали коллекционные кристаллы, растаскивали их.  «Осталось ли там что-нибудь?» - думал Денис. Пройдя устье штольни, снаружи занесенное снегом, а внутри покрытое великолепным, сказочным убранством из снежно-ледяных звездчатых кристаллов, рудознатцы, ведомые Маркиным, отыскали на стенке выработки тот самый убийственный касситеритовый прожилок, отобрали образцы и прошли дальше к забою. Не доходя до него, они увидели глубокую яму с остатками вдребезги разбитого морионового гнезда. В отвалах этой выработки экскурсанты нашли лишь несколько мелких призматических кристаллов и довольствовались этим. Правда, задрав свечи над головой, они увидели в потолке крупный кристалл, но дотянуться до него и отбить молотком было невозможно. Васька от досады взвыл:«Вот гады, все вычистили, ничего не оставили!» Так, наполнено красотой снежно-кварцевого подземелья, но с пустыми рюкзаками, поисковики вернулись домой. Ограбленная проходчиками и покинутая хозяйкой Оловянной Горы штольня осталась далеко вверху,  за облаками. «Наверно, мы последние, кто был там», - сказал Денис.

Все рудные поля,  сколько их видел геолог представляют собой отравленную металлами пустыню, лишенную растительности. По периферии ореолов рассеяния распространены лишь мхи и лишайники, а на сплошь задернованных увлажненных участках произрастает лишь самая неприхотливая и жизнестойкая трава - пушица влагалищная, образующая кочки. Так было и на Выскыпе. Но кое-какая живность,   встречалась и здесь. Один раз среди гранитных глыбовых развалов Денис узрел двух рыжеватых горностайчиков. Зверьки стрекотали, прятались в глубокие зияющие трещины и снова высовывали невероятно симпатичные мордашки. Они были встре­вожены, видимо, под камнями у них было гнездо с малышами. Денис, замерев, долго стоял и фотографировал зверюшек. А в долине,  среди развалин баз Иультинской ГРП и поисково-разведочных отрядов обитали евражки, большие любители обсадных труб, и лемминги,  бегающие по старым помойкам.

Однажды Денис, Василь и вездеходчик Саня увидели в окно палатки самую настоящую раскрасавицу-лису, которая рыскала – вынюхивала - танцевала между каркасами палаток, охотилась на леммингов.

- Ух ты, какая красивая! Вот бы добыть на воротник! - воскликнул Саня.

Из оружия в отряде был только Васькин пистолет. Абсолютно уверенный в том, что попасть в движущуюся лису из него невозможно, Денис ради хохмы предложил:

- Дай ему, Вася, свое табельное оружие, пусть попробует.

Маркин нехотя вытащил из вьючного ящика пистолет, зарядил его, протянул взволнованному, дергающемуся Саньке. Через минуту раздался выстрел. Затем второй, третий... Тишина. Заходит Санька с улыбкой до ушей, бросает на пол мертвую лису.

- Вот, получайте.

От стука о доски упавшей тушки Денис содрогнулся. Он был в шоке.

- Ты смотри, все-таки попал! - восхитился Васька.

- А я двумя руками, с колена, как учили! Я же мент, вы не забывайте, я тренированный! - веселым голосом пояснил свою удачу стрелок и засмеялся. - А дальше что?

 - Снимай шкуру, раз убил.

 - А как?

-   Ты кроликов в детстве обдирал?

- Ну… да... припоминаю..., - неуверенно произнес охотник, взял лису за задние ноги и поволок ее в баню.

Через полчаса он появился, шмякнул на стол несколько лоскутов мокрой рыжей шерсти и хвост - отдельно.

- Ты... ты... что ты натворил? - вытаращился на него Денис.

- Шкуру снял.

- Где? Как?        

- На берегу ручья. В воде.

- Надо ж было лису подвесить за задние лапы на стенке бани, идиот!

- А зачем? Я и с лежачей содрал. В Воде. Вот только шкура порвалась и хвост отвалился...

- Убери отсюда эту гадость!

- А мне лисья шкура не нужна, мне некому дарить, - оскалился Саня. - Вася, возьми, высушишь и жене подаришь.

- Ты чего? На хрен она мне сдалась, такая рвань, из нее ничего не сделаешь. Четыре куска и пятый хвост. Хых! Вот это разделал!

Денис глубоко раскаивался в своей инициативе, он понял, что принял грех на душу. Он долго переживал это варварское происшествие. Такое изящное грациозное яркое, изумительно красивое творение природы было погублено зря.

Вскоре после этого поганого случая, осквернившего Вешкапский отряд, Саня погнал свой вездеход на Иультин, прихватив школьников Колю и Лешу. Из Иультина попутным транспортом мальчики добрались в Нырвакинот. С ними Денис отправил рапорт начальнику экспедиции с просьбой оформить задним числом проработавших сезон ребят и приложил к нему табель учета рабочего времени - для ОТИЗа. Эти документы Оля Доценко передала Крюканову.

В поле, на ручье Снежном, остались двое - начальник отряда и геолог. В тишине и уюте они проводили камеральную обработку полевых материалов. Каждый вечер в палатку набивались лемминги, они собирались в теплом уголке, за печкой. Денис кидал им остатки сухарей и галет и зверьки их с жадностью грызли. Шустрые, серые комочки бегали, суетились, дрались за пищу и пищали. Все это было терпимо и даже забавно, но только в то время, когда Денис сидел на нарах за столом и работал. А ночью, когда он залезал в кукуль, маленькие бесхвостые мыши в поисках еды носились по всей палатке, забирались на стол и нары, мелко-бисерно топотали коготками по кукулю, ползали по лицу геолога, копошились в бороде и норовили проникнуть внутрь теплого мехового мешка. Денису такая интимность была отвратительна, он прогонял грызунов. В конце концов, он перестал их подкармливать и объявил войну - пулял в них «собакитами» - ненужными образцами горных пород   и другими предметами. Постепенно лемминги исчезли, ушли. Денис стал спать спокойно.

Для проведения аэровизуальных наблюдений и вывоза проб Денис вызвал вертолет. Заказ был выполнен. Улетели пилоты, оставили полевикам посылки от жен - лук, куриные яйца и большую бутылку венгерского рома «Матра». Геологи приготовили необыкновенный, богатырский ужин. В большой чугунной сковородке они и зажарили десяток яиц с луком, вывалили туда же две банки тушенки и перемешали. Палатка наполнилась ароматно-аппетитным паром. Ром был выпит, говяжье-мясная яичница съедена, геологи захорошели. Они блаженно возлежали на кукулях, слушали спидольную музыку и философствовали.

- Раз в году бывает праздник и в аду, - сказал Денис.

- Да, Райка у меня хоть и хохлушка, но баба хорошая, сообразительная, - отозвался румяный, пышущий жаром геолог. - Догадалась «Матру» прислать. Крепкая, зараза, а, Иваныч? Ха-ха-ха!

- Все замечательно, Вася, хорошо живем! План выполнили, образцы и пробы отправили, имеем право отдохнуть. Завтра начнем собираться до дому.

Укладывая вещи, Денис залез под нары за сапогами и увидел, возле стенки палатки слабо мерцающие грани каких-то камней. «Что такое? - удивился он, взял один образец, вытащил на свет. - Ба, да ведь это морионы, отличные кристаллы из верхней штольни!    Вот так сюрприз! Это, наверно, Петя Уралов их забыл или бросил за ненадобностью. Спасибо, Петя, мне они очень нравятся». Взволнованный Денис извлек из-под нар все морионы, разложил на столе - красотища! Налюбовавшись вдоволь неожиданной находкой, геолог завернул черные прозрачные кристаллы в бумагу и сложил их в рюкзак, среди мягких вещей.

Окончательная ликвидация отряда приближалась. На утреннюю связь вышел Крюканов, заменявший отпускника Свистоплясова, сообщил пренеприятнейшее известие - Циклоп оформлять ребят рабочими Вешкапского отряда не разрешил, платить за работу отказался. Более того, он пытался возбудить против начальника отряда уголовное дело за эксплуатацию детей, звонил прокурору, советовался, как это преступление лучше оформить. Каков подлец!

Взрослыми рабочими не обеспечил, о том, что в Вешкапском отряде работают несовершеннолетние школьники знал с самого начала сезона, даже видел их на погрузке машины и похвалил -молодцы, дескать, ребята, интересные у вас будут каникулы! Неужели он думал, что парнишки будут вкалывать бесплатно? В душе у Дениса поселилась тревога, ведь он пообещал пацанам по триста рублей за сезон. Придется, видимо, из своего кармана расплачиваться, ведь они так старались! «Ладно, приеду – разберемся», - сказал Денис   Крюканову. – «Связи конец, ждем вертолет».

Возвратясь в Нырвакинот, Денис первым делом поговорил с Крюкановым. Тот предложил выход из этого щекотливого положения, согласованный с ОТИЗом - Денис оформит на себя все копуши, составит наряды на их проходку и промывку. Если Циклоп наряды утвердит, Рахуиловна их без возражения примет и начислит деньги. Вот так. План хороший, реальный, но надо идти к Умелину с поклоном. Денис пошел, выдержал его злобный циклопический взгляд, объяснил ситуацию. Видя удрученность и смирение Доценко, Циклоп смилостивился - в предложенном варианте ничего криминального вроде бы не было. Производственный конфликт был благополучно разрешен, напряжение спало, мальчики получили свои денежки, заработанные честным полевым трудом.

При проверке полевых материалов пожалел Дениса и въедливый дракон Крюканов, отыскавший множество мелочей, за которые при желании можно было и тройку ставить. Но он не стал эти мелочи выпячивать и, учитывая хорошие поисковые результаты (была открыта новая элювиальная россыпь касситерита), согласился с оценкой «хорошо». Из-за того, что ИТР и рабочих было в полтора раза меньше, чем было заложено Рахуиловной в плановом задании на сезон, получилась неплохая экономия - по фонду заработной платы. Все показатели Вешкапского отряда - и геологические, и экономические - были таковы, что Доценко и Маркин отхватили приличные премии.

- Иваныч! - сказал растроганный геолог. - Я с тобой куда угодно пойду!

Однако ни ягод, ни грибов Денис из Выскыпской тундры не привез. Этот недостаток полевого сезона восполнился дома, в Нырвакиноте. Доценки в выходные дни всей семьей выезжали в поселок Озерный, к южному подножью Искатеньского хребта, собирали там бруснику и голубику, запасались на зиму витаминами.

Удачное завершение полевого сезона-86 стало весомым производственным подарком юбиляру Доценко - ему исполнилось двадцать пять чукотских лет. Стихами по этому поводу разродилась Инга Сосновская-Карамба.

Не перечесть чукотских речек, где наш Доценко побывал.

Сколь километров отшагал, сколь описал в маршрутах точек

За двадцать пять прошедших лет!

К тому же он еще поэт!

С улыбкой юмор сочетая, его перо, как бы играя,

Впишет скоро ваш портрет.

Когда Бог «тямы» раздавал, Денис наш, видно, не дремал.

И Тот недрогнувшей рукой отсыпал ноши дорогой.

Многосторонний эрудит - наш Нестор, Данте и Тацит,

 Твори, Иваныч, без устатку, не оставляй Чукотку-матку.

Пока сапог пар сто ни сносишь, ты экспедицию не бросишь.

Сейчас и в будущей судьбе ты нужен нам, а мы - тебе!

Одновременно с Денисом в далеком шестьдесят первом начале свою трудовую деятельность в ВЧГЭ Слава Майоров и Зина Белова. Золотарь-россыпник Майоров как геолог-мыслитель не состоялся, съемкой не занимался и постепенно деградировал. К тому же хроническая мочекаменная болезнь и гипертония не давали ему возможности ходить в поле. Слава осел в лаборатории и под неу­сыпным контролем Тамары Котовой - Кошки работал то на спектроскопе, то на шлифовальном или камнерезном станках, то слесарем-сантехником, то плотником. Он по-прежнему был мастером на все руки. Достоинства ветерана были отражены Денисом в поздравительных стихах.

С чеканной датой двадцать пять поздравить юбиляра рады.

Букет стихов от нас в награду пришла пора ему принять.

Геолог, мастер, фотовед, большой артист, певец и книжник,

Уже давно примерный дед и самый древний горнолыжник.

Его девиз - да будет свет! Во вспышках плазменной просыпки

 Твердит герой не без улыбки:  «Страшнее Кошки зверя нет».

А если так, желаем жить до сотни лет в Нырвакиноте,

На той же на мажорной ноте в лаборатории служить.

Ну а Зина Белова, укротительница домашнего зверя-мужа-вахтовика Альбертино, по-прежнему трудилась в оформительской.

 Четверть века - это славно, сотни карт - чудесный след.

Жизнь текла не плесом плавным, перекатом мелких бед.

Но всегда сверкала Зина ярким юмором своим,

 Им полна ее корзина - вот за что благодарим.

В институте дочка Вера, и Любаша хороша,

Мама служит им примером, мама - добрая душа.

Счастье близится к причалу. Помни, Зина - в сорок пять

Можно все начать сначала,  «баба - ягодка опять».

Осенью восемьдесят шестого в число юбиляров попал и старший геолог Иультинской ГРП Куликов Коля - Куколя, тот самый флегматично-унылый пьяница, которого на даче под Сестрорецком вспоминала Чвычкина мама. Куколя сидел на колонковом бурении (КБ) и тщетно ждал вызова в Алжир. Денис воспел Куколю:

Трудолюбивый, тихий, скромный

Разведчик наш немногословный,

Тебя любя, без лишних слов

Мы поздравляем. Будь здоров!

Еще желаем мы тебе махнуть в загранкомандировку

 Потом, не растеряв сноровку, вернуться снова на КБ,

Все, что возможно, разбурить и ГОКУ клады подарить!

Под мощным воздействием внешних обстоятельств (полусухой закон, недостаточность талонов на спиртное, неудачи геофизических работ при поисках скрытого оловянного оруденения вокруг Иультина, конфликты с начальством, уговоры жены) уволился из экспедиции главный геофизик, кандидат технических наук Марк Серов. В Нырвакинотском фьорде раздался жалобный, заунывный хор-плач сотрудников ученого - производственника.

Ужель сказать «прощай» пора? Неужто Марк Чукотку бросил?

Геофизических вопросов осталась ведь еще гора.

Ну на кого ты покидаешь тобой любимый каротаж?

Кому заботу оставляешь - экономический мираж?

Кто в «кумпол» скважину направит? Ответа нет. А Ленинград

Тебе, конечно, будет рад и без талонов предоставит

Преображенный виноград.

И теща тянет, понимаем. Но помни: коль наскучит - ждем

Так где-нибудь в апреле-мае. Мы вертолет грузить пойдем.

Желаем жизни не унылой и витаминов через край,

Чтобы мужской могучей силы хватило на десяток Раз!

Юбилейный для экспедиции год закончился пятидесятилетием Геннадия Цукина.

Года гирляндами висят. Почтенный возраст пятьдесят

 Звучит торжественно и чудно, золотоносно, горнорудно!

И седина, и много чести, и говорим тебе без лести:

Ты не куришь и не пьешь, жонке деньги отдаешь,

Тёщу мамай называешь, в баскетбол легко играешь,

Словно вечный Аполлон и красив ты и умен.

Как геолог ты прекрасен и в дискуссиях опасен,

Ты имеешь божий дар - вот какой ты юбиляр!

У кого не закружится голова от таких слов? Лесть всегда приятна. Расплывшись в самодовольной улыбке, жирный Цук лоснился и сиял.

В связи с острым дефицитом спиртного Новый год геологов не волновал и музу у Дениса не будоражил. Но подружки-оформители все-таки возбудились и нахально потребовали от штатного рифмоплета стихов, заказали ему поздравления женщинам ОЭИ (отдела экономических исследований), в котором сидели гранд-дамы Дарья Орлова и Инга Сосновская - Карамба, и камеральной группе разведотдела, руководимого Трахманом, в котором сверкала, как золотой самородок, красавица Люба Тынская. Денис отмахнулся такими экспромтами:

1. С новым годом ОЭИ! Милые подружки,

Поднимаем мы за вас с чаем полны кружки!

Будьте счастливы всегда, забывая про года,

Про года-годочки, про лихие ночки.

2. С новым годом, трахманы! Счастья полные штаны

 Вам желаем в новый год. Вот.

Кирилл Пухов, сидевший за соседним столом, прочитал «стихи», ухмыльнулся и добавил:

- Если что-нибудь не то, то поэт - инкогнито.

Денис рассмеялся и, дописав пуховские строчки, отнес озорные стишки оформителям, положил Лорику на стол и быстро смылся. Позади его раздалось энергичное ржанье.

Юбиляр-геолог Цукин завершил старый год, а новый, 1987 год открыла экономист Дарья Орлова, сотрудница Занозы, мать-одиночка, драматическая актриса районного масштаба, древняя подруга Инги Сосновской, достигшая северного пенсионного возраста - пятьдесят лет. Любимой ее ролью в детских новогодних представлениях бьла Баба Яга и Кикимора. Со знанием всех ее особенностей Денис написал:

Нам к этой дате вспомнить впору и ОЭИ, и Кикимору,

ДК, театр и Занозу, его убийственную прозу,

Его оригинальный смех. Карамбу вспомнить нам не грех.

А впрочем, хватит вспоминать - пора заздравный тост поднять.

Настал желанный юбилей, прошли чукотские годочки.

Об этом, Даша, не жалей, в тебе прошло - вернулось в дочке.

Хотя, конечно, не совсем - ведь ты у нас неповторима.

В проектных танцах СУСНо-прима и в драме прима,- ясно всем.

Так будь всегда крепка, как «Матра»,

Сияй повсюду и всегда, звезда народного театра,

Проектно-сметная звезда!

Забросившего народный театр Дениса Доценко Дарья уговаривала вернуться к артистической деятельности для того, что сыграть с ней вместе, последний раз, одну -единственную вещь - пьесу «Качели для двоих». «Я так этого хочу! У нас с тобой здорово получится, а, Денис! Давай сыграем!», - говорила она, восторженно глядя на улыбающегося геолога огромными коричневыми глазищами. Денис был неумолим - если он откуда-то уходил, то уходил навсегда.

Камеральные работы продолжались. Геолог Вешкапского отряда Вася Маркин к длительному сидению в кабинете и написанию каких бы то ни было глав был совершенно не способен. Составляя предложения, он неимоверно мучился, кряхтел и потея, морщил лоб и ерошил волосы. Все, что им было накарябано, Денису пришлось переписывало заново.  «В камералке Вася круглый нуль, а в поле - незаменимый трудяга»,- говорил он Крюканову, проверяющему главы.

Зимний быт семьи Доценко был разнообразным и интересным. Много времени у них отнимали школьные дела. Дениса против его воли вовлекли в родительский комитет, он был членом жюри на конкурсе участников школьной художественной самодеятельности. Прилетел на каникулы сын, студент Ленинградского горного института Вася. Удивляя старшего брата, Коля совершил ряд «подвигов». Начал он с тоге, что устроил в подвале пожар - уходя, не потушил свечку. Выгорело несколько соседних каморок с деревянными перегородками. Пожарники, пробив­шись сквозь густые клубы дыма, без труда установили очаг возгорания, причину пожара (короткое замыкание в недействующей электросети) и ви­новника пожара - хозяина каморки Дениса Доценко.

В конце января, в пятницу вечером, к Доценкам зашла пьяная Валя Пухова и, остановившись у входа в кухню, курила «Беломор». Денис стоял напротив ее, в узком коридоре, спиной к туалету. Вдруг появился Коля и, протискиваясь в кухню, толкнул отца. Денис, отступая назад, споткнулся пяткой о порожек, туалетная дверь распахнулась и он внезапно, лишившись опоры, грохнулся правой стороной спины на унитаз. Женщины - Валя и Оля – рассмеялись. Валя от смеху аж зашлась-закашлялась, а упавший почувствовал под лопаткой тупую боль и решил, что сломал ребре. Он с трудом поднялся, отдышался, пощупал ушибленное место - да нет, ребра вроде бы целы - и успокоился. Однако внутренняя боль, особенно при вдохе, не проходила. Денис обратился к терапевту, сделал флюорографию и с удивлением узнал, что у него - посттравматическая пневмония. Денис получил больничный лист н начал принимать уколы пенициллина. Две недели он сидел дома, на работу не ходил, а только в поликлинику, в процедурный  кабинет. Вот такие зимние каникулы устроил Коля отцу.

Третий Колин подвиг - подледный лов мелких крабов-пауков (вместе с Михой Виноградовым). Притащил он их с бухты в большом количестве, вся семья сидела на кухне вокруг тазика с вареными крабами и поедала их, хрумкая и высасывая вкусный сочок из лапок и клешней. Карликовыми крабами Коля как бы компенсировал предшествующие грехи.

В марте отличилась и Денисова дочка Катя - она притащила с улицы маленького пушистого  (длинношерстного) щенка, оказавшегося девочкой. Ласковую симпатичную собачку назвали Веснушкой. Она стала приятной иг­рушкой, любимицей семьи, украшением домашнего быта.

В МЖД-87 стенгазета «За недра Чукотки» поздравила с двадцатипятилетним стажем секретчицу Тамару Заболоцкую.

Отделу первому служу, но стаж в секрете не держу.

 А сколь имею полных дет – вот это, мальчики, секрет.

 К этому времени прославленный хор ВЧГЭ превратился в сугубо женскую организацию.

Разбежались мужички кто куда,

Все по норам, как жучки - не беда.

Сами будем басом петь - ну и что ж,

   Все  равно будем иметь хор-хорош!

Достиг чукотского двадцатипятилетнего стажа и любимец женщин, тяжелоатлет, крупный общественный деятель, геоморфолог-россыпник Адам Рубанович.

Не отходя от важных дел, ликует весь разведотдел.

О, Рубанович! Ты в почете! Не зря в президиуме бдишь.

Отличник в деле и в отчете, ты на Доске орлом глядишь!

Идешь по жизни только прямо (хоть осторожен и хитер),

На лыжах бегаешь упрямо и на язык всегда остер.

Ты Соломоном предстаешь, решая трудовые споры,

И по частям златые горы ты в ГКЗ передаешь.

С буровиками крепко дружишь. Трудись, покуда не устал,

Будь благороден, как металл, которому примерно служишь.

Чего только ни выдумывал Денис ко дню геолога в стенной газе­те! И вот настал момент, когда он понял - все, иссяк, ничего нового не получается,  нет фантазии. И он решил обратиться за помощью к классикам. Он просмотрел сочинения Пушкина и обнаружил в них множество геологических мотивов, которые по своему трактовал. Свои выборки он напечатал под заголовком: «Пушким и ВЧГЭ».

«Мой дядя самых честных правил» - это правила ТБ.

«Я к вам пишу - чего же боле? Что я еще могу сказать?

 Теперь, я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать».

 - Рапорт начальницы оформительской (картосостовительской) группы Ларисы Ухановой главному геологу с просьбой о замене. «Презреньем наказать» - лишить тринадцатой зарплаты.

«Я помню чудное мгновенье» - получение премия за полевой сезон. «Как ныне сбирается вещий Олег отметить неразумным хозарам» - Олег Карбышев собирается в ГРП с намерением заказать горных мастеров за перерасход аммонита.

«Цыгане шумною толпою по Бессарабии кочуют» - смена буровой вахты у винного магазина.

«Бойцы вспоминают минувшие дни» - разговоры в туалете-курилке, единственном месте, где встречаются геологи.

  «Приветствую тебя, пустынный уголок» - библиотека ВЧГЭ.

«Воротился старик ко старухе, рассказал ей великое чудо» - все в маршруты парами ходили, вездеходы бегали исправно, ни одного торсиона не сломали  (рассказ ветерана-полевика).

«Все кончено: меж нами связи нет» - в эфире полная непроходимость (радистка Галя Луговая - сезонным отрядам).

«Певец Давид был ростом мал, но повалил же Голиафа» - маленький лысенький Гольденблат спихнул с кресла главного геолога СВГУ лохма­того гиганта Городецкого.

« Что слава? - Яркая заплата на ветхом рубище певца.

Нам нужно злата,  злата,  злата. Копите злато до конца!» - награждение экспедиции знаменем МинГео призыв к поискам погребенных россыпей.

 «Ищи в чужом краю здоровья и свободы, но Север забывать грешно», - напутствие отпускнику.

 Твердили: «Истина нагая в колодезь убралась тайком» -И, дружно воду выпивая, кричали: «Здесь ее найдем!» - «Истина в воде» - лозунг Зои Щукиной.

«Что день грядущий мне готовит?» - ария Умелина о перестройке.

«Весна, весна, пора любви, как тяжко мне твое явленье» - монолог Свистоплясова. Пора отряды в поле отпралять, а вездеходы не отремонтированы, рабочих нет.

«Дар напрасный, дар случайный» - знамя МинГео.

«В поле чистом серебрится снег волнистый и рябой» - зимняя песня вахтовика.

«Воды глубокие плавна текут, люди премудрые тихо живут» - большинство работников ВЧГЭ, умненькие - благоразумненькие обыватели.

«Дела давно минувших дней, преданье старины глубокой» - открытие месторождений.

«И было в самом деле так. Немой, недвижный перед нею,

  Я совершенный был дурак со всей премудростью своею», - экзамен по ТБ. Геолог перед экзаменационной машинкой «КИСИ».

«Соперники в искусстве брани, не знайте мира меж собой!» -  призыв к соцсоревнованию между буревыми бригадами.

«Еще одно последнее сказанье - и летопись окончена моя» - мысль гео­лога, написавшего заголовок последней главы отчета – «Заключение».

«Пора, пора! Рога трубят!» - вылет в поле.

«И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет» - перестройка.

 «Привычка с выше нам дана: замена счастию она» - жизненное кредо ве­теранов экспедиции.

«Им овладело беспокойство, охота к перемене мест» - весеннее чувство геолога, рвущегося в поле.

«Любви все возрасты покорны» - любовь к полю. В поле - юноша школьник и ветеран-пенсионер Пухов (Колючинский отряд).

«Через леса, через моря колдун несет богатыря» - вертолет МИ-4 везет в поле Дубова.

«Не ходи подслушивать песенки заветные, не ходи подсматривать игры наши девичьи» - оформители  главному геологу.

В день геолога Денис написал  для гитарного ансамбля «Поисковые ребята» частушки на злободневные темы (годовой обзор деятельно­сти ВЧГЭ). Геологи, видя плачевное состояние дел в экспедиции, страшно удивились, когда была кем-то там наверху определена как лучшая на Северо-Востоке (или даже в России) и получила очередной раз переходящее Красное Знамя МинГео СССР.

Нам вручили знамя смело за победы прошлых лет.

Удивительное дело – лучше нас в Союзе нет!

В сезон-86 отличился Сергей Крага – возглавляемый им Ирвынейвеемский отряд ГГС открыл рудопроявление олова Грибное, расположенное в высокогорье. Тем не менее техсовет под председательством Колечко поставил ему тройку. Обиженно-возмущенный Крага обратился с жалобой к начальнику экспедиции Умелину – другу генерального директора Каталенко. Циклоп собрал новый техсовет и настоял на оценке «хорошо», спас Серегу. Вот тут-то, наконец, и сработал Крагин блат.

Больше всех досталось Краге – чуть трояк он ни схватил

За дела и за бумаги, но Умелин защитил.

Поднебесных руд запасы недоступны нам пока.

Чтоб канавы там наметить – где найдете чудака?

Хорошие результаты выдал Юра Благоволин, проводивший поисково-съемочные работы в пределах вулканической зоны, включающей обширные и высокоперспективные комплексные ореолы рассеяния серебра, свинца, цинка, меди, мышьяка (данные хасынских геохимиков). В пределах одной аномалии Чвычка обнаружил проявления массивных полиметаллических руд с невысоким содержанием серебра.

Благоволинские руды прояснили наконец,

Что искать теперь мы будем цинк, железо и свинец.

Не найдя в Восточно-Чукотской вулканической зоне ничего лучше, чем Пепен, экспедиция в десятый раз вернулась туда. Старательская артель Асеева-Махно россыпушку отработала ушла, оставив кучи все еще золотоносных отвалов, подвергшихся переопробованию.

Лишь на Пепене в отвалах Клинов золото нашел –

От старателей осталось, это очень хорошо!

Там бурить-бурить мы будем на курганах и буграх.

Или что-нибудь добудем, иль – увы! – потерпим крах.

Заканчивая площадное литогеохимическое опробование Чаанталь-Телекайской площади Владимир Веник и Иван Глухарев.

Про руду-руду-руду-да Веник с Ванькою поют.

Геохимики покуда нам такой ответ дают:

«Мы не видим в том плохого, что с ответом не спешим.

Где же точки Серпухова мы когда-нибудь решим».

Но найдя в перивулканической зоне ничего лучшего, чем Экуг, экспедиция в десятый раз вернулась на него. Для этого были веские основания. Новую кашу заварил Петр Польский. Изучив все отчеты по месторождению, он убедился, что разведанные и переданные в ГКЗ Лепеш­киным рудные тела  (грейзенизированные дайки гранит-порфиров) - это далеко не все, что может дать Экуг. Мощные и протяженные полиметаллические зоны вo вмещающих дайки осадочных породах тоже оловоносны и могут иметь промышленное значение  (об этом Денис знал и писал, когда еще был старшим геологом рудной разведки). Причем эти зоны распространены не только на самой горе,  но и к западу от нее, в сто­рону золоторудного месторождения Туманное.

Поисковые ребята возвратились на Экуг

Там теперь такая буча - возросли запасы вдруг!

Польский давал такие смелые прогнозы, что магаданское начальстве, ахало и хваталось за голову – как же раньше до этого не дошли - не дотумкали! Ах, какой молодец этот Польский, месторождение возродил! Запасы утроил!

Петр Польский обещает сделать новый Иультин.

 Он о руднике мечтает, все мы этого хотим.

Как на море Амгуэмском будет город Петроград.

ЛЭП протянут на канавы, Кукуленко будет рад.

Вот такие грандиозные,  эпохальные события грезились оптимистам на правобережье нижнего течения славной реки Амгуэмы. Польский вертел в пиджаке дырку для ордена. Ну а обыкновенные серые геологи сезонных  полевых отрядов спокойно, методично сидели за своими стенами, писали, рисовали, камералили.

Камералка-камералка, трудовая тишина.

Тонны нам бумаг не жалко - в них продукция видна.

Свистоплясов ввел порядок - лишь один приемный час.

А не во время зайдете - матюком прогонит вас!

Начальником буровой партии был в это время Жopа Тынский, пришелец из Чаунской экспедиции, где прославился убийством трихинилезного медведя и отравлением целого отряда. Жора - высокий красивый брюнет с черными гусарскими усами, муж обаятельной Любы, с которой Денису посчастливилось поработать на камералке в 1976 году. Попав в Буровую ГРП, Жора быстро проявил свои деловые качества и вырос до начальника, успешно выполняющего плановые объемы буровых работ.

Если петь не могут сами, за разведчиков споем.

Жору Тынского с усами мы хвалить не устаем.

Буровая партия гремела, она постоянно была на слуху, причем вовсе не потому что имела высокие производственные показатели, а из-за «подвигов» шумной оравы рабочих-вахтовиков, периодически прибывающих в поселок и убывающих из него. Они были хорошо заметны,  эти зимние полевики, потому что составляли самую активную, крикливо-матершинную часть гигантской очереди в винный магазин, расположенный прямо напротив райкома КПСС. Талоны на спиртное были отменены, но бутылки выдавались по норме, в ограниченном количестве и брались с бою, в беспорядке жи­вой очереди, в дикой давке, с воплями и бранью. Смертельно жаждущие выпивки полевики-буровики проникали в заветную дверь даже сверху, с крыши ныряя вниз головой с переворотом на спину, а также подброшенные товарищами с улицы, по головам и плечам орущих конкурентов, блокирующих вход. Вырвавшись из магазина и выпив добытую порцию, буровики возвращались в очередь и с еще большим энтузиазмом прорывались в магазин. И так изо дня в день, пока шла торговля. Если же культурной бутылочной выпивки не хватало (а ее не хватало всегда), работяги не гнушались и баночным синтетическим моющим средством, которое называлось «лана».

Ах ты лама, ух ты лана, до чего ж ты хороша!

Любим лану без обмана, от нее поет душа.

A коньяк душа захочет, тут уж братец, не зевай –

В магазин иди с полночи, очередность забивай.

Стало две законных, вахты – полевая и к вину.

Целый день у магазина на морозе - ну и ну!

Едут в поле - ух ты, ах ты - все с тяжелой головой,

От тяжелой винной вахты отдохнуть на буровой.

Ах ты вахта, ух ты вахта, пересменка трудная.

Тяжела же ты, разведка, россыпная-рудная!

Машина-вахтовка («хозяйка») возила-развозила не только вахтовый смены, но и конторских- камеральных работников экспедиции, проживающих на тринадцатом километре Чукотской трассы. Из-за поломок и не хватки запчастей машина часто простаивала и люди добирались на работу с опозданием в несколько часов. «Поисковые ребята» по этому поводу, критикуя автотранспортное хозяйство, пели:

Трынди-брынди балалайка, в АТХ у нас хаос.

В гараже стоит «хозяйка» без руля и без колес.

МТС наш расширяют, расцветает штат-букет.

Грандиозных планов много, торсионов нет как нет.

С тех пор, как генеральным директором Северо-Восточного производственного объединения стал супермен Каталенко, а главным геологом Лазарь Гольденблат, оно (СВПГО) озверело. Проекты ВЧГЭ на производство полевых работ браковались и один за другим возвращались на утвержденными на переделку. А время шло!

Что с проектами творится? Возвращают всe подряд.

Вот завал, как говорится, сроки заживо горят!

Без финансов жизнь плохая, не годится никуда.

Снова пишем мы, вздыхая - сколько лишнего труда!

Появилась мода на так называемую показательную графику.

Высокое начальство, не желая вникать в тонкости геологических карт и планов, требовало упрощенных, схематических изображений, на которых яркими красками выделялись преувеличенные рудные тела. На этом показушном поприще однажды отличился, достигнув абсурда, Петя Уралов. Он нарисовал предполагаемые золоторудные жилы на сдвоенных листах ватмана ярко-красной фосфоресцирующей краской, да еще в руку толщиной! Ближе пяти метров к картине подойти было невозможно – ослепляла… Зрители хмыкали и поскорее проходили дальше, а Петя стоял в сторонке и похихикивал.

 Главный геолог Сергей Колечко частенько заставлял матюкающихся оформителей бросать текущую планово-отчетную графику и выполнять бесплатную работу - рисовать показательную графику для столичных вельмож.

Много графики красивой возит в Главный в  Магадан,

Распрекрасные картины распирают чемодан.

Оформители рисуют, позабросив все дела.

 Был бы толк от показухи, а не только «ла-ла-ла».

Перестройка геологических подразделений началась сверху два года назад, когда СВГУ было переименовано в СВПГО, а начальник Управления в генерального директора Объединения. Модное слово «перестройка» прочно вошло в обиход сотрудников ВЧГЭ, геологи часто слышали его от штатных ораторов-болтунов, руководивших этой самой перестройкой. В их числе был и Штеин, зам-нач-по-хч, выдвиженец-прихвостень Мохнорылого. К пятнадца­тилетию его трудовой деятельности   Денис Доценко напивал заказные сти­хи, в которых умные люди видели изрядную долю сарказма.

Был геофизик полевой и вдруг рывок - вперед и выше!

ЗАМНАЧ! С такою булавой стал виден всем и всюду слышен.

Тебя мы славим, добрый ЗАМ, о нас забота не забыта –

Как чудодейственный бальзам она для облика соцбыта.

Ты успеваешь там и тут, все говорят: «Он много может!»

Недавно кончил институт - и с этим поздравляем тоже.

Желаем темпа не терять, в труде усилия утроить,

Пропагандировать, внедрять, себя и кадры перестроить!

Окончательно созрел, проработав на Чукотке 25 лет, возмутитель общественного спокойствия Эдуард Синицын. Разругавшись с начальством, он попал в опалу, от серьезной геологии отстранен (вот вам и ректор УГЗ!) и брошен на стройматериалы (керамзитовое сырье). «Хер с ним, - сказал Эдуард, и на керамзите до пенсии дотяну». Дотянул и получил заслуженное поздравление.

Начало вроде бы видать, но вот уж пенсия настала,

Не стоит, Эдичка, рыдать - твоя планида не упала.

Еще ты дерзок и могуч - перевернуть Чукотку можешь!

  Ты не боишься скал и круч, гранит науки жадно гложешь.

        Еще красив ты, как агат, офиолитами сверкаешь,

Олистсторомами богат, меланжем кой-кого пугаешь.

Держись, позиций не сдавай, Херсон пока что перебьется,

 Замена там тебе найдется, ты тут идеи выдавай!

Жиганом можешь быть и хватом, но не ругайся ты строй  - матом!

Сто лет греми и хохочи, как гром, с утра и до ночи.

Перестройка затронула и штаб Свистоплясова - его штаты увеличились,  там появился новый сотрудник - геолог по массовым поискам, политический обозреватель и политинформатор по призванию, бывший науканец, вернувшийся из загранкомандировки Никита Козлов. От нырвакинотских геологов-пьяниц и хулиганов - он отличался изысканностью, трезвостью, серьезностью, интеллигентностью, подтянутостью,  политической грамотностью и шикарными, как у Брежнева, бровями. Поздравляя Никиту с пятнадцатилетним стажем, Денис Доценко написал:

Пролив Дежнева и Лаос, залив Креста, Вешкап и Снежный

Пройти маршрутом удалось, документируя прилежно.

И вот - оседлый кабинет, бумажно-важная работа.

К тебе у нас претензий нет - и это должен делать кто-то.

Ты въедлив, но без слова злого (не знаешь нехороших слов),

Из всех известных нам Козловых ты- самый правильный Козлов!

Великолепно ты глядишься, когда, бровями шевеля,

Событья объяснить стремишься, их одобряя иль хуля.

Как информатор ты хорош, профорг - что надо, без подлога

На Фесуненко*  ты похож и на Шалаева**  немного.

Желаем с тем же интересом еще пятнадцать лет служить,

С ЦГГП, профкомом, прессой и с радиометром дружить.

*Фесуненко - известный политический обозреватель и телерепортер.

** Шалаев - председатель ЦК профсоюза Российской Федерации.

Перестройка сильно отразилась и на работе лаборатории -там окончательно исчезли угольные электроды и многие реактивы, без которых невозможно делать спектральный и химический анализы Особенно негодовали по этому поводу геохимики.

Без анализов придется аномалии искать,

Ну а Котова смеется: «Что ж, придется привыкать.

Пятой точкой при желанье можно в поле угадать

Всех металлов содержанье и канавушки задать.

Признак есть: где выше кларка - там тепло иль даже жарко,

Где богатая руда - там искрится борода!»

Интенсивно, с ускорением перестраивался АУП. Не выдержав, многочисленных проектно-сметных неудач и перестроечных темпов, из экспедиции в ДОЦ (дерево-обрабатывающий цех) ушел Станислав Заноза. Из начальника отдела экономических исследований (ОЭИ) -  какое громкое, претенциозное название! - он превратился вдруг в простого рабочего-распиловщика бревен СМУ. Его еще теплое место тут же замял Владимир Веник. В кресло главного бухгалтера сел молодой перспективный геофизик Зохии, инженером по ТБ вместо Чирова стал начальник бурового участка Манилов. Все надеялись и ждали, когда же произойдет перестройка в отделе материально-технического снабжения.

В МТС начальник новый - добрый, ласковый, толковый –

Скоро будет, говорят. Кто же этому не рад?

Почему этого хотели? Потому что склады экспедиции по вине старого начальника - снабженца Мудренко так затоварились, так  погрязли в ненужном хламе, что дальше было некуда.

Как «друг человека» на сене, на складе Мудренко лежал.

Над каждой железкой и тряпкой наш Плюшкин ретивый дрожал.

 Но вот наступило прозренье, приходится локти кусать –

И смелость нужна, и уменье, чтоб все неликвиды списать.

В субботу, накануне дня геолога, работники экспедиции с утра пораньше стали в очередь за спиртным. Все пьющее население по­селка, солидарное с геологами, тоже пожелало забутылиться. Давка была колоссальной, буровая вахта совсем озверела, устроила мощный прорыв с дракой, появилась милиция, установила относительный порядок, Народ сильно нервничал. Мысль о том, что водки или коньяка может не достаться, повергала в ужас. Участвовал в этой светопреставлении и Денис Доценко - ему повезло, купил - таки бутылку!

Вскоре после драки у винного магазина вдоль стены было сооружено металлическое ограждение и народ двигался по узкому каналу к магазинной двери монолитной, туго сжатой струей, мед­ленно-медленно перемещался, как скот на бойню. Выйти с бутылкой тоже было непросто, нужно было протиснуться, прорваться сквозь пробку из плотно сбитых, сплющенных тел жаждущих потребителей алкоголя. Зато вынырнув из раздува, изрядно помятый и потрепанный, но безмерно счастливый обладатель двух (больше не давали) бутылок вдыхал полной грудью и спешил домой - реализовать продукцию.

Однажды Денис сказал коммунисту Пухову:

- Видишь, что делает твоя партия с народом? Издевательство натуральное!

Пухов пошевелил губами, жамкнул челюстью и ответил:

 - С варварскими привычками и бороться надо варварскими методами!

Ох ты! Он разделял политику партии в алкогольном вопросе! Потому что сам в многочасовых нервных очередях у винного магазина никогда не давился и от ограничения на спиртное не страдал. Его жена - работ­ник Смешторга - таскала домой бутылки, минуя прилавок магазина, так что, Киря, я в перестройку, в период антинародной-антиалкогольной кампании своих гастрономических привычек не менял. Две категории поселкового населения от новой алкогольной политики не пострадали - торгаши и райкомовские работники, так называемые «белые люди», по-прежнему (по-Брежневу) получающие дефицитные продукты через задние проходы магазинов. Это была особая, блатная каста, к которой благодаря жене относился и стеснительный Киря Пухов, розовый воришка, баловень судьбы.

Своей производственной деятельностью ветеран Пухов был доволен. Он написал отличный (по мнению гооморфолога-россыпника Рубановича) отчет и получил за него огромную, небывалую для сезонных отрядов премию. По убедительным прогнозам и настоятельным рекомендациям Пухо­ва, изложенным в отчете, развернулись во всю ширь и мощь буровые по­исково-разведочные работы по долинам рек, впадающих в Колючинскую гу­бу. За смелые прогнозы погребенного россыпного золота и прошлые зас­луги при руководстве ЦГГП Кирилл   Пухов, получил третий орден - Знак Почета. Правда, результаты буровых работ на Колючинской низменности были отрицательные и в конечном счете там так ничего и не нашли,  зато туда, как и в пустую Ванкаремскую низменность вложили   большой метраж буража, на котором буровики хорошо заработали, а это - главнее, в геологоразведочном деле.

Совершив по достоинству оцененный колючинский трудовой подвиг, неугомонный старикан взялся за составление листа Государственной геологической карты масштаба 1:1000000 (новая серия), охватывающего Чукотское море, остров Врангеля и часть материка с мысом Шмидта во главе. Пухов слетал в поселок Мыс Шмидта, где, базируясь в гостинице, посетил хорошо изученные ранее в береговых обрывах коренные выходы пермских пород, набрал множество образцов в позднепермской флорой. Хотел он побывать и на острове Врангеля,  но туда, показав автору ли­ста шиш, с группой американских геологов проник редактор этого листа Городецкий. Пухов на него сильно обиделся и обозвал гадом, потому что ему самому очень хотелось побывать на острове и посмотреть палеозойские породы, прикоснуться к Гиперборее.

И вот поля позади, осталась камералка, рисовка карты, написание объяснительной записки к листу - долгая рутинная сидячая работа. В начале июня 1987 года гиганту геологической мысли исполнилось шестьдесят лет. Юбиляра чествовали в актовом зала экспедиции, Карамба декламировала стихи Дениса Доценко.

Могуч и славен ветеран! Грудь в орденах, чело сверкает,

Дееспособности фонтан в нам никогда не иссякает.

Но вот геолог-аксакал в оазис тихий прискакал.

Куда ж теперь его влечет? Неужто нет желаний боле?

Как бы ни так! Покой, почет - все променял бы он на поле.

С природой он всегда на ты, так пусть же сбудутся мечты.

Цветущей тундры запах нежный желаем вечно обонять,

Хребет скалистый, белоснежные на синем фоне рисовать.

Обмывали юбиляра у него дома да часу ночи,  поднимали тосты за его трудовые успехи, за его ордена. Пухов заявил, что лучше бы вместо последнего ордена ему дали персональную пенсию. Неожиданно как-то выпивка кончилась и еле державшаяся на ножках хозяйка объяви­ла чай. Женщины поддержали ее - правильно, пьем чай, а то завтра на работу. Гена Цукин возмутился, потому что пить по ночам чай он не привык, он предпочитает до утра пить вино или заменяющий его напиток. Денис Доценко и Евгений Виноградов тоже еще не были удовлетворены. Цук предложил: «Ребята, идемте ко мне домой, у меня есть бутылка коньяка».

Недопитая троица, покинув пуховскую чайную компанию, пришла в Цукину и уселась у него на кухне  (Генкина жена, поворчав затихла в спальне). Приняв дополнительную порцию алкоголя, Денис и Евгений почувствовали себя очень хорошо и, распрощавшись с уснувшим за столом хозяином, вышли на улицу. Денис сказал другу: «Женя, постой здесь, подожди меня, мне отлить надо».  Он спрятался за кон­тейнером, справил малую нужду, а когда вышел оттуда, Виноградова нигде не обнаружил, того и след простыл. Денис в одиночку, самосто­ятельно отправился домой. Стоял полярный день, на юге,  за морпортом, всходило солнце...

Проснувшись, Денис с удивлением осмотрелся: «Где я? Почему лежу на полу? И что это за глухая пустая комната без мебели и без окон? Куда, черт возьми, я попал?» Дверь есть, но железная   и с зарешоченным окошком. Под головой вместо подушки - старая вонючая телогрейка. Денис застонал: «О, Боже, как хочется пить! И пузырь лопается, в туалет надо...» Он встал, постучал в дверь. Появился улыбающийся милиционер.

- Ага, оклемался. Чего тебе?

- Пить хочу.

- Что, трубы горят? Иди, попей. Вон туалет.

Денис отлил, попил холодной воды из-под крана и ему стало немного легче. Он догадался, что арестован и находится в КПЗ - камере предварительного заключения. У него сильно болела левая рука. Закатав рукав рубашки, арестант увидел, что она такая синяя, что аж черная.

- Что же вы мне руку-то выломали? - спросил он мента, внимательно наблюдающего за ним (чтоб не дал деру).

- А ото капитан Митичкин постарался, -охотно ответил молодой слу­жака, сержант. - Он тебя сюда привел.

- За что?

- А ты проходил мимо милиции, вот он тебя и доставил по назначению.

- Когда меня отсюда выпустят?

- В конце рабочего дня. Ложись, отсыпайся.

Но сон к Денису уже не шел. Впервые в жизни он попал в такое за­ведение. Лежать на голом жестком поду и смотреть на голые казенные стены с ядовито-зелеными панелями и серым потолком с лампочкой на коротком шнуре, никакого удовольствия не составляло. То, что он видел и ощущал,  было похоже на фильм ужасов. Заключение в одиночной камере, лишение  свободы и возможности поправить здоровье, похмелится - вот чем обернулся для Дениса пуховский юбилей. День длился как год. Денису казалось, что его мукам не будет конца. И все же вечером освобождение пришло. Дениса вывели на улицу, посадили в милицейский газик, отвезли в экспедицию, под конвоем доставили на пятый этаж  (конвоировал опять же капитан Митичкин). Там сидел Коллектив. Дениса посадили на стул лицом к Коллективу, к умненьким-благаразумненьким коллегам, я судилище началось.

Первым выступил Пухов. Прокашлявшись и жамкнув челюстью, он грустяно произнес: «Я являюсь косвенным виновником этого происшествия - Доценко был в числе моих гостей на праздновании Юбилея. Однако он один попал в милицию, потому что...

Дальше Денис не слушал, он отключился. Он сидел, глядя в пол, обливаясь потом в своей зеленой куртке на рыбьем меху, ерзал, вздыхая, утирался и думал только об одном - скорее бы кончилась эта говорильня, да уйти бы на волю, да найти похмелиться, да избавиться от этого бесконечного кошмара.

Из экспедиции великомученик вышел вместе с Виноградовым.

- Я знаю, у кого может быть коньяк, - сказал Женя.   - Единст­венный человек, у кого он может быть - это Серега Крага. Пойдем к нему.

 И действительно, корешам повезло, дал им Крага полбутылки коньяка, выручил, спас. «Он хоть и друг Мохнорылого,  но хороший человек,» -сказал Виноградов.

Начальник экспедиции Умелин-Циклоп объявил Доценке за пьянство и  прогул строгий выговор с лишением премии и права владения ведомс­твенным огнестрельным оружием.

На Пухове юбилеи не кончились. Следующим после него, пять дней спустя, принимал поздравления Эдуард Синицин, которому исполнилось пятьдесят пять.

Итак, на пенсию пора. Как быстро время пролетело!

Еще ты крепок, как гора, я молод ты душей я телом.

И к геологии любовь еще нисколько не увяла,

Эх, как бы встрепенуться вновь, начать бродяжничать сначала!

Но что поделаешь - года, заслужен отдых, нет печали.

Ты жизнерадостен всегда, коллеги это отмечали.

Живи до ста. Не забывай наш коллектив и все, что было.

Живи красиво, с жаром, с пылом, да мемуары выдавай.

Геологи-ветераны провожали Синицина два дня. На гитаре играл лабух Клевый. Денис Доценко на сей раз столкновения с милицией избежал, ему было вполне достаточно одного раза. А Синицин, уволившись из экспедиции, устроился по блату в ЦК – центральную котельную, кочегаром, где накачивая мускулы и худея прорабатывал до самого отъезда в Херсон.

 

В середине июня золотоностно-оловянно засверкал «иностранец» Алексей Воронов, недавно вернувшийся из Лаоса и достигший пятидесятилетия.

 Нет биография богаче, нет интереснее судьбы.

Ты, Алексей, джентльмен удачи, другие – если б да кабы.

Где побывал и что там видел с прекрасной Леной знаешь сам.

Себя ты в жизни не обидел, текло не только по усам.

Прошли маршруты и поля, настало время обобщенья,

Со всей Чукоткою общенье, но... без сапог и кукуля.

Еще пол лета с вином и смехом в Нырвакиноте проживай,

Материалы без огрехов трудом сидячим выдавай.

На пиру, продолжавшемся два дня, Вороновы демонстрировали тропические сувениры, богатая коллекция ярко-пестрых бабочек привела чукот­ских геологов в восторг. Алексей каким-то образом  (сунул в лапу, что ли?) после Монголии закрепился в «Зарубежгеологии». Побывав в Лаосе, который еще больше повысил его загранпрестиж и материальное положение, Воронов ждал вызов  в Африку. В этом отношении Денис откровенно завидовал товарищу и как-то по пьянке высказал свое мнение вслух. Цукин возразил: «Стари-и-к! Ты думаешь они с Ленкой счастливы? Конечно, они много ездили, много видели и заработали инвалюты, но после первой ранней дочери у них больше нет детей, Ленка рожать не может! А у тебя трое! У тебя прекрасная семья! Так что, старик, брось ты эту бодягу, пусть они тебе завидуют».

В начале июля к плеяде славных чукотских ветеранов-юбиляров присоединился Федор Свистоплясов. Он сказал:

«Все путем. Все по  уму, пятьдесят - и точка.

Мне приятно самому - в институте дочка.

Все отряды укомпле, вкалывают в поле,

На чукотской на земле, при счастливой доле.

От ребят и гор крутых вместе награждений

Оловянных,  золотых жду месторождений.

Браво, весело гляжу, не теряю смелость.

Я делами докажу, что такое зрелость».

Будь всегда таким же хватом, ВЧГЭ стальным солдатом,

Всем  геологам отцом,  разудалым молодцом!

 Весна и в поселке хороша. При солнечной погоде в выходные дни Доценки выходили в распадок на пикник, веселая, озорная «барбалонка» (барбос + болонка) Веснушка с великой радостью следовала за ними или трусила впереди, постоянно оглядываясь - туда ли бежит? Набрав полный рюкзак древ-дощечек, Денис шел по тропе на склоне долины, вел семью «на наше место» - небольшой ручеек, вытекающий из снежника с кустами ивы по берегам. Место было отличное - тихий южный склон, хо­роший обзор,  звонкий ручей с прозрачной водой. Костер, обед, чай, загар - все было прекрасно. Денис строгал-обрабатывал длинную березовую палку-ручку для геологического молотка, готовил свое основное орудие к бою.

За июнь Денис в волю насочинялся, напился, напелся, нагулялся, ему пора уже было исчезнуть из поселка, уйти в тундру, к горным породам и минералам. Он давно уже сдал Вешкапский отчет и провел предполевую подготовку по новому проекту Лево-Вульвывемского отряда групповой геологической съемки масштаба 1:50000, написанному Козловским и Николаевым. База отряда, оставшаяся от хасынских геохимиков, располагалась на берегу живописного озера Эрвынайгытгын. Район работ был Денису знаком - здесь они в Благоволиным в 1973-73 годах (двенад­цать лет назад) проводили геологическую съемку масштаба 1:200000 и составляли лист Геолкарты-200.

Лево-Вульвыеемский отряд имел следующий состав: начальник Денис Доценко, старшие геологи Анатолий и Вера Николаевы (полевой тандем), геологи Галина Типанова, Кира Борзецкая, Василий Маркин, техники-геологи Рая Маркина, Володя Терешкин, вездеходчики Перетятько, рабочие Коля Доценко с собачкой Веснушкой, Миха Виноградов с песиком Тимохой, прочие рабочие и студенты-практиканты всего двадцать два человека. В связи с острой нехваткой взрослых рабочих начальник экспедиции согласился официально принять на работу в сезонные отряды даже пятнадцатилетних пацанов.

 

С Е З О Н – 87.

            Вылет  в  поле  работников  Лево-Вульвывеемского  отряда  был  начат  первого  июля, завершился  шестого  июля, в  понедельник – тяжёлый  день. На  базе  начальник  отряда  сразу  же  обнаружил, что  в  подвале  забыты  радиометры, радиостанции  «карат», батарейки, аккумуляторы – всё  то, без  чего  немыслимы   полевые  работы. Техник-геолог  Терешкин  этим  же  вертолётом   был  отправлен  назад, в  Нырвакинет. Поскольку  у  него  была  молодая  жена, Володя  с  радостью  согласился, а  через  два  дня  доставил  на  базу  забытое  снаряжение. Состоялась  первая  полевая  баня, началась  разброска  лабазов.

           Вместе  с  геологами  прилетел  в  поле  ленинградский  учёный-ботаник  Юрий  Кожевников, автор  книги  «За  растениями  по  Чукотке». Он  бродил  вокруг  озера, собирал  гербарий.

            Девятого  июля   появились  первые  грибы  и  базу  навестил  начальник  ЦГГП  Фёдор  Свистоплясов. Кожевников  попросил  его  взять  с  собой  на  вертолёт  и, сделав  небольшой  крюк  по  пути  в  Нырвакинот, сбросить  на  правобережье  Вульвыеема. ПБ  скривился  и  спросил:

А  почему  ты  не  хочешь  сплавиться  до  Амгуэмы  на  лодке?

О,  это  было  бы  здорово, но  у  меня  нет  лодки, - загорелся, сожалея, Кожевников.

Доценко  даст  тебе  резиновую  лодку, ты  доплывёшь  до  трассы  и  привезёшь  её  в   посёлок    на  попутной  машине. А  я  её  сюда   переброшу. Денис, дашь  лодку?

Дам, только  чтоб  побыстрее  вернули, она  мне  будет  нужна.

Верну, не  боись, - пообещал  ПБ.

Так  я  прямо  сейчас  и  начну  собираться! – воскликнул  ликующий  ботаник  и  побежал  в  свою  палатку, стоящую  особняком  от  домиков  геологов, внизу  на  берегу  озера.

На  следующий  день  Кожевников  пустился  в  плавание. Провожая  отважного  ленинградца, Денис  сказал:

По  технике  безопасности  одному  в  тундре  бродить  нельзя. Как  тебя  институт  отпустил  одного?

Да  я  в  этом  году  в  отпуске, на  Чукотку  приехал  неофициально, по  собственному  желанию. К  тому  же  я  не  первый  раз  работаю  один, привык. Никакой  опасности  в  этом  я  не  вижу, - ответил  ботаник.

Мало  ли  что  может  случиться. Медведь, например.

В  отношении  бурых  чукотских  медведей  я  абсолютно  уверен  - а  человека  они    не  нападают.

Ну  что  ж, счастливого  плавания.

Махнув  рукой, Кожевников  взялся  за  вёсла.

      Десятого  июля  группа  Дениса  Доценко   (четыре  человека  и  две  собаки)  высадились  на  первый  лабаз. Всё! Организационная  суета – маята  с  загрузками – перелётами – разгрузками  - переносками  закончена. Начальник  отряда, оторвавшись  от  подчинённого  ему, ждущего  руководящих   указаний  коллектива, стал  на  индивидуальную  маршрутную  тропу. Началось  Время  Чистой  Геологии.

      Первый  маршрут  был  самый  дальний, с  подходом  десять  километров, на  коренные  выходы  берриас – валанжинских  отложений. Рабочий – радиометрист  Коля  и  собачка  Веснушка  загорали   на  лугу, жгли  костёр  и  готовили  чай. Денис  ползал  по  обрывам, зарисовывал  слои, собирал  фауну. Обратный  путь  показался  вдвое  длиннее, голодные  маршрутчики  едва  плелись, поддерживая  силы  зелёным  горошком. Затем  начались  обычные  петлевидные  поисково-съёмочные  маршруты  со  сбором  грибов  при  подходе  к  стоянке. Глядя  на  сына, Денис  сочинил  стишок:

Грибы  червяк  не  трогал, евражка  не  кусал,

Лишь  Коля  по  дороге  на  супчик   запасал.

            Техники – геологи  с  рабочими – промывальщиками     проводили  в  это  время  шлиховое  опробование  долин.

        Денис  по  рации  заказал  вертолёт  на  16  июля  и  получил  его  (это  было  удивительно – молодец, ПБ). На  второй  стоянке  грибов  оказалось  ещё  больше. Доценки  собирали  их, резали  на  дольки, нанизывали  на  толстые  нитки  и  вешали  сушить. В  одном  из  маршрутов  Коля  потерялся. Случилось  это  так. Геологи  шли  по  ледниковой  долине  с  бараньими  лбами, кое – где  поросшими  карликовой  берёзкой. На  бараньих  лбах  (отшлифованных  ледником  дочетвертичных  скальных  породах)  произрастало  невероятное  количество  чудеснейших  грибов – красноголовиков.  Увидав  такое  несметное  богатство, Доценки, конечно  же, возрадовались  и  начали  эти  первоклассные  грибочки – подосиновики  собирать. Коля  и  Веснушка  шли  маршрутом  в  сторону  стоянки, Коля  следовал   сзади. Набрав  грибов  достаточное  количество, Денис   оглянулся, ища  глазами  Колю. Пустынное  волнисто – бугристое  днище  долины  предстало  его  взору. Коля  исчез, бараньи  лбы  угрюмо  молчали. «О-го-го-го-о-о !» – проорал  Денис. В  ответ – тишина. Да  что  такое! Возвратившись  назад, встревоженный  отец  продолжал  орать, пока  не  охрип. Он  исходил  долину  вдоль  и  поперёк, всё  больше  наполняясь  тревогой  и, наконец, нашёл    засранца, вынырнувшего  из-под  земли. Веснушка  с  радостным  визгом  подбежала  к  Коле  и, подпрыгнув, лизнула  в  неё.

Чтоб  больше  такого  не  было! – рявкнул  Денис, едва  сдержавшись, чтобы  не  врезать  сыну  по  уху, и  злым  крупным  шагом  направился  на  стоянку.

           Вечерней  связью  с  базы  сообщили: приполз  окровавленный  ботаник  Кожевников – его  подрал  медведь. Срочно  требуется  санрейс. Денис, пережив  минутное  смятение, посоветовал  немедленно вызвать  «Свет-33» – специальную  районную  радиостанцию, которая  теоретически    должна  круглосуточно  дежурить  и  принимать  сигналы  «СОС». Водитель  развалившегося  вездехода  Перетятько, сидящий  на  базе, связаться  с  этой  гипотетической  радиостанцией  не  смог, раненый  Кожевников, прошедший  не  менее  тридцати  километров, был  очень  слаб  и  боялся  заражения  крови.

Он  может  подойти  на  связь? – спросил  Денис.

Сейчас  узнаю, - ответил  Перетятько.

Через  некоторое  время  Денис  услышал  тихий  голос  ботаника.

Видите, Денис  Иванович, как  получилось ...

Как  самочувствие, Юра?

Да  ничего, терпимо.

Что  случилось?

Медведь  напал  на  палатку, она  трепетала  под  ветром, была  плохо  натянута. На  меня  он  навалился  сверху, придавил. Я  задёргался, заорал. Он  испугался, тяпнул  меня  зубами  за  плечо  и  убежал. Вот  такая  история.

Держись, Юра, завтра  будет  вертолёт.

       Утром семнадцатого  июля  с  базы  звонили  по  «Карату» – рация  не  работает! Сан  рейс  вызвать  не  можем! Денис  посла  туда  пешком  народного  умельца – Терёшкина. Вечерней  связью  санрейс  был  вызван  и  укушенного  медведем  учёного  увезли  в  Нырвакинет. Денисова  резиновая  лодка  осталась на  берега  Ирвинея.

       Маршрутные  дни  с  редкими   вынужденно-камеральными  (из-за  дождей)  перерывами  шли  быстрой  чередой. Дела  в  отряде  шли  успешно, спокойно. Даже  Типанова   терпела  Миху Виноградова  и  не  особенно  возникала.  Так  ворчала  по  мелочам. Двадцатого  августа, завершив   первый  круг, Денис, коля  и  Веснушка  выполняли  маршрут-переход  на  базу. Шли  они  не  спеша, под  вьюками, с  остановками  и  чаепитиями. День  был  чудесный, небо  ясное, маршрут  затянулся. Наступила  чудесная  лунная  ночь. На  последнем   перед  базой  перевале  среди  ледниковых  холмов  возникло   круглое  тирмекарствое  озерко, из  которого  вытекал  ручей. Лунная  дорожкав  сияла  золотом  на  зеркальной  поверхности  воды. Это  было  чарущее  зрелище, но  не  оно  поразило  путников. Фантастический  вид  пейзажу  придавали  сотни  крупных, как  тарелка, белых  грибов, усыпавших  берега  озера  и  поляны  среди  кустов  карликовой  берёзки. Лунный  свет  отразил  грибной  пейзаж  в  таинственно-сказочные  тона. Набив    великолепными, «лунными»  грибами  рюкзаки, Доценки  начали  спуск  к  безымянному  ручью. Узкое  днище  долины  с  крутыми  склонами  сплошь  заросло  высокими    кустами, через  которое  пришлось  продираться  с  великим  трудом. Только  маленькая  юркая  собачка  Веснушка  несмотря  на  пышность  шубы, бежала  легко, находя  проходы  между  ветвями. И  вот  наконец, выход   из  ущелья  в  широкую  долину  Ирвинея, на  ровное  пространство  без  кустов. Впереди  база, электрические  огоньки.

Ну  и  ну! – выдохнул  Денис, вытирая  пот. Исцарапанные  руки  и  лицо  саднили.

 Настоящие  джунгли, - отозвался  Коля.

Да  дебри, - согласился  Денис. Веснушка  подтявкнула  ему.

Ну  что  ж, принято  единогласно. Так  мы  этот  ручей  и  назовём.

      Подлунно-фантастический  маршрут  был  завершён  в  два  часа  ночи. Вывалив  на  стол  огромные  свежие  упругие  грибы  и  надувшись  чаю, геологи  уснули. И  снилось  им  мерцающее  озеро, лунное  сияние  и  грибы – грибы – грибы  до  самого  горизонта. На  базе  была  заделана   вторая  полевая  баня. Денис  подсчитал – он  не  мылся  и  не  менял  одежды  сорок  четыре  дня!  Это  был  его  абсолютный  антигигиенический  противосанитарный  банно-прачечный  рекорд, достойный  любого  чукчи, монгола  или  бомжа – такие  сложились  условия  в  этом  сезоне.

      Вслед  за  группой  Доценко  возвратились  на  базу  поисковики  Марково, открывшие  рудопроявление  молибдена  на  горе  Оранжевой   (прямо  напротив  базы  через  озеро).

      На  площадке  возле  склада  стояло  чудо  техники, механическая  хохма-самодельный  трёхколёсный вездеход-каракатица  с  огромными  толстыми  воздушно-резиновыми  колёсами, сделанными  из  мазовских  камер, и  мотоциклетным  мотором. Соорудил  этот  драндулет  народный умелец, нырвакинотский  изобретатель-самодел  Терешкин. Он  ездил  на  нём  по  территории  базы  и  её  окрестностям, катал  пацанов  и  собак. Доставить  в  поле  этот   громоздкий  механизм  стоило  неимоверных  физических  и  нервных  потрясений  инженеру  Клевому  и  бортмеханику  вертолёта. Ох  и  досталось  же  Терешкину  (заочно)  при  погрузке  и  разгрузке  чудо-техники!  В  поле  большого  значения  «луноход»  не  имел, лишь  один  раз  Терешкин  использовал  его  на  проходке  кокушей  (подвозил  пробы  к  воде, для  промывки).

      Зато  другая техника-механика, которую  обслуживал  Терешкин – небольшая  бензиновая  электростанция – «АБэшка»  действовала  с  большой  пользой  и  пришлась  полевикам  по  душе. Во  всех  палатках  по  ночам  горели  электрические  лампочки  и  это было  здорово.

      На  последнем  лабазе  оставалась  группа  Николаева. Поехал  за  ней  вездеход  и  на  полпути  сломался. Водитель  Перетятько  в  плачевном  состоянии  приплёлся  на  базу  пешком. Попытка  вызвать  вертолёт  успехом  не  увенчалась. Аэропорт  залива   Креста   был  закрыт  по  метеоусловиям. Вертушка  прилетела  только  двадцать  шестого  августа, вывезла  злых  Николаевых  и  их  маршрутных  рабочих, забросила   к аварийному  вездеходу  спасателей - нового  водителя  Серёгу  Первых, народного  умельца  Терёшкина  и  студента. На  этом  вертолёте  пятнадцатилетний  мальчик  Коля  Доценко  с  собачкой  Веснушкой  и  грибами  вылетел  в  Нырвекинот.   Свои  полевые  наблюдения  и  ощущения  он  зафиксировал  в  дневнике.

КОЛИНО     ПОЛЕ -  8 7

6 июля. Разбудили меня в девять часов  и преподнесли досрочно подарок к дню рождения (микрокалькулятор). Батя сказал, чтобы я ждал машину, а сам смылся на работу. Понежившись в своем логовище  встал и врубил "Ара-Бе-Ску". Сели жрать мы с Катей в пол десятого и жрали довольно - таки долго, потому что в десять часов прибежал батя и выкрикнул: "Хватай, машина ждет!" Я, не успевши допить чай, быстро оделся и начал помогать бате сносить в автобус рюкзаки, мешки и прочую дрянь и мелкотень. Когда все было погружено, мы  прыгнули в автобус и поехали к экспедиции, где нас ждали остальные чеки Вульвывемского отряда. Вроде бы все было сделано и автобус поехал в аэропорт. Но вдруг кто-то крикнул: "Виноградова забыли!" и точно, по улице Ленина галопом несся Миха. Наконец, все сели...

Вылетели на место около двенадцати часов, т.к. долго ждали вертолет. Все это вранье! Вот тут как раз на этом моменте мне расхо­телось писать дневник!

Что это вдруг со мной произошло? Мне захотелось писать дневник! Я залез в сумку "Мотоспорт" и достал эту тетрадку и начал писать. Вы не подумайте, что сейчас вечер. Напротив, сейчас послеобеденное время. В животе бурчит гороховый суп вперемешку со сладкой колбаской, которую соизволил,   сготовить Вовка Тереякин.

На улице густейший туман (видимость 50 метров), так что  до   кухонной палатки можно добраться только интуитивно (до нее - 120 метров), но все это делают превосходно. По палатке шуршит мелкий противный дождик, который вот уже второй день   не   пускает нас в маршрут. В связи с этим мы и забрались в Его Величество Кукуль, дабы поспать немножко после сытного обеда.   По палатке бродит Веснуха в поисках пищи, хотя только что была на кухне и объелась  макаронов с мясом. Вот в  палатку зашло какое-то привидение с горящим примусом в руках. Оно сняло с  себя противодождевой балахон (плащ) и оказалось ни кем иным, как Вовкой Терешкиным. Он поставил примус в пустую бочку и вскоре от этого   сооружения  начало веять теплом.

Скоро должны прийти наши посланцы на базу - Миха и Илья. Они при­несут свежеиспеченный хлеб, изготовленный нашим завхозом Евсеичем. Я   им   не завидую: идти по дождю 20 км да еще в гору - это не просто.

     Наш третий лабаз находится на высоте 800 м, на перевале, в истоках  ручья  Бараньего. Это ровная площадка длиной и шириной метров двести, покрытая мхом  да пучками Кассиопеи. Воды почти нету, кроме одной болотной лужи, которой  нам пока хватает. Справа от стоянки возвышается отдельная пологая вершина, а слева уходят вверх   скалистые массивы хребта Динозавр и рудной горы Отвал. Вот в таком месте мы и поселились почти на две недели. Так, теперь надо посмотреть на часы - 29 июля! Я, дурак, не вел дневник и теперь придется все события припоминать, это было, по-моему, 23 июля. Как раз в этот день Миха оказался дежурный.

23 июля.   Сегодня день вылета на третий лабаз. У нас с папой все маршруты сделаны, чего не скажешь о Галке с Михой и других. Миха, оказавшись дежурным, в маршрут не пошел. На его дежурство выпало десять куропаток и две утки. Естественно, оде бы он ничего не сделал: дичь надо ощипывать, опаливать, потро­шить, да еще потом варить около часа.

Васька, ругая Миху за плохое дежурство и грозился, что Миха будет передежуривать. Петрухе нехватило пожрать. Резали грибы. Варили куропаток. У вездехода что-то сломалось. Пообедали в пять часов. Перетятько сделал вездеход. Собрались и поехали в восемь часов вечера. По дороге Веснушка два раза наблевала. Все утряслось и мы поспали хорошо. Миха открыл дверь. Едем  по  долине в двухметровых кустах. Опять заснули. Несколько раз ос­танавливались и Женька вбивал пальцы. Проснулись от того, что  стало тихо. Батя открыл дверь и сказал:  "Приехали."

24 июля. Ждали вертик, его нет. Погода отличная. Около шести вечера над стоянкой стал кружить вертолет. Мы забегали, запрыгали, стали лихорадочно собирать все летающие вещи под брезент. Но тревоги наши были напрасны. Он покружил, покружил и исчез. Ну мы решили, что все, больше не прилетит и зашли в палатку. Но вдруг опять раздался тарахтящий звук и вертолет вновь вынырнул из-за горы. На сей раз он летел ниже и явно собрался опуститься. Он летел прямо на палатку. Мы даже перепугались - куда он прет? Такая махина. Но вот в двадцати метрах от палатки он замедлил ход, завис и начал снижаться, крутя что есть мочи винтами, тем самым стараясь сдуть палатку. Я вцепился в стойку, еле удерживая ее от яростных поры­вов   воздуха. Наконец он сел и оттуда выбежали Маркины. Мы помогли разгрузить вертик, запрыгнули с Михой в него, прихватив банные вещи, а я - еще рот и грибы. Летели вдвоем в вертике, видели гигантскую радугу. Подлетели ко второй стоянке, зависли над Ирвынеем, над галечной косой и бортмеханик открыл дверь. В вертик вбежали наши парни и мы двинули на базу в баню. Прилетели. Мы с Михой побалдели, помылись, нашли Вовкин маг, вставили баты и начали тащиться. Задрыхли во втором часу ночи.

25 июля. Всей толпой дружно зашагали на третью стоянку, до которой было 15 км или больше. В час дня устроили обед на бе­регу небольшого теплого озерка. Была сильная жара. Озеро соб­лазнило нас. Вовка первый  полез в воду, потом искупался я. Во­да была действительно теплая. Миха купаться не захотел, но он меня, гад,  сфотал в трусах. Попили чаю, подзакусили и пошли дальше. Пришли на стоянку часов в шесть вечера, пожрали, послуха ли спидолу.

5 августа. Я хорошо поспал и начал понемногу вылазить из   кукуля. Папа уже встал и был, видимо, уже на кухне. Вовки тоже не было. Раздался подозрительный бздешь.  «Миха проснулся», - подумал я и продлил симфонию резким взрывом. Пришел Вовка и врубил маг. Мы начали спорить, кто поет. Наши споры прервал Васька - он внезапно завалился в палатку и обрушился ругательствам на Миху, что тот, мод, бездельник и вообще. Вбежала Веснухабздик и прыгнула мне на морду. Тогда я решил окончательно вставать, тем более нужда приспичила.  Миха тоже встал, мы умылись и  дернули в  нaшу харчевню. На первое была   адская смесь всякоразных  каш и супов, а на второе - молочный суп с макаронами – «мыло хозяйственное». Мы не стали это есть - не хотели травиться перед маршрутом. После трапезы разошлись в   поисках харчей, которые остались недоеденными после голодной  оравы полевиков, чтобы собрать посошок в маршрут. Я обнаружил банку фасоли и  сильно обрадовался, тут же обнаружив банку какавы! Все было готово. Кстати, вчера Миха окончательно разругался с Галкой и отказался ходить с ней в маршруты. Теперь он примкнул к группе  промывальщиков и пойдет сегодня с ними отбирать копуши. И мы ринулись в предпоследний маршрут на этой стоянке, оставив на авось сушиться грибы и кукули.

Сегодняшний день был для того, чтобы проследить границу ракушняков и их простирание. Пересекли ручьи Энмываам и Чайный /здесь мы делали два раза чай и поэтому так его назвали/   и вышли на коренной выход ракушняков. Погода отличная, самая что ни на есть летняя и маршрутная. Поднялись на водораздельчик и оттуда стали видны наши палатки, которые я потом рассмотрел получше в бинокль, пока папа описывал точку в пикетажке. Потом я сфотографировал это дело и мы двинулись дальше. Было обеденное время и мы стали искать воду, которой, как на зло, поблизости не было. Тогда нам пришлось спускаться вниз к ручью Чайному и там обедать. Насобирав кучу кассиопеи, за двадцать минут веки пятили чай и сели трапезничать.  " Однако дождь будет", - вдруг изрек батя и показал рукой на север. Оттуда надвигалась гигантская черная туча. "Грибочки жалко", - ответил я. Тогда мы задумались, что же делать - продолжать маршрут или бежать спасать грибочки. Выбрали первое и полезли на водораздел. Взобравшись наверх, мы увидели радугу над Энмываамом,  Там уже во всю шел дождь и сыпал град, как позже сказали промывальщики. "Ну все,- подумали мы, - хана грибам" и в темпе зашагали по гребню, стараясь как можно скорее закончить маршрут. На последней точке я ; напялил куртку и поднял  голенища сапогов, дабы с мужеством встретить дождь. У папы куртки не оказалось и он сказал: "Раз я куртку не взял, значит, дождя не будет". Я сомневался. Начал накрапывать дождик, но очень мелкий и мы  резво зашагали по бараньей тропке прямо на стоянку. Накрапывающий дождик так и не перешел в настоящий дождь, мне стало жарко и я вынужден был все свои причиндалы снять. Папа оказался   прав. Истекая потом, мы вышли к палаткам и обнаружили, что наши грибы и кукули в палатке и абсолютно сухие /это пришли промывальщики и умудрились зата­щить их в палатку до дождя/. Поели макаронов. Вечером мы опять пошли жрать и на кухне так наржались от веселых рассказов Алика, что чуть ни выклевали содержимое желудков на землю.

       6 августа. Сейчас десять часов. По ВЭФу - новости  агропромышленного комплекса. Я только что поел и сейчас мы пойдем в последний маршрут на этом лабазе. Я очень обрадовался, когда папа сказал, что не надо брать радиометр, потому что мы идем в поисковый маршрут, то есть поиски руды. Будем подниматься на гору Отвал, откуда должен открываться вид на хребет Динозавр. Сидя на вершине, мы только что пообедали банкой фасоли и попили чаю из термоса. Подъем был самый что ни на есть хреновый так как поднимались в лоб по двух- трехметровым глыбам вулканитов. Веснушка уже на полпути стала попискивать, видно, не  по  душе пришлась ей эта дорога. Сейчас она добивает остатки наших харчей - печеньевую труху и вылизывает недоеденную банку какавы. Короче, пообедали наславу.

Теперь опишу обстановку. Впереди открывается панорама ребристого хребта Динозавр, справа уходит вниз обрывистый склон к ручью Бараньему, В долине видны наши палатки. А, кстати, час назад на стоянку приехал Перетятько на своем драндулете /везде ходе/, это я рассмотрел в бинокль. Видимо, он привез Николаевых и приехал к нам. Теперь хоть мы узнаем новости о них /связи не было 24 дня/.

Сейчас папа отбирает штуфняк на рудном поле и грозится не грузить меня. Ну это ерунда. Скоро двинем дальше и сфотографируемся   на фоне Динозавра. Поднялись на вершину горы с отметкой 1076 м и увидели во всей своей мощи хребет Динозаурус и взвел фотик, щелкнул папку на фоне хребта, начал взводить еще раз и ... пленка кончилась. Черт! Не везет мне на этом деле. Ну ничего, зато я сфотографировался на громадной скале, когда мы поднимались на гору.

Потом мы пошли дальше по пикетам и в конце концов вышли на  конечный пикет, это было примечательное место. Сразу же за флажком, через метр начиналась пропасть и цирк ручья Галечникового, вдали виднелось озеро, около которого находилась наша базa, а над Ирвынейвеемом явно лил грозовой дождь. Прямо перед нами, где-то в километре, стоял неприступной стеной Динозавр. Как я жалел, что у меня не было пленки! Но вообще-то ничего бы и не вышло - было серо и сыро для съёмки. К тому же пошел дождь и мы начали спускаться. По дороге кололи камни. Папе попался хороший образец кварца с арсенопиритом  и халькопиритом.

Через час мы были у кухонной палатки и ели борщ с сухарями. Маршруты на этом лабазе закончены, можно спокойно ожидать вертолет, который по идее должен быть завтра, но навряд ли, потому что сопки покрыты туманом и идет противный мелкий дождик. А это не предвещает ничего хорошего.

Перетятько сообщил новости о группе Николаевых. Оказывается, все ихние лабазы разорил медведь, а точнее, съел сухари и галеты, и теперь они остались вообще без хлеба. У нас же медведь сожрал сухари только на четвертом лабазе. А еще, когда Перетятько перевозил их с третьего лабаза на четвертый, то они чуть  ни утонули в Вульвывееме. Вездеход заглох в глубокой воде и  людям пришлось целый день выкарабкиваться из реки. Да, не повезло им. А сегодня, когда Перетятько ехал к нам, в долине Куйвывеема встретил медведицу с двумя медвежатами.    Медведи не захотели сворачивать и убегать с дороги вездехода и шли прямо на него. Уже метрах в двадцати вездеходчик пальнул из ружья вверх и только тогда медведи дали деру. Вот такие делишки. Развелось этих тварей до черта!

Час назад уехал Перетятько на базу вместе с Вовкой, увез туда всякие пробы, штуфы да металку. Мы с Михой тоже хотели поехать, да папа не разрешил, сказал, мол мы тут нужны, а не на базе. Да ладно, вообще-то я туда не так уж и рвусь. Надобно лезть в кукуль. Как сказал папка, завтра можно будет спать до обсерения /чего не скажешь о дежурном/. А дождик все моросит. Ой, ну ладно, пора спать. А может книгу   почитать, а? Фигу тебе. Всё!

7 августа. За пределами кукуля дубак, поэтому я даже и не пытаюсь из него вылезти, хотя нужда приспичила ой-е-ей! Ну вот уже одиннадцать часов. Надо бы пойти пожрать. Я постепенно вы­лез из кукуля и сверхмолниеносно оделся, дабы не вмерзнуть раньше времени. Накинув фуфу, я вышел на улицу. Туман, дождь. Вслед за мной выполз Миха и мы двинули в сторону кухни. Там было полно народу. Я решил почистить зубы, но чуть ни обморозил челюсти и вбежал в кухню. В кастрюле была борщовая каша с рисом. У меня аж слюнки потекли. Я быстро схрямал миску борща, посмаковал чаем и, взяв примус, пошел в палатку. Там я развел «шмель» и еле заметное тепло начало распространяться по нашему жилищу. Но этого было недостаточно и я решил заткнуть все дырки и дырочки в нашей палатке, а их было предостаточно. Покончив с этим, я заметил явный эффект - в палатке стало теплее. В  двенадцать часов папа связался с базой, Перетятько сказал, что приедет завтра, потому что сегодня бессмысленно. В два часа опять жрали, вот. Вечером опять пожрали. Миха хотел пойти на  охоту, ха-ха! А сейчас дрыхнет. Издыхает "шмель", надо едет залить бензинчику. Опять пошел дождь. Веснуха говна обьелась..

Ложусь в кукуль. Из спидолы орет "Блём-блём", то есть ав­стралийское радио на аборигенском языке. Завтра обещают верто­лет в девять часов. Ха-ха-ха. Черт... дохохотался - примус по­тух. Но мне это безразлично – все  равно  я  в  кукуле.

Кстати, Рая спекла ландориков  /хотя это просто  жареные куски теста/ и мы хорошо поели - это приятная новость. Ну да лад но, чем писать всякий бред, лучше поспать, как это делает Beснухабздик. Хр-гр-р-фить!

8 августа. По-моему, сегодня суббота, но это все равно. Спали до одиннадцати. Послышался отдаленный рокот вездехода, приехали Перетятько и Вовка. Оказывается, они по уши залезли в  болото и пока оттуда вылазили, сломался вездеход. Короче, еле до­ползли. А мы немножко пристыженные, что так долго спали, начали собирать вещи, а точнее, пошли на кухню и так нажрались, что вообще.

Потом помогли Вовке поставить антенну для "Алмаза" и он в 13-00 пытался выйти на связь. В обед Петька соизволил сделать лепешки по-китайски. На кухне оказались в это время я, Миха и Илья. Петька не успевая выкладывать их со сковородки, как они исчезали в наших ртах. В конце концов ничего не осталось, а   мы  возмущались - и куда это делись все лепешки?

После обеда Илье пришла в голову мысль - пока вездеход ремонтируется, сходить опробовать недоделанные участки ручья Бараньего. Мы решили пойти с ним. Начальник сказал, чтоб в пять часов были здесь, так как может сделаться вездеход. Ну а если мы услышим гул вертолета, то надо бежать.

Первый шлих взяли в трехстах метрах от стоянки - одни алевролиты. Потом опробовали тоже - ничего. Двинулись в аномальную зону, взяли там пробу - Илья намыл кристаллики касситерита. И  я  решил полазить в этой зоне, наколошматил кучу арсенопирита с халькопиритом. Начал опять наползать туман и покрапал дождь. Веснуха почуяла неладное  и убежала на стоянку. В пять часов   вернулись и мы. Миху прохватила идея жарить сахар, делать так называемые , леденцы. Он налил в большую кружку воды, насыпал сахару и поставил на примус. Когда месиво стало булькать и пригорать, Миха схватил кружку и. заорав, опрокинул ее на землю. Видимо, он не шуточно обжегся. Я пошел ржать, а он ругаться, а потом опять  залил водой кружку, накидал сахару и поставил ее на примус. Сейчас он был поосторожнее и приготовил для снятия кружки тряпку. Я сказал, что надо кинуть в месиво соду. Миха согласился, я засыпал соду и начал помешивать. Через секунду месиво забулькало, запузырилось, вздулось кверху, грозя залить весь «шмель». Тут еще пришла Рая /совсем некстати/ и начала нас упрекать, что мы свиньи, а когда Миха снял кружку и залил коричневым месивом весь стол, она спросила, что за говно мы делаем. Я как пошел ржать, а Миха сквозь смех залил этой блевнёй две кружки и зубную пасту. Рая погрозилась, что она проверит, помоем ли мы все это и ушла.    В конце концов Миха все-таки сделал вполне нормальное месиво, я отхватил ложку его и пошел в палатку, причмокивая на ходу.     Вечером опять жрали и ржали.

9 августа. После отличного сна я взбудился и, решив не умываться, сразу пошел на кухню. Дождя не было, облачность поднялась, а, следовательно, грузимся и едем на четвертый лабаз. Вернее, было задумано так - вездеход едет с вещами, мы шествуем пешком. Похлебав горохового супа, я пошел собирать вещи, снимать палатки и помогать загружать махину. Началась грызня, возня, суетня, как это обычно бывает при переезде. К одиннадцати часам вездеход был до такой степени забит вещами, что чуть ни трещал от натуги.

В вездеходе пожелали ехать Санька и Алик, а остальные  люди пошли  пешком. Женщины ушли минут на двадцать раньше и теперь, возможно, были уже на спуске к Энмывааму. Проводником вездехода служил Вовка. Он то забегал вперед, узнавая дорогу, то  шел сзади,  смотря, чтобы вездеход ненароком не развалился. Миха взял с собой пушку, надеясь настрелять куропаток. Он с Ильей отделился от группы и шел впереди.

Я сначала шел с папой и Васькой, но они часто останавливались, смотрели породы, искали фауну и я решил присоединиться к Илье с Михой. В долине Куйвивеема мы с Михой услышали голос Ильи: «Идите сюда!» Мы быстрым шагом пошли к реке, обнаружили там Илью, сидевшего у лабазных бочек и уже рубавшего компот "Булгар". Мы присоединились к нему и скоро банка была опустошена.

 Да, медведь   здесь поработал на славу.  Там, где лежали  бочки, была вырыта яма  в метр глубиной и бочка в ней  торчала кверху ногами. Рядом валялись изорванные крафтовые мешки и картонные ящики с клочками брезента, побитые банки  из  под охотничьего салата и бутылки из-под подсолнечного масла. А на самих   точках остались когтистые отпечатки лап хозяина  тундры. Слава Богу, он не добрался до продуктов в бочке.

Подъехал вездеход, опять началась суетня, разгрузка, установка палаток. К четырем управились и Алик пошел на кухню кашеварить или  борщеварить. Ему  помогали Галка и Илья. Я заморил червячка, схавал банку камбалы  и банку тушенки, не забыв поделиться с Веснухой, которая ехала на вездеходе. Около шести часов вдали зата­рахтел вертолет. Через десять минут эта грузная махина приземлилась рядом с палатками.  "Опоздал, голубчик, - подумал я. - Уже своим ходом перебрались на лабаз". Из вертика выскочил пилот - молоденький паренек. Батя ему объяснил, что к чему и нашел применение вертолету - сначала он слетает на третий лабаз, потом на базу, затем к Николаевым, затем к нам, а уж потом может лететь   на Залив Креста.

Как только вертолет улетел, я так объелся, что чуть ли   не  ползком добрался до палатки и бухнулся на кукуль, еле дыша. Через несколько минут я услышал громкий рыгок и в палатку заполз Миха. Я хотел было заржать, но не мог и поэтому только глупо улыбался и говорил ха-ха. Потом пришел папа. Видимо, он тоже хорошо поел, потому что шел очень тяжело и грузно бухнулся на  кукуль, чуть ни придавив Веснуху. Когда прошел первый отходняк, в палатку завалился Перетятько и сказал папе, что ему надо в поселок. Тогда я начал строчить письмо домой. Прилетел вертолет. Мы с папой по-быстрому запаковали письмо в крафтовый  пакетик и отдали Перетятьке. Тот запрыгнул в вертолет.

Место здесь довольно-таки гнусноватое. В   двадцатисантиметровых кустах никакая куропатка не захочет жить. В охотничьем смысле Миха был разочарован. Так ему хотелось привести домой свежей дичи!

10 августа. Проснулся   я  рано и поэтому ни черта не выспался. Пожрали риса с грибами. Собрали рюкзаки и двинули вверх но ручью Распадок прямо к подножью горы Страшная. Погода окончательно разгулялась. Небо было почти чистое, грело яркое солнце. Долина ручья метров  пятьдесят шириной, без кустов, с небольшими островками травки и отдельно  растущими груздями и поганками. С нами  бежали Веснуха и Тимка. Подъем был долгий, да останавливались через каждые   5-10 метров, брали образцы, потому что породы   постоянно менялись. Сам хребтик шириной метр-два, а по обе стороны обрывались сыпучие склоны. Погода стала постепенно портиться, натянуло туч, горы и долины покрыл небольшой туманчик и вскоре пошел мелкий дождик. Это было первое, чем нас огорчила гора Страшная. Голод приспичил наши животы примерно в четырехстах метрах от вершины  /треноги/. Трапеза длилась недолго, так как накрапывал дождик  и дул ветер. Набив пузы солянкой с гримами да кабалой, мы ринулись добивать последний отрезок. Часов в пять мы были уже возле тригапункта, на отметке 1175. Здесь мы сфотографировались и пообозревали окрестности. Я разглядел в бинокль Амгуэму и ее долину.

Полюбовавшись видом и записав наблюдения, мы пошли дальше по хребту на соседнюю вершину. С третьей вершины мы поехали вниз домой. Случилась и еще одна неприятность - сломался радиометр, начал зашкаливать. Ну не аномалия же  это. Пришли домой  проверили - точно сломался. Придется брать другой прибор, а в нем батарейки сели. А-а-а.

Все о.кей. Щас засну. Час ночи. Идет дождь. Страшная все-таки оправдала свое название. Сначала она напугала нас своим дождем, а на обратном пути - поломкой радиометра.

11 августа. С утра идет дождь. В маршрут не пошли. После жрачки сидели в вездеходе, слушали маг. Ботом пошли  на кухню пить чай. Галка начала на меня ругаться, что я вчера не  помыл кастрюли. Я от нее отвязался и пошел в палатку.

12 августа. В маршрут сегодня все едут на вездеходе, так как подход большой, километров десять. Вездеходчика заменяет  Вовка Терешкин. Часам к десяти вся группа собралась, покидали рюкзаки в салон, а сами взобрались на крышу и вездеход ринулся вниз по долине реки. Сначала дорога была вполне нормальной - ехали по ровной тундре,     потом выехали на булыганы и поехали, прямо по реке. Несколько раз вездеход грозил нас скинуть в водy. Мы угагатывались с Тимохи и Веснухи. Когда мы их не держали, они как пьяные заплетались в собственных лапах и падали то  в  одну  сторону, то  в  другую. Через пятьдесят пять минут мы были на месте, которое сразу впечатлило своей обнаженностью /никаких кустов, ни травы, ровное голое каменистое пространство, короче, пустыня/, это была, долина реки Чинатэнмываам. Тарантас подъехал к воде и все десантники спрыгнули с него, приготовившись рваться в бой. У нас с папой  был такой маршрут, что мы выходили прямо к стоянке. Мы пошли к склону горы, чтобы потом подняться вверх по ручью. Через двадцать минут мы уже ставили первую точку на конгломератах. По пути вверх насобирали кучу камней для разреза /начиная обыкновенными песчаниками и кончая радиоактивными кремнями/. Тучи совсем разошлись и солнце палило немилосердно. Было затишье и поэтому жара ощущалась очень прекрасно. Собаки еле бегали, высунув языки до самой земли.

Обедали мы в три часа. Минут за двадцать я приготовил чай на кассиопее и мы сели хрямать котлеты рыбные в томатном соусе да завтрак туриста свиной. Затем смаковали чай с блинами, состряпанными Галей, которые я прихватил еще вчера с кухни. После трапезы ринулись дальше и не успели разогнаться, как забурились  в странных рудных породах. Там я откопытил глыбу с галенититом   /свинцом/ и пришлось брать штуфняк.

Между тем с севера нагнало туману и нас накрыл беспросветный мрак. Как-то внезапно хлынул дождь, да не слабенький - вполне проливной. Мы решили не сдаваться, надели непромокаемые куртки, натянули голенища сапог и пошли дальше маршрутом. По дорore вышли на простирание пласта ракушняков. Столько ракушек сразу я еще никогда не видел. Куда ни глянь, везде ракушки, начиная с пятимиллиметровых и кончая пяти сантиметровыми. Понабрали ентих ракушек и пошли дальше. Постепенно моя непромокаемая куртка стала промокаемой, да и в голенища начала натекать вода. Волосы под капюшоном стали мокрые. С носа стекала вода и капала прямо в рот. В общем, вся моя противодождевая защита ни к  черту не годилась. Да и что могло  противостоять такому дождю, который постоянно усиливался и наконец превратился в ливень! Я спрятал радиометр в рюкзак и мы, плюнув на все, почти бегом ринулись домой.

Пришли абсолютно мокрые. Вездехода еще не было. Мы переоделись в сухое, накинули фуфы и пошли на кухню. Доели остатки  борща и каши и в гуманных целях папа решил сварить борщ /хотя дежурный был Миха/. Пока он варил, я сушил на примусе задницу и рубаху. Но это была бесполезная затея. Лучшая сушилка-солнце да ветер.

13 августа. С утра, как обычно, туманище и дождище. После  гречневой каши начали камералить. Папа доделывал некоторые хвосты, а я делал бирки для штуфняков. К обеду погода наладилась, даже солнышко проглянуло. Мы вывесили всю вчерашнюю мокрень, а после обеда нам с папой борща нехватило, - пришлось открывать банку фасоли и тушенки ринулись в маршрут. Дорога была прекрасная - ровная сухая тундра. По пути встречали огромные поляны   грибов-тундровиков, но на них мы уже смотрели   с  презрением и брали только белые. А еще было множество груздей. Но для сушки   они не годятся, а солить их в полевых условиях - трудная задача,  поэтому мы их не брали тоже. Встретили останки оленя - кучу костей и обглоданную ногу с еще сохранившимся волосатым копытом.

Пришли на ручей Светлый и там встретили Илью. Он шлиховал долину и намыл кучу шеелита, который мы потом нашли в коренном залегании. На водоразделе нас накрыл густой туман, но у нас были карта и компас и мы без всякой боязни зашагали домой. Напоролись на ракушняки и застряли там, прослеживая их границу.

Пришли к палаткам в половину десятого. Было уже сравнительно темно, но я сразу усек что-то лежащее на папином кукуле. Оно сказало: «Хозяева пришли» и я узнал дядю Толю Николаева. А в углу сидел Саня Заец и болтал с Михой. Раздались приветствия, начался разговор.   Толя и Саня пришли к нам около четырех часов. По дороге они набрали грибов и Толя сварил прекраснейший супчик, освободив тем самым Ваську от обязанностей дежурного. Часов в одиннадцать Саня с Толей потопали к своим, а нам ничего не оставалось делать, как ложиться спать.

14 августа. Сегодня напряженный день - будет вертолет или нет? Я собрал личные вещи. Потом меня поймал папа и заставил; упаковывать фауну, делать бирки для штуфов и засовывать камни: в мешки. Я затратил на это около часа, а потом заглянул на кухню. Дежурная Раиса тут же выпроводила меня, сказав, что еще не готово.

Погода стояла отличная, но дул сильный южный ветер. Я вытащил сохнуть свои кукули, последовав папиному примеру, и опять решился заглянуть на кухню. Там уже раздавалось хлюпанье и чавканье. Я позвал батю и начал жрать борщ с чесноком. Потом чай с печеньем, которого у нас было, как говорится, хоть жопой ешь.   После обеда мы с Михой начали балдетъ, а точнее, писать дневники. Но как я ни старался, у меня ничего не выходило. То Миха заржет, то Тимоха камень притащит или вообще Веснуха начнет ухо сосать. Короче, наржались вдоволь и потом привязали Тимоху за лапы к кукулевым лямкам. Тимоха ничего не мог поделать, а только стоял и грустно смотрел на нас. Я предложил растянув кукуль, получилась казнь четвертование. Тимка попытался вырваться, но только запутался. Пришла Раиса узнать насчет вертолетета, увидела, что мы делаем с Тимохой и начала заунывно:  «Что вы собачку мучаете? Отвяжите веревки от лап. Бедная собачка...» Ну и так далее. Я не выдержал и отвязал со своей стороны, а Миха - с другой. Потом я вдруг сильно захотел жрать, пришел на кухню и набросился на гречневую кашу. Затем пришел Миха - главный обжора. За ним - Раиса с кастрюлей в руках.

- Вы уже первые! Тут как тут! Я ж еще никого не звала, а уже пришли. Ой, обжоры! - проговорила она.

Вечером всей шарагой играли в вездеходе в карты. В десять часов пошли на кухню, пили чай с клецками, похожими на канцелярский клей и клейстер   (заварганил Петруха). Илья все удивлялся - чего только ни ест человек! Потом они с Галкой углубились в дебри минералогии, а мы с Михой пошли слушать маг: Грэнд флайтз энд полис. ДИО.

Сегодня впервые появилась луна. Новолуние - к заморозкам. Кончается тетрадь, а мне надо еще описать 15 августа. Ну ладно, чего-нибудь придумаю. А сейчас плюти-плюти-плюти...

15 августа. Сегодня день перелета на пятый лабаз. На вертолет надежды почти нет - сопки закрыты облаками и вот-вот мо­жет ливануть дождик. Поэтому было решено переезжать вездеходом. После завтрака батя сказал, что мы пойдем на лабаз маршрутом (пятнадцать километров). Миха, как только прилетит вертолет, полетит на первый, то есть в поселок (у него переэкзаменовка по русскому языку и математике).

В десять часов мы с папой отправились в далекий маршрут, но без радиометра, чему я был откровенно рад. Миха вынужден был держать Тимоху, чтобы тот не смотался с нами. А Веснушка рада по уши, что мы опять идем в маршрут. Начала прыгать, скакать, кувыркаться и выделывать всякие выкрутасы. Отойдя километр от стоянки, мы вдруг услышали вертолетный рокот. Первая реакция на это - остановка. Потом лихорадочно начали думать, что делать - бежать назад или продолжать маршрут. Но тут папа спокойно ответил: «Наши планы не меняются. Будем продолжать маршрут». И мы пошли дальше.

Вертолет, дав круг, приземлился. Там, вероятно, началась суетня и загрузка, а мы шли себе преспокойненько и вскоре  были у ручья Светлого. Здесь мы начали маршруты. Минут через сорок, вертолет затарахтел и, просвистев у нас над головой, улетел в сторону пятого лабаза. Сзади остался вездеход, но, видно, с него перегрузили все на вертолет и теперь он едет налегке. Папа вручил мне рюкзак, так как я шел без ничего, и по пути складывал мне образцы. Шли по подножью горы Светлой, вдоль ручья  Прохладного. Вскоре в районе пятого лабаза вылетела из-за горы наша стрекоза. «Ну вот, все отлично - наших перевез, теперь к Николаевым полетит»,- сказал папа. И точно, вертик направился вниз по долине Куйвы к стоянке Николаевых. Позже мы узнали, что следующий лабаз у Николаевых съел медведь и поэтому Толя летал на базу за продуктами.

Каково было наше изумление, когда вертолет, сделав круг, начал садиться прямо в долину реки - и не к нам, и не к Николаевым. Зачем он это делал, мы так и не поняли. Но потом узнали, что он искал вездеход и когда обнаружил, сед рядом с ним. Закончив маневры, вертолет полетел в поселок.

Погода разгулялась - небо очистилось. Где-то в час дня мы услышали лязг гусениц - это ехала наша каракатица. Меня невольно потянуло к вездеходу, но папа нашел какие-то новые туфы и, вместо того, чтобы идти,  застрял на месте, описывая их. А машина прогремела примерно в метрах шестьсот от нас и поперла дальше на перевал. Обед был в три часа на перевале Чинатэн-Кырыткин. Мы нашли на этой голой равнине небольшое озерко, по берегам поросшее кассиопеей и мхами. Мы вдво­ем быстро нарвали кассиопеи и я развел костер. Пока доедали рыбные котлеты, вода в котелке бурно закипела и я сыпанул туда горсточку заварки. Через пять минут мы уже с удовольствием втягивали в себя чай и заедали печеньем. Веснуха сначала сидела в стороне, но потом подошла ко мне и начала постукивать лапой по моей ноге, мол, дай чего-нибудь поесть. Я засмеялся и дал ей печенюшку. Веснуха схватила ее зубами и хрум-хрум - съела. Короче, поели мы все и двинули далее. Под конец маршрута папа наткнулся на залежи ракушняков, откуда я отколол неплохой образчик с четырехсантиметровой бухией.

Увидев палатки на конусе выноса, папа удивился: «Что такое? Как они там оказались? Ведь лабаз должны были выбросить на берегу реки!»  Позже я узнал, что настоящее место лабаза - еще ниже по до­лине два километра! Когда раскидывали лабазы, был туман и Васька пе­репутал место, ошибся. Теперь благодаря ему мы находимся в противненьком местечке, на правобережье ручья Банан. Одна только кухня стоит в низеньких кустиках, но и это глаз радует.

В общем, пришли домой в десять часов вечера. Нашу палатку пос­тавили, но раскинули не все веревки. Я занялся этим делом, быстро на­таскал камней, растянул висевшие веревки, придавил стенки палатки изнутри. Нас встретил Перетятько и передал письмецо от Кати. Мы про­читали его, посмеялись над адресом (пос.Вувыльвеем). Затем мы пошли есть. Давно такой пищи я не едал! На первое - борщ со свежей свини­ной и хлебом настоящим! На второе - макароны с колбасой двух сортов! (Ах, да, к борщу еще был чеснок!) Потом - жареная рыба (харитон, го­лец, налим) с хлебом! После всего - чай с настоящим лимоном! И настоящим яблоком! Да еще с самодельным вкуснейшим печеньем двух сортов, которое прислала Терешкину его жена. Да еще с пряниками. И, наконец, с клубничным вареньем. Ну это воще!

16 августа. Погода неопределенная - то ли хорошая, то ли плохая. Во всяком случае - высокая облачность и немного проглядывает небо. Тишина. Папа окрестил эту погоду - нуль. Я с ним согласен. Утром ели уху! О! Сытно поели и начали собираться в маршрут. Взяли с собой че­тыре кусочка жареной рыбы, хлеба. Ах, да, за завтраком Перетятько обнаружил посылку, адресованную нам, и еще одно Катино письмо. В по­сылке было два громадных круглых то ли пирога, то ли кекса.

Короче, взяли еще ко всему кусок, кекса и вперед! Сегодня идем вверх по Банану. По пути наткнулись на остатки барана - обглоданные белые кости и хребет. Нашли жилу арсенопирита - я выколол несколько образ­чиков сиреневого цвета и прихватил с собой. Потом обнаружил глыбу с галенитом, откуда-то принесенную речкой. Папа сказал, что где-то вверху должны выходить коренники с галенитом. Но мы так ничего и не встретили. В обед мы встретили клочок почвы с растущей во мху кассиопеей. Быстренько вскипятили чай, попили, быстренько собрались и по­бежали по хребтику на водораздел. Перевалили в ручей Давний, нашли: конгломераты, поставили точку и побежали обратно. Поднялись по ручью на водораздел, перевалили в наш Банан и начали спуск по алевролитам. С 600 метров мы спустились за пять минут. Скорость спуска была около 10 км/час. Довольно-таки быстро!

Домой пришли ровно в десять часов.   Думали, что никого еще нет, ан нет - на кухне уже сидели Вовка и Санька - наши передовики. Они тоже только что пришли и успели согреть чай. Мы похлебали холодной ухи,  закусили жареной рыбкой, попили чайку с печеньем и пошли, спать. Металлисты приехали в полночь.

Сейчас сижу на кукуле и слушаю ритмичную дисковую музыку. Уже все переслушал. Только вот куда-то делась кассета с Полисом и Дио. Подозреваю, что Миха ее притырил и увез в поселок. Но я раздобыл еще пару кассет с Роллингом и Флойдом. Сейчас папа пытается выйти на связь с завхозом или с кем там получится. «Алмаз», падла, не фурычит. Нас слышат, а мы не слышим. Ну это ничего, хольосё. А сейчас папа сидит на «карате» и выбрасывает в эфир короткие речи: «Второй, я первый, я первый, прием!» Вроде бы завхоз что-то хрипит, но тихо и непонятно - одно присутствие.

17 августа. В маршрут не пошли, хотя с утра собирались. Но пока собирались, наполз туман и пошел дождь. И вот целый день валяемся на кукулях. Папа работает - камералит, я пишу дневник. Веснуха спит, иногда встает, походит, походит, понюхает и обратно спать. Ну вот вроде бы и все…

Возвратившиеся на базу Николаевы сообщили, что их седьмой лабаз был разграблен медведем, а рабочие взбунтовались, потребовали семичасового рабочего дня и выходной в воскресенье. Встретившись с бичами на базе, Денис объяснил им, что они, находясь в маршрутах по двенадцать часов, в целом за сезон переработки не имеют - не­настные кукулиные дни все компенсируют.

- Нами управляет природа, а не календарь, - убеждал работяг на­чальник отряда.

- Вы эксплуатируете нас! - орали бичи.

Все у Дениса внутри клокотало от злости - таких «сук вербованных» он видел впервые . Что за народ пошел? Каждый час, каждую копейку считают. Куда романтики подевались?

Скандал на этом не кончился. Бичи отказались дежурить и пита­ться на кухне, из общего котла (потому что там, видите ли, дорого!). Они получили под забор продукты на складе и стали готовить для себя сами в своей палатке - случай в поле небывалый. Денису в этот день пришлось самому таскать воду из озера и варить борщ на всех.

В конце августа группы Доценко (на вездеходе) и Николаева (на вертолете) выбросились на очередные лабазы. Начался второй круг поисково-съемочных работ. Лишившись радиометриста Коли, Денис в маршруты стал ходить один.

 

4 сентября осень деликатно напомнила о себе первым легким морозцем и снежком. Денис дал Крюканову две РД.

«Седьмого сентября требуется вертолет для переброски двух групп на следующие стоянки. В вездеходе сломано четыре торсиона один левый три правых первым рейсом ждем».

«Прошу вашего разрешения на вылет поселок 12-15 сентября связи необходимостью поездки на материк за ребенком обратный билет из Москвы имею на первое октября =Типанова= Не возражаю = Доценко=

В назначенный день вертолет прилетел (Денис второй раз за сезон удивился), доставил почту, выполнил отрядную работу. Обустроив­шись на новой стоянке, Денис прочитал письма от жены и старшего сына-студента,

11 сентября случилась пурга и горы залепило снегом. По вечерней связи (22-00) Николаев запросился на базу в связи с резким обострением астмы. И вторая беда у Толи – пропала геолог Борзецкая, застиг­нутая пургой на горе Острокаменной, ее надо искать. Утренней связью (8-30) Николаев сообщил: «Борзецкая приползла на четвереньках». Начальник отряда вздохнул - слава Богу,  ЧП не состоялось.

Прилетел вертолет с дефицитом времени для переброски группы Доценко на реку Пытвытковаам. Экипаж был нервный, дерганый, погруз­ка получилась рекордно быстрая, тяжелая, потогонная. С новой стоянки Типа улетела, а ее напарник Миха, возвратившийся из поселка по­сле сдачи экзаменов, с ружьем и псом Тимохой стал ходить в маршруты с Денисом. Охотником Миха оказался неплохим - убил лису, несколь­ко куропаток и нашел огромный витой рог снежного барана.

16 сентября Денис сделал переход-маршрут на базу. Погодка в этот день стояла прекрасная, обледенелые горы были припорошены снегом и очень неудобны для исхаживания, но по долинам еще можно было маршрутить. Вася Маркин продолжал штурмовать гору Оранжевую и таскать штуфные пробы из кварц-молибденитовых жил и гидротермально измененных пород. От подножья этой горы до базы Денис добрался напрямую, через озеро Эрвынайгытгын - переплыл на дюралевой лодке, кото­рую гонял туда-сюда, от базы да рудопроявления и обратно Васька Маркин.

Учитывая тесную физическую и духовную связь этого геолога с женой Раей, по аналогии со знаменитым путешественником Васко да Гамой, Денис назвал его «Васко да Райя». Еще более долгим и прочным был полевой тандем Толи и Веры Николаевых, которых гораздый на выдумки начальник отряда объединил в одно имя – «Толо да Вэрра». Жили семейные пары в отдельных благоустроенных (но без ванны и туалета) доми­ках и чувствовали себя как дома.

17 сентября Васко да Райя по заданию начальника отряда последний раз повел на штурм горы Оранжевой - подъем в лоб, по обвально-осыпному скалистому склону. Ему надо было отобрать непрерывную серию образ­цов по всему разрезу гидротермально измененных осадочных пород для петрографических исследований и составления метасоматичесиой колонки (глядишь, какие-нибудь намеки на вертикальную зональность и появятся). Вася потащил с собой удрученного студента Курбанова, которому эта гора надоела хуже горькой редьки - он вынужден взбираться на нее пятый paз. Денис подбодрил его, пообещав переименовать вершину в Курбан-тау. Студент засмеялся и весело побежал за Василем.

А другой Василь - Доценко, студент ЛГИ, отмечал в Питере свое двадцатилетие. Его бородатый батька-геолог, запомнив об этом, загрустил - отметить юбилейный день рождения старшего сына он возможности не имел. Окончательно испортили настроение начальнику отряда вздорные горлопаны - николаевские маршрутные рабочие. Они заявили, что с забором за август не согласны - слишком большой. Пристыженный Денис признался, что да, летние маршрутно-лабазные заборы он увеличивает и округляет, потому что продукты в бочках разбросаны по всей  территории и с ними может случиться все, что угодно, как, например, с седьмым лабазом, где братья меньшие (медведи и евражки) маленько покушали. Он, Денис Доценко, материально ответственное лицо, не желает один платить за пропавшие продукты, поэтому страхуется, делает заборы больше. Но осенью, когда все лабазы собраны, производится ревизия склада, определяются фактические, остатки продуктов и заборы за последний месяц получаются совсем маленькие. Таким образом, те кто остается в поле до конца сезона, на заборах ни единого рубля не теряют.

- Но мы улетаем раньше! - орали неугомонные бичи.

- Я выдам вам компенсацию продуктами.

- Согласны! - обрадовались взбудораженные бузотеры и, получив мяс­ные и рыбные консервы, успокоились. Питались они по-прежнему отдель­но, готовили скудную пищу в своей палатке, экономя на каждой макаро­нине. Приехав на Чукотку не за туманом, а за деньгами и угодив в сезонный геолого-съемочный отряд, они явно не туда попали. Им бы на сдельщину, на канавы...

Вертолет для отправки рабочих в поселок Денис заказал на 21 сентября. И он прилетел! Но совсем не с той стороны и не той целью! Это был шмидтовский рыбнадзор! Утренней связью об этом грозном визите Дениса предупредил северный сосед Сергей Крага, базирующийся в озере Экитыки, поэтому застать врасплох Лево-Вульвывеемский отряд госинспекция  не смогла. Сеть с озера была снята и спрятана, в бане, бочка с рыбой засунута в кузов вездехода, закрыта брезентом и загорожена другой бочкой - с питьевой водой, которую везли на кухню. Увидав пикирующий вертолет, водитель Первых погнал машину от берега озера вверх по склону. Вертолет сел впереди его. Из распахнувшейся дверцы выскочил милиционер с автоматом.

- Ты чего убегаешь? - заорал он, подскочив к Сереге, - А ну давай сети! Показывай рыбу!

- Какие сети? Какая рыба? Ничего у меня нет. Я воду на кухню везу Вооруженный мент заглянул в салон - действительно, стоит бочка с водой. Но возле нее - ага! Попались, голубчики! - лежит... лисий хво­ст (Миха Виноградов забыл).

- Откуда хвост? Лису убили?

- Никого мы не убивали, хвост в тундре нашли.

Серега держался стойко, как партизан на допросе. Разочарованный инспектор охотнадзора нехотя удалился. По палаткам, в тамбурах которых висела вяленая рыба, ловцы браконьеров рыскать не стали, видимо, время поджимало, спешили в другие, более клевые места, где можно поживиться. Вертолет взлетел и помчался вдоль долины Ирвынея на восток. Гроза миновала. Денис перекрестился. Ох и поиграло же у него очко! Оно и понятно - за все отвечает начальник отряда, штраф за одного хариуса пять рублей, а их целая бочка, да по палаткам ско­лько можно насчитать (Kрага погорел - на него налетели внезапно, забрали сети, подсчитали рыбу, влупили штраф).

На следующий день - ура! ура! ура! - весь рабочий класс был отправлен в центр экспедиции для полного и немедленного расчета. До­кументы повезла Вера Николаева. Наступил спокойный период полевой камералки. Проснувшись утром 24 сентября, Денис почувствовал - бо­лит правая почка. Походил, походил - вроде бы прошло. После обеда наступило и еще одно облегчение - на Чукотскую трассу в сопровождении Терешкина без стартера и двух торсионов выехал калека-вездеход.

Ha базе, теперь уже легко управляемой, осталось восемь человек (в том числе три женщины, один студент и один завхоз).

Отъезд умельца-технократа Терешкина сразу же сказался - студент Курбанов угробил электростанцию и геологи-камеральщики остались при свечах. Денису такое романтическое освещение - нравилось гораздо больше, чем неестественный для палаток яркий электрический свет, струящийся сверху. К тому же прекратилось раздражающее тарахтенье движка, благостная заполярная тишина воцарилась над базой. Старый геолог Доценко чувствовал себя комфортно, уютно, а вот девочки-секильдявочки, как он называл своих сотрудниц, заскучали и запросились до дому, палаточная жизнь им обрыдла. Они потребовали у начальника немедленного вызова вертолета.

Первого октября пани Борзецкая в знак протеста объявила голодовку, у Дениса снова разболелась почка и рация перестала принимать радиосигналы (видимо, сели аккумуляторы). Третьего ок­тября вечером прилетел вертолет, вместе с грузом в Нырвакинот отправлено трое - студент Курбанов и две секильдявочки. На базе осталось пять человек - начальник отряда Доценко, старший геолог Николаев, геолог Маркин с женой и завхоз. Оставшиеся полевики, усердно трудясь, каждый день ели гольцовую икру и строганину. Свежую рыбу к столу поставлял могучий и полезный мужик Васко да Райя, по утрам проверяющий сетку. Улов составлял обычно десять-пятнадцать хвостов (преимущественно голец и каталка, реже хариус и налим).

Седьмого октября, в день Брежневской конституции, Денис был к выезду полностью готов. Погода стояла на диво теплая, весенняя. После завтрака начальник отряда обошел свои владения, пересчитал бочки: пустых - пятьдесят, с бензином - тридцать пять, с керосином - две, лабазных (рубленых) - двадцать,  с соляркой и авиабензином - двадцать, всего - сто двадцать семь. Все они остаются на следующий год. Возвратившись в палатку, Денис использовал свое конституционное право на труд - весь день просидел над картой. Безвылазно корпел над своими материалами и рак-отшельник Николаев, страдающий от астмы.

Десятого октября, в полдень, ликвидационный вертолет прилетел. Геологи загрузились, полетели и... сели на 91 километре Чукотской трассы, потому что аэропорт Залив Креста внезапно закрылся. Следом плюхнулся еще один вертолет, из которого выпрыгнул Крага - он тоже завершил сезон. Посидев пару часов, вертолеты получили метеодобро и весело рванули в поселок.

В Нырвакиноте, проанализировав результаты полевых работ сезонных отрядов, Денис сочинил частушки для вечера полевиков.

1. Лево-Вульвыемский ОГГС (Доценко)

 Женщин много в итээрах: Галя, Галя, Кира, Вера,

Люба, Рая, Василиса - все в отряде собралися.

И для них, как по заказу, был у нас грибной сезон

И цветочные поляны, и от зелени озон.

 Толя-Вере, Вася-Рая потрудились хорошо –

Пробы в темпе отбирая,  стельки стерли в порошок!

2. Ирвынейвеемский ОГГС (Крага)

Потрудились мы на славу, место первое манит.

Мы прошли бы все канавы, если был бы аммонит.

Все бы было хорошо бы среди наших милых гор,

Но случился рейс особый - к нам нагрянул рыбнадзор.

Сковородкою по бочке дочка била много раз.

Испугалися медведи, убежали на Кавказ!

3. Заверочный ПРО (Перезвонов)

Все медведи в тундре ели - от консервов до галет.

 Перезвонова хотели - спас сигнальный пистолет.

Косолапые воришки все гребли, как из корзин.

 Перезвоновские мишки грабанули магазин!

 Принесли ему колбаски, дали выпить-закусить.

 От такой медвежьей ласки Перезвонов стал косить...

4. Иультин-Ленотапский геохимический отряд (Глухарев)

В Иультино-Ленотапском полевой сезон таков:

 На квадратном километре до десятка мужиков.

 Нет маршрутов поисковых,  силы некуда девать,

План какой-то бестолковый - только пробы отбирать.

И руды нигде не видно, без нее душа болит.

Хохотал Иван солидно, обнаружив шеелит.

5. Тыноокенеккй поисково-геоморфологический отряд (Мишин)

Нам сказал Майко с улыбкой (в поле был полгода он):

- Ни одной паршивой рыбки не поймали за сезон!

 И еще признался Витя:  «Как-то ездили в поход

И с Демьяновым, простите, утопили вездеход».

Все у Мишина в ажуре, он примерный, как всегда.

 Скоро россыпи разбурит! А промажет - не беда...

б. Ново-Пепенвеемский геохимический отряд (Царик)

Юра Царик с Комаровой в золотой попали край.

 Говорил он:  «Ты здорова, проб побольше отбирай!»

 Весь сезон трудились рядом, вездеходчик их катал.

Царик справился с отрядом, а Наташу прозевал...

7. Гидрогеологический отряд (Щукина)

 За райкомом ты бурила - далеко не ехать чтоб.

Ничего не говорила, молча делала подкоп.

Объясни нам ради Бога, чтоб не грянула беда –

Под райкомом «злата» много, иль скопилась там вода?

8. Отряд стройматериалов (Попов)

 О строймате вспоминаем, без него беда грозит.

Где Попов? А мы не знаем. Закопался в керамзит.

Весь сезон в алевролитах он как рыба в чешуе.

У Попова керамзита  навалом - хоть попой ешь.

К концу года созрела очередная гроздь юбиляров, самым знаменитым из которых был Владимир Веник, бывший начальник отряда, а теперь начальник отдела экономических исследований (ОЭИ) чиновник-канцелярист.

Двадцать лет до цели шел! Наконец, добился.

В ОЭИ с лихвой нашел все, к чему стремился.

В женской группе я бугор! За столом приятней,

Чем на диких склонах гор находить занятье.

Я о прошлом не тужу, поле позабыто.

Экономике служу, чтобы «шито-крыто».

 Я и Веник, и метла! Из проектов мусор

Выметаю я дотла с очень тонким вкусом.

Среди женщин и цветов я до пенсии готов

Головой трудиться,  с цифрами возиться.

Не мог не воспеть Денис и водителя гусеничного тяжелого тягача (ГТТ) Евгения Мясоедова, вывозившего его с полевых работ в 1987 году.

Пятнадцать лет на вездеходе! Ты ГТТ как Бог водил!

Умело, при любой погоде железом тундру бороздил.

Ревел мотор, звенели траки, трещала злая мерзлота!

Ты знаешь, где зимуют раки, а где любовь и красота.

Принес разведке пользы много тобой водимый вездеход.

И не страшна тебе дорога, ты каждый день готов в поход.

В дороге трудной, но обычной ты смел, и весел без вина,

А дома ждут тебя привычно твой сын и верная жена.

Вот так и далее трудись,  собой заслуженно гордись!

 И, наконец, Денис поздравил стихотворением свою любимую женушку Олю (делал он это ежегодно, независимо от цифры - а как же иначе? Попробуй, не поздравь...).

Поздравляем маму Олю - нашу фею, нашу долю,

 Потому что к нам добра   и для нас горит, как бра!

Светом мягким освещает, греет нежно, как камин,

Кормит кашею и щами и сияет, как кармин.

Словно яблочко сверкает и приятна, как изюм.

В дочку музыку толкает, в мужа- силу, в сына - ум.

Навещает Катю в классе, мыть полы не устает,

Деньги шлет студенту Васе и Веснушке кость дает.

Поздравляем с днем рожденья и желаем наслажденья!

Как раз накануне защиты полевых материалов Лево-Вульвывеемского отряда, в средине декабря, на Дениса Доценко обрушилось несчастье - главный геолог ПГО Гольденблат, страшный карлик, вызвал его в Магадан для защиты Вешкапского отчета. При этом он потребовал дополнительные материалы – альбом от дешифрированных и аннотированных аэрофотоснимков, который проектом не предусматривался и кое-что еще. Три дня (один рабочий и два вы­ходных) Денис просидел в кабинете и, к удивлению Крюканова, сделал требуемый альбом! «Кому либо другому на это потребовалось бы не менее двух недель», - восхищенно произнес Саня.

22 декабря утром Денис Доценко с больной носоглоткой приехал в аэропорт Залив Креста. На теплый рейсовый самолет он не попал, улетел после обеда в ледяной железной коробке грузового биплана АН-2. В Анадырском аэропорту билет на Магадан ему зарегистрировали аж на 30 декабря, как раз к новому году! Что там делать в этот день? Денис в панике, мечется по аэропорту, часто курит. «Ну, Гольденблат! Ну, заделал мульку, гад!» - шипел несчастный геолог. Положение у него было безвыходное - надо набраться терпения и ждать. Он приобрел койку в коридоре (рубль в сутки) и постепенно успокоился - будь что будет, от судьбы не уйдешь.

23 декабря из Нырвакинота прилетел Колечко, его тоже вызвали в ПГО, но по другому, более важному делу. Главный мелькнул и исчез, уехал в Анадырь, билет в Магадан через начальство добывать. Дежурная по гостинице уговорила Дениса перебраться из теплого рублевого коридора с телевизором на стене в холодный  пятиместный номер за два рубля, с кисло-вонючим воздухом и двумя храпунами. Денис еще больше озлился. На ужин в буфете он съел блинчики, фаршированные гнилым жидким мясом, а в четыре утра проснулся от резкой боли в животе, побежал в туалет и зверски пропоносил. Бегать на унитаз ему пришлось всю оставшеюся ночь и весь день. От еды Денис сперва решил отказаться совсем, но голодовки долго не выдержал, съел манную кашу и выпил два стакана чаю. К вечеру брюхо вроде бы успокоилось, но заболела почка.

Появился Колечко - молодой, здоровый, но тоже невеселый, рассказал о своих мытарствах. Анадырские шишки помочь не смогли, тогда он позвонил Циклопу, Циклоп позвонил генералу Каталенко, тот пообещал достать билет через обком, но пока ничего не ясно. Серега пошел к начальнику смены аэропорта, со слезой объяснил ему ситуацию - из Москвы в ПГО едет министр геологии, ему, Колечке, надо обязательно там быть и делать сообщение о ВЧГЭ. Кряхтя и стеная, начальник смены внес государственно-важного чиновника в список для подсадки. Серега торжествовал. Он зная о телефонном разговоре Каталенко и Умелина.  «Если Колечко не прилетит, я ему голову оторву», - пригрозил Мохнорылый. Вот почему главный геолог ВЧГЭ так неудержимо, как рыба на нерест, стремился в Магадан. Будучи в полной уверенности, что командировка не затянется и он непременно вернется домой   к новому году, он купил обратный билет на 30 декабря в Залив Креста. А Денис в этот день только в Магадан полетит - какая  нелепица! И тут у него мелькнула счастливая мысль - а что, если...

- Сергей, бери мои материалы и лети. Сам защитишь Вешкапский отчет, у тебя получится, - сказал он.

Колечко, насупившись, долго молчал, соображал, сможет ли он это сделать.

- Ну а я вернусь в Нырвакинот, чего я тут сидеть буду до 30 декабря. Ты имеешь право принять такое решение. В сложившейся ситуации...

- Ладно, давай.

Денис поспешно извлек из чемодана альбом АФС и дополнительную графику, передал   Сергею. Воспряв духом, он сдал проклятый магаданский билет и взял другой - на Залив Креста, на 27 декабря.

Провожая Колечко на самолет, Денис весело болтал: «Помнишь, как реагировал Кандырин, поимев какую-либо неприятность? Примем на грудь! - говорил он. Вот и тебе придется принять на грудь и защиту моего отчета, и мое возвращение, и возможный гнев Циклопа. Желаю тебе удачи!» Серега улыбался - он был смелый, нахальный парень, молодец, потому и стал атаманом.

После скромного обеда (много есть брюхо не позволяло). Де­нис провел сиесту, дочитал книжку «Страшен путь на Ошхамахо», из которой узнал, что Кав-каз переводится как «гуси-лебеди» и сочинил четверостишие, отражающее его состояние:

Гольденблат как Дракон, грозным рыком

В Магадан на расправу позвал.

И назвал я себя горемыкой,

Невезучим несчастным назвал.

Записал Денис стишок в полевую-походную книжку, прочитал их и так ему стало жалко самого себя, что аж слезы на глазах выступили.

25 декабря. Пятница. 8-00. Началась регистрация пассажиров на Залив Креста   и Денис попал на самолет! Это было неожиданно и приятно. В десять утра он уже был в Нырвакиноте и, облачившись в теплые меховые штаны, торбаза, свитер, шубу, рукавицы, стал в гигантскую, как в мавзолей Ленина, предпраздничную очередь за спиртным. Было очень холодно, к тому же после обеда разразилась пурга, заиндевевшие, припорошенные снегом люди в скудном, освещении уличного фонаря напоминали ленинградских блокадников стоящих за порцией хлеба. Очередь продвигалась со скоростью не более пяти метров в час, у входа в магазин постоянно возникали плотные пробки, разгоняемые милицией. Простояв весь день и сильно продрогнув, Денис успел-таки до закрытия винной лавки получить бутылку коньяка и бутылку шампанского. Новогодний минимум был обеспечен. Возвратясь домой с добычей, разделся и нырнул в горячую ванну. Он лежал, наполняясь теплом и радостью бытия, он улыбался, чрезвычайно довольный - теперь можно жить спокойно, будущее обеспечено.

В понедельник 28 декабря Денис узнал, что во время его отсутствия состоялась защита полевых материалов Лево-Вульвывеемского отряда (делал доклад и отвечал на вопросы старший геолог Анатолий Николаев) и что техсовет оценил их на «хорошо». Все ИТР искренне ликовали - премия будет! Только начальник отряда был мрачен, он знал - ему едва ли что обломится. Он сел за стол и написал рапорт Умелину о своей нелепой поездке в Анадырь.

«С 22 по 27 декабря 1987 года я находился в командировке в СВПГО. Из аэропорта Анадырь вылететь в Магадан я не смог из-за отсутствия билетов (штамп подтверждения на командировочном удостоверении). В связи с истечением пятидневного срока командировки и по согласованию с главным геологом ВЧГЭ я возвратился в Нырвакинот и с 28 декабря приступил к работе. Материалы к Вешкапскому от­чету, которые я вез, переданы в ПГО через тов. Колечко. Отчет принят, цель командировки достигнута. Прошу оплатить командировочные. Авансовый отчет прилагается».

Колечко возвратился из Магадана после нового года. Встретив его в коридоре, преисполненный благодарности Денис воскликнул:

- Дай твою мужественную лапу!

Сергей, улыбаясь, ответил крепким рукопожатием.

- Тройку поставили, собаки, - сказал он.

- Да ладно, какая разница, здесь же все равно четверка.

- Протокол НТС и замечания прочитать хочешь?

- Нет, не хочу. Спасибо, что выручил.

Начальник ЦГГП Свистоплясов потребовал от Дениса   рапорт на премии работникам Лево-Вуяьвывеемского отрада с указанием прегрешений и процентов удержания. Денис не задумываясь лишил премии всех николаевских бичей, а с Типановой предложил удер­жать двадцать процентов за неуспеваемость при камеральной обработке полевых материалов.

- А рабочих за что? - поинтересовался ПБ.

- Бузили. Бастовали.

- Почему?

- Эксплуатация. Требовали семичасовый рабочий день.

- Понял.

Вскоре был вывешен приказ на  премии за полевой сезон-87. Удержания состоялись. Типанова за двадцать процентов на начальника отряда обиделась, а начальник отряда за сто процентов обиделся на весь АУП. В конце января Колечко провел заседание по подготовке к дню геолога. Денису, как всегда, поручили художественную самодеятельность, но на сей раз штатный развлекало от этого задания решительно отказался. Он разразился гневной тирадой:

- Полное лишение премии полностью лишило вдохновения и желания заниматься общественно-развлекательной работой. Я считаю себя свободным от всех общественных нагрузок. На репрессию отвечаю бойкотом, иначе не могу. Делайте свои увеселительные мероприятия без меня. Все, конец, концерта не будет, отпели соловьи!

Главный геолог Сергей Колечко от огорчения чуть ни заплакал и затаил обиду на Доценко.

Отказав карателям-администраторам во главе с Циклопом, женщинам экспедиции в день восьмого марта Денис отказать не мог - они-то всегда к нему хорошо относились. Своим отрядным дамам он вручил поздравительные открытки с геологическим заданием на дальнейшую работу.

Вере Николаевой.

Раздраконь-ка вулканиты, чтоб подтолщи и подсвиты

Скрыть свой возраст не могли, обоснованно легли.

Гале Типановой, Кире Борзецкой:

В маршруты бегай тут и там.

Во всех породах ставши докой,

Козою горной по хребтам скачи до старости глубокой.

Рае Маркиной:

Стань геологом скорей, брось на Ваську дочерей,

Каждый год в поля ходи, руды-руды находи.

Уважал Денис и оформителей, среди которых сидела и его жена.

Улыбка, карта и бедро - вот оформительской эмблема.

Осталось мощное ядро - и этим решена проблема.

Остальных дам Денис поздравил так:

Женщин в экспедиции много, поздравляем всех до единой.

Женщины, пусть ваша дорога стелется ковром, а не льдиной.

Лучшие из сапиенс гомо, вы пример мужчинам подавайте,

 На работе, в отдыхе и дома жить им по старинке не давайте.

Перестройка - женского рода, у нее такая же природа,

Как у женщин - опытных хозяек, работящих, бережных, всезнаек.

 В перестройке женщина основа, в ней залог успехов жизни новой.

В средине марта главный геолог Колечко обратился к Денису с просьбой сочинить поздравления ветеранам. Денис ответил: «Извините, не могу, нет вдохновения.» А надо было ответить так - после учиненной пакости администрация не имеет права предъявлять мне какие-либо не­служебные претензии, - подумал Денис, уходя от Сергея, и тут же вы­дал экспромт:

Беспощадно, прямо в лоб

Бьет рассерженный Циклоп!

После Колечко к бастующему стихотворцу подходили Карамба, Тумкыргав, Царик, Типанова, комендант общежития, художник Миша Петров (член редколлегии газеты «За недра Чукотки») и многие другие - Денис всех по-руденковски посылал «кы-вы и на». Он был обижен на весь мир. Трое других обиженных ветеранов, достигнув пенсионного возраста, покидали экспедицию навсегда. В мае восемьдесят восьмого написала заявление на увольнение в связи с достижением пенсионного возраста уважаемая Мария Васильевна Виноградова, нестареющая Маруся.

Отдых я заслужила честно - 20 лет на Чукотке только.

 И, товарищи, что интересно - не устала,  пожалуй, нисколько

Я могла бы еще потрудится, да не хочется что-то, ей Богу.

Тем, что сделано можно гордиться, уважая свою дорогу.

 Было все - поля, камералка, составление карт полезных,

Чувства,  знания и смекалка, и характер слегка железный.

Эти качества мне пригодятся, буду их применять в Сибири.

Пусть десятками внуки родятся - с ними жить буду в дружбе и мире.

Вот мне пенсия, вот и программа - не терять оптимизма ни грамма!

 Вслед за Марусей удалилась на заслуженны! отдых и ее подруга Дарья Орлова.

Да, я из тех, с кем начали бороться - АУП раздутый, это сознаю

Чтобы на скандал не напороться сама себя на отдых отдаю.

Трудилась я, как лошадь, безупречно, -

Чего там скромничать - ударницей была.

Была артисткой (лучшею, конечно)

И самою веселою слыда.

Теперь в Москву! В столицу! К Горбачеву!

В театр Малый, где Ефремов ждет.

В Москву, где встречусь я с подругой Пугачевой

И где бобыль какой-нибудь меня найдет.

Прощайте, ВЧГЭ шальные сметы,

Сотрудники, товарищи, друзья.

Любили вы меня. И вас за это

В Москве далекой буду помнить я!

Достиг пенсии и Евгений Макарович Виноградов, неунывающий Женька. Денис с грустью написал ему последние-прощальные стихи.

Начал со Светлого. Придется закончить Светлым. Круг замкнут.

Судьба Евгения смеется: ты ведал пряник,  знаешь кнут.

Пусть те, кто нас кнутом щекочет, утробой жирною икнут.

Судьба для них того ж захочет, стегнет и скажет - круг замкнут!

 Прошел геолог все ступени, до кресла Главного дошел,

 В науку «вдарился» без лени, критерий поисков нашел.

С гитарой было все в порядке, по кости резал, рисовал,

На производственной зарядке легко лезгинку танцевал.

 Пенсионером быть обидно когда способностей расцвет.

Особой радости не видно, но и грустить причины нет.

Теперь придется жить иначе - пора на отдых, в огород.

Туда, где ждут машина, дача, деревьев множество пород.

В благоухающих картинах пусть у тебя поет душа.

И там чудесную картину напишешь маслом несвежа...

В начале июня, в очередной день рождения Пухова, когда уже все гости разошлись, Денис, куря вместе с Кириллом и Валентиной (она еще пока держалась на ногах), взял да и ляпнул: «Хорошо вам живется, друзья. Ты, Валя, как и все торгаши, женщина блатная, имеешь все дефици­ты и выпивку в неограниченном количестве, пользуешься положением. Вы и едите, и пьете так же,  как и до перестройки. Молодцы! Белые люди! Чудесно устроились, не правда ли?» Пухов замер, обомлел, пораженный чудовищным обвинением, услышанным от человека, которого он до сих пор считал своим другом. Валентина, тоже поверженная в шок, несколько секунд молчала, хватая ртом воздух, потом побагровела и взвизгнула: «Во-он! Вон из моей квартиры! И чтоб ноги твоей здесь больше не было, подлец!» Обескураженный Денис ушел, провожаемый злобными взглядами супругов Пуховых. Так, в один миг рухнула многолетняя дружба, произо­шло событие, подтверждающее два изречения.: «что у трезвого на уме, у пьяного на языке» и «язык мой – враг мой».

СЕЗОН-88

Денис Доценко без сожаления уступил место начальника отряда отгулявшему отпуск Благоволину. Так друзья договорились еще в прошлом году: первым сезон делает Денис, остальные - Чвычка. Вылетев на ба­зу Лево-Вулыывеемского отряда, Чвычка оставил своего старшего гео­лога в поселке для завершения предполевых дел. В последней июньской радиосвязи си попросил у Дениса купить расческу.

- Зачем она тебе? - удивился Денис.

- У меня еще есть волосы на голове, - пробубнил Чвычка.

- Ты ж до сих пор пятерней обходился.

- Ну, самое....

- Лана, привезу.

В средине июля, Денис вылетел в поле, разбросал, лабазы первого круга и поставив палатку на реке Энмываам. В первом же высокогорном маршруте, на обрывисто-скалистом склоне, рабочий-радиометрист Коля Доценко сорвался и разбил термос с горячим чаем, находившийся в зад­нем кармане рюкзака. Затем последовал нервный дождливо-комариный ма­ршрут, после которого Денис принял решение просто так не сдаваться, обратиться в комиссию но трудовым спорам, ее председателю Рубеновичу, со следующим заявлением:

«Прошу проверить правильность действий администрации по наказанию за привод в милицию второго июня прошлого года. Администрация приняла, следующие депрессивные меры, которые мне представляются чрезмерными:

1. Январь 1988 года - лишение премии на 100% за полевой сезон 1987 года (полевые работы проводились с июля по октябрь).

2.  Июнь 1988 года - лишение тринадцатой зарплаты за  1987 год.

3.  Июль 1988 года – не начисление премии за камеральный период (ноябрь 1987 - май 1988).»

В третьем маршруте Коля потерял ножик. В четвертым высокогорным маршрут Коля впервые взял примус и сделал шикарный обед на хребте. Вода для чая была добыта из многолетнего снежника.

Возвратясь в лагерь, Денис продолжил жалобное письмо Рубановичу. «Адам Степанович, дорогой, если ты все тот же, каким я тебя представ­ляю, то есть председатель комиссии по трудовым спорам и порядочный человек (в последнем я не сомневаюсь),  займись, пожалуйста, этим хреновым делом, успокой ты мою душу грешную.

Итак, они содрали с меня порядка двух тысяч рублей. Причем в три приема. Для меня это трагедия. Это уже не наказание, а планомерное, злобное добивание, ты не находишь? Я засомневался в правильности дей­ствий моих карателей вот по каким причинам:

1.  Задержание произошло 2 июня, в поле я вылетел 5 июля. Премия начислялась главным образом за полевые работы, которые начались только через месяц после события. Тем не менее, они распространили наказание и на ни в чем не повинный полевой сезон, в котором я вкалывал, как Карла.

2. Премии за долевой сезон лишили через семь месяцев после привода. Соответствует ли это сроку, в течение которого должно быть исполнено наказание?

3.   Тринадцатой зарплаты меня лишили автоматически, забыв, вероятно, что одну большую премию с меня уже содрали.

4. Премию за камеральный период Свистоплясов просто-напросто не стал оформлять. Почему?

5. Не превысили ли они допустимую сумму удержания?

Вот такие, Степаныч, дела. Заклевали меня начисто и мне это очень не нравится. Наши руководящие каратели считают, видимо, что схваченный милицией пьяный человек объявляется вне закона и над ним дозволительно в течение года и более измываться, совершать все, что заблагорассуди­тся, ссылаясь на известный «Указ». Так ли это? Жду от тебя ответа на этот вопрос. Услышать ответ: «Сиди в дерьме и не чирикай, а то хуже будет»   я бы не хотел, хотя возможность такого ответа, увы, не исклю­чена, я это сознаю. Если же есть возможность вернуть через суд или другим путем хоть какую-то часть удержанного, сообщи об этом Оле, а она напишет мне. Официальное заявление прилагаю.

Будь здоров. Желаю успеха. С уважением Доценко.»

 Затем Денис написал письмо жене,

«Оля и Катя,  здравствуйте. Живем мы с Колей хорошо, чего и вам же­лаем. Одна неприятность - комары спать не дают. Лично я сплю не более шести часов, да и то с перерывами, просыпаюсь и отмахиваюсь от злодеев. Но, как ни странно,  встаю бодрым, свежим, вполне отдохнувшим. Видимо, в какие-то моменты сон настолько глубокий, что его достаточно для восстановления сил. Коля спит, замотав голову вкладышем. Как он там дышит, непонятно. И все равно он здорово искусан. У него теперь, как он сам сказал, большой шишковато-бугристый лоб и пухлый глаз с монгольским прищуром - комар тяпнул за верхнее веко. Другая маленькая неприятность - в первом же маршруте Коля разбил термос, в маршруты по безводным хребтам вынуждены ходить с бутылкой холодной воды. А один раз Коля брал примус, нашли крошечны снежник, натопили воды и сделали на вершине чай. Есть у Коли и кулинарный подвиг - в рисовую кашу он засадил две большие банки свинины! Вот ото было богатырское блюдо! Жиру с рисом: хилый студент,  работающий в нашей группе, не смог одолеть и двух ложек, а мы, богатыри Доценки, слопали все, преодолевая тошноту. А потом перли в гору, как танки, с выхлопами и жидкой свинячьей отрыжкой. 21 июля меня посетил Благоволин со своей Венерой  (так зовут его радиометристку). Он шел маршрутом, а следом, по долине, ехал сопро­вождающий его вездеход. Основное, что Чвычка хотел мне сказать – вертолет для переброски на следующий лабаз будет двадцать третьего (сообщить об этом по рации он не мог, потому что ее у меня нет). Собирался Чвычка ночевать, по вдруг, уже в двенадцать ночи, загоношился,  забормотал «самое, самое» и уехал, сидя верхом на кабине ве­здехода, грузный мужик в ватной куртке и облаке комаров. Свое законное место в кабине он любезно уступил Венере (я бы загнал ее в кузов, там тоже ехать хорошо). Она упросила начальника, ей, видите ли, хочется ехать с Витей, смотреть на него, беседовать с ним, чтобы не скучно было в дороге. А Чвычка, как сыч на трубе, один наверху сидел, свесив длинные толстые ноги на лобовое стекло вездехода, прямо перед лицом студентки. Тоже мне, жентильмен называется, место даме уступил, а потом перед ейной мордой сапожищи свесил.

У меня в группе четыре человека - мы с Колей и студент с рабочим-промывальщиком. Компания отличная, удобная в житейском отношении. Единственным минус - народу мало, приходится часто дежурить по кухне. А теперь главное - прочитай то, что я написал Рубановичу и, если со мной согласна, передай ему официальное заявление и письмо. Чем черт ни шутит - может удастся что-нибудь вернуть, хотя бы и через суд? Отправив эти бумаги, я буду работать спокойно, а то совсем извелся, только это и на уме, геология в голову не лезет. Не люблю, когда меня обижают, ох, не люблю! Как только что-нибудь прояснится, сообщи мне. Я, конечно, мало надеюсь на положительное решение вопроса, ну а вдруг?»

Пятый маршрут был приятный, долинный, весь в зелени и цветах. Геологи дважды делали чай с дымком на дровах и кассиопее, утоляли жажду (сырую воду старались не пить). 22 июля был нанесен заверша­ющий удар по бухиям (раннемеловым ракушкам) и составлены разрезы по берриас-валанжинским отложениям.

В погрузке и разгрузке вертолета, перебросившего- группу Доцеко на вторую стоянку, участвовало пять помощников  - Свистоплясов, Крюканов, Мишин, Благоволин и безымянный студент. Письмо для Оли Доценко взял ПБ. «Знал бы он, какую бомбу везет! - усмехнулся Денис и тут же спохватился. - Впрочем,  эта бомба может оказаться шутихой, петардой, учебным взрыв-пакетом или вообще безвредным порошком...»  Разбирая лабаз, Денис увидел, что его посетил медведь. Хозяин тундры скушал острый томатный соус и сливочное масло. Бочку вскрыть ему не удалось.

Седьмой маршрут, выполненный 24 июля, был одним из самых тяжелых. После дождя было очень душно, пот выедал глаза, донимало комарьё.

Денис чувствовал перегрев, головокружение, ноги как ватные, продвигались с трудом, мотор не тянул. Несколько раз старый геолог падал. Последний длительный отдых был в километре от палатки. Вечерней связью по «карату» Денис попросил завхоза принести масла.

На следющий день шел мелкий дождичек, освеживший атмосферу, идти было приятно и легко. После маршрута Денис и Коля собирали грибы. Их было в тысячу раз меньше, чем в прошлом году, но все же котелок на жареху удалось набрать. В сотне метров от палатки геологи напоролись на медведя. Зверь испугался больше, чем люди и в панике бежал вверх по долине. Промывальщики в это время спокойно посапывали в кукулях. Денис сообщил им, что возле них околачивался огромный голодный медведь-людоед. Ребята не испугались - дело привычнее, в маршруте они тоже видели кое-что, причем более опасное для здоровья полевика - медведи­цу с двумя медвежатами необычного, палевого цвета.

В конце июля установилась приятная маршрутная погода. Обеденные перерывы Денис и Коля устраивали на берегу Энмываама, в живописных местах - на галечных носах, под кустами ивы. На третью стоянку они сплавились по реке Ирвынейвеем. В лодке сидел и подгребал веслами Коля, ему это было интересно, а Денис шел бережком. К лабазной бочке, заброшенной вертолетом на берег озера Эрвынайгытгын, Денис пришел первым. Берег низменный, травянисто-болотистый, сложен торфяниками. Площадку, более-менее подходящую для установки палатки, удалось найти среди кустов. Вместо обычных каменных глыб для растяжек пришлось использовать колья. С этой стоянки Денис делал разрез карнийского яруса, подплывая к обнажениям на лодке. Маршруты проходили под плотным слоем облаков, упорно державшихся на высоте пятьсот метров.

На базу Доценки переехали на попутном вездеходе, шедшем от Благо­волина. Проведя на базе один банно-камеральный день, они собра­лись ехать на четвертую стоянку. Происходило это пятого августа после обеда. Витя Костровой сел за рычаги, отъезжающие заняли свои места и вдруг - вертолет! Прилетел ПБ с письмами и посылкой. Денис вынужден был поздороваться с ним за руку, думая при этом:  «Ну и скотина же ты, братец».

Перед отъездом рабочий Шурик Вялов быстро и решительно напился, лег на вездеход сверху, позади кабины и заснул. При переезде через Ирвывейвеем Шурика окатило холодной волной и он, матюкаясь, забрался в салон. Однако тут ему не понравилось и он залез на крышу (все это на ходу), лег в надутую резиновую лодку. Вдрызг пьяный кас­кадер вызывал у Дениса опасение - как бы ни свалился. И точно! При одной из мощных встрясок вездехода свалился-таки человек, но, как ни странно, пострадавшим оказался не пьяно-спящий Вялов, а трез­вым бодрствующий студент Голдобин,  зачитавшийся письмом. Упал он очень удачно, мягко, на кусты, рядом с гусеницей, держа в руке послание от любимой девушки.

И вот все позади - вертолет, посылка, удивившийся, обезумевший рабочий, грохнувшийся с крыши движущегося вездехода студент, сложный переезд. Вездеход прибыл на место. Обалделый, качающийся Вялов неме­дленно забрался в кукуль, накрылся красным ватным одеялом и окончате­льно вырубился. Денис, Коля и водитель Витя Костровой,  сидя в освободившемся от вещей салоне вездехода, отведали содержимое Олиной посылки - помидоры, яйца, хлеб, колбасу и масло,  заливая, эту невозможную вкуснятину, свежезаваренным чаем.

Проводив вездеход, геологи поставили две палатки - жилую, на террасе и кухню - внизу, у воды. Денис, комфортабельно устроившись на кукуле, принялся читать письма от жены и старшего сына-студента.

б августа. Стоянка №4, речка Щебенка. Маршрут с заходом на границу с территорией Краги. Сам он тоже здесь, изучает разрез терригенной толщи. Денис сверху видел его палатку, но спускаться к ней не стал - Серега наверняка в маршруте. На обратном пути Денис и Коля мокли под дождем, скользили но наледи, попали в природную ловушку (обрывистые берега, глубокая вода), кое-как выбрались из каньона наверх, причем оказались на разных берегах реки. Коля,  заметив вда­леке палатку, без оглядки рванул к ней. Денис, перейдя речку вброд, устремился за Колей, стремительным броском преодолел трехкилометровое пространство. Сбросив мокрую одежду, полевики переоделись в сухое, похлебали ухи с зеленым горошком и,  забравшись в теплые сухие кукули, ощутив полное блаженстве, предались забвению.

Последнии маршруты проходили в условиях низкой переменной облачности с кратковременными моросящими дождями и радугами. Денис и Коля имели великолепные обеды с вяленой рыбой и помидорами. Все шло хорошо.

15 августа ситуация изменилась - резко похолодало, выпал снег. Перейти вброд речку Щебенку Денис и Коля не смогли - от ночных осад­ков она вздулась, превратясь в мутный стремительный поток. Маршрутчики сунулись в нее, замочили задницы, набрали в сапоги воды и, удовлетворившись достигнутым, вернулись в лагерь. Они сели верхом на горя­чую бочку, в которой горели примуса, пустили из штанов пар и, слегка подсушившись, с дымящимися задницами, потопали в другой маршрут.

Ну и денек! Возвратясь вечером, Денис ахнул - кухни нет! Рваная палатка лежит на земле, масло из ведра, стоявшего в воде, исчезло (три килограмма!), крупа и макароны рассыпаны. Дело ясное - на стоянке пировал медведь, гость незваный. «А ведь обсерется, гад, столько масла за один присест сожрать!» - подумал Денис.

Кухонная палатка была подшита, восстановлена, но продуктов не вернуть, они ушли в забор группы Доценко.

Вечерней связью но «карату» Денис узнал еще об одном отрядном происшествии, опрокинулся вездеход (лег набок и вставать не хочет). Ночь прошла спокойно. А утром Денис вышел из палатки и обомлел - ку­хонная палатка снова повреждена, лежит на галечнике, причем изорвана так, что и ремонту не подлежит. Медведь позавтракал. Его ранний визит спящие геологи не слыхали, шум, производимый медведем, заглушала река. Приготовив из остатков продуктов (медведь работал нечисто) завтрак на свежем воздухе, Денис поднял ребят, накормил их и отправился в маршрут по левобережью Щебенки. В длинном и приятном, с живописными видами маршруте «домашние неприятности» забылись. Но, возвратясь на сто­янку, Денис и Коля слова слаженным дуэтом взвыли от досады - медведь распотрошил жилую палатку, сделал дыры по бокам, вытащил все, что лежало вдоль стенок, в том числе и цинковый секретный чемодан. Он его вскрыл, разорвал аптечку (его, видимо, привлек сильный запах мази Вишневского), разбросал по террасе аэрофотоснимки и карты.

Отремонтировав палатку и восстановив порядок внутри ее, геоло­ги увидели наконец и самого разбойника - он сидел неподалеку, на противоположном берегу и наблюдал за их действиями. Сначала он прятался в кустах, потом совсем обнаглел - преодолев водную преграду, поднялся на уступ террасы и подошел к палатке - здравствуйте, товарищи, вот он я! Ни оружия, ни ракетницы у Дениса не было, отсалютовать в честь прихода такого знатного гостя было нечем,   пришлось использовать для этого сподручные домашние вещи и голосовые связки. Геологи заорали, застучали,  зазвякали. Мохнатый хам потрусил от палатки подальше, ра­зозленный Денис припустил за ним, ударяя молотком но сковородке. Медведь   вдруг остановился, повернулся и стал ждать приближающегося преследователя. «Стой!» - скомандовал себе Денис и подумал: «А не слишком ли далеко убежал я от палатки?» Развернувшись, геолог побежал обратно, медведь - за ним! Тревожно оглядываясь, Денис думал: «Что за чудак? Играется он, что ли?»

Вечерней связью Денис сообщил Чвычке о медвежьей осаде. Тот посо­ветовал не дрейфить и держаться до прилета вертолета. Всю ночь геологи жгли костер, кричали, били в кастрюли, отпугивали медведя. Под утро, когда всех сморил сон, решили дежурить по очереди. Денис, положив ухо на изголовье, отчетливо услыхал гулкий медвежий галоп - бум-бум! Бум- бум! Бум-бум!

17 августа. Речка Щебенка. Напуганная, не выспавшаяся группа геологов ждет вертолет. Почти все продукты с помощью медведя съедены, остался только борщ в стеклянных банках и галеты - и то слава Богу. Медведь явился в   восемь вечера, как раз к ужину, сел невдалеке от палатки и стал ждать, когда поднесут. Опять была тревожная полусон­ная ночь с костром и звуковыми сигналами. В восемь утра мишка, так и не дождавшись угощения, ушел.

18 августа мощный снегопад покрыл тундру белым пушистым одеялом. Приехали на вездеходе спасатели - Галин с Костровой, с двумя карабинами, убили глупого медведя, сняли с неге пышную желтовато-блондинистую шкуру. В голом виде медведь оказался небольшим и совсем не страшным. Разрубив тушу на несколько частей, полевики с радостью покинули драматическую стоянку и поехали на новое, безопасное, как им хотелось, место - правобережье ручья Куропаточного. Их иллюзии быстро рассеялись. В заросшей кустами долине грохочущий вездеход поднял огромного медведя и тот ускакал вверх по течению ручья. Прибыв на место назначения, геологи увидели метрах в ста медведицу с двумя медвежатами. Семья спокойно паслась на голубичном склоне.

- Ух, хорошо! - воскликнул улыбающийся Витя Галин. - Да тут вам будет еще веселее, чем на Щебенке!

- Ничего, теперь у нас есть хоть ракетница, спасибо, что привезли, теперь отобьемся, - бодро ответил Денис.

Вездеход ушел. Поставив палатку, Денис впервые за свою полевую практику принял охранные антимедвежьи меры - огородил палатку веревкой с красными флажками и всякими гремящими предметами, чтобы медведь не имел свободного доступа к жилью и телам спящих геологов.

Начальник отряда Благоволин передал Денису записку, в которой сообщал об изменении планов дальнейших работ. Старший геолог-астматик Анатолий Николаев совсем разболелся,  его надо отправлять на лечение в Нырвакинот, поэтому Денису придется перебираться на его участок и работать на пару с Верой. Тандем «Толе да Вэрра» распался. А Денису какая разница - поработает и там. Сейчас у него гастрономический праздник - вкуснейшая молодая медвежатина, от которой Коля просто обалдел - он впервые пробовал такое нежно-ароматное парное мясо дикого зверя.

Горы в снегу. Первый маршрут Денис сделал по долине ручья, изучая коренные выходы в береговых уступах. Помимо геологии он думал-беспокоился и о том, что наступила ягодная пора, надо собирать урожай, а времени нету.

Двадцатого августа жахнул первый утренний мороз и Денис, махнув на маршруты (никуда не денутся, подождут), решил идти, за красной смородиной. Коля, естественно, с ним. Перевалив в долину Ирвынея, Доценки вышли на красносмородинные плантации. Кусты этой яркой чарующей ягоды произрастали на крупноглыбовых развалах песчаников в нижней части склона, а у подножья водораздела, вдоль кочковато-болотистой закраины озерно-речной террасы желтели-золотились морошковые поля. Заполнив всю имеющуюся у них тару (шесть стеклянных банок по два с половиной литра), Денис и Коля поздним вечером возвратились на стоянку. Палатка была цела, медведи не приходили.

В один из последних поисково-съемочных маршрутов Денис пересек гору Оранжевую, познакомился с кварц-молибденитовыми жи­лами в коренном залегании, набрал образцов. Обед застал маршрутчиков на вершине горы с видом на синее озеро, красно-желто-зеленую осеннюю долину и голубые дальние хребты. Любуясь красивым горным пейзажем, геологи со смаком поедали необыкновенно вкусные медвежьи почки, попахивающие сливочным маслом, которое зверь сожрал.

Затем был второй маршрут-подход к красносмородинным угодьям, где предприимчивые геологи-заготовители набрали пяти­литровую кастрюлю ярко-красных кисло-сладких ягод. В последний на стоянке день ненасытные сборщики даров тундры заполнили голубикой и морошкой еще одну кастрюлю. Ягоды были плотно упакованы в большой рюкзак и две сумки - все это бесценное витаминное добро Коля отвезет домой, порадует маму Олю и сестренку Катю.

27 августа отец и сын Доценко переехали на базу и помылись-попарились в бане. Весь Лево-Вульвывеемский отряд, насчитывающий тридцать два человека, был в сборе. Геологи засели за камеральную обработку материалов.

У школьника Коли Доценко полевой сезон завершился. О том, как он его провел, Коля подробно написал в своем дневнике - са­мой настоящей полевой книжке, которую подарил ему отец. На обложке книжки была такая надпись:

Эта книжка в день рожденья,  сувенир в шестнадцать лет,

Чтоб нашел месторожденье, съев 16 штук галет.

Я желаю Коле лично, чтоб сезон прошел отлично!

Так оно и вышло. Вот что Коля написал.

КОЛИНО      ПОЛЕ-88

11 июля. Свистоплясов любыми путями хотел нас выпихнуть из поселка и засунул вместе с мужиками, которые ехали на вахту. Началась суматоха. Быстро загрузили  машину, она уехала и мы стали ждать вахтовку. Мы с батей наскоро пожрали борща и попрощались с мамкой, которая успела еще сходить в магазин, и купите мне две бутылки «тархуна» и конфет. Где-то около двух появилась вахтовка. На ней доехали до «пятого» и тут застопорились. Возникло два варианта попадания на базу:     I - машиной на 91 км,  затем лётом на базу, 2 - машиной с буровиками на 46 км, там их выгружаем и ждем вертолет. Дубели мы дубели в аэропорту разгрузили машину и в пять часов нам дали отбой. Успокоившись, мы быстро загрузились и умчались в поселок. Я как только прибег домой, сразу чаю долбанул. Чай - это человек. Завтра в 8-00 собираемся у ВЧГЭ,  а там уж видно будет.

15 июля. Рано утром нас с батей проводили Катя, мама и Веснушка. Возле экспедиции нас встретил Мишин и сказал, чтобы  мы шли в гараж, где стоит вахтовка. Залезли и отчалили. Погода, чинячная. Мы должны были улететь еще вчера, но про нас забыли, тк все вертушки уже были заняты. Мы проторчали в порту до семи вечера, надеясь на что-то, и в конце концов мы с батей не выдержали и купили в магазине колбасы и схрямали ее быстро за углом, т.е. заморили червячка, по-научному. Залезли опять в вахтовку и безразлично наблюдали за бегавшими и суетящимися людьми. Прилетела куча самолетов (аж три) и одна за одной объявлялись регистрации. Ясно дело, целую неделю не было погоды. И мы ни с чем уехали домой.

Сегодня, 15 июля, в 9-15 мы дунули на Эрвынай. С высоты я узнаю знакомые места: озеро, рыжая гора и база, все, как было год назад. В 11 часов утра мы уже были на базе, а к обеду все собрались в новой столовой, сооруженной в десяти метрах от озера и отведали ушицы из гольца и хариуса. Это было воще! После обеда улетели на лабазы все, кроме меня, бати, Сани Вялова и Игоря Голдобина (студента).

16 июля мы разбрасывали лабазы, а после обеда (жареной рыбы)  улетели сами, попрощавшись с завхозом Витей и щенком с неопределенной кличкой. После того, как мы закинули наши второй и третий лабазы, мы полетели к месту выброски - в долину Энмываама. Пролетали мимо хребта «Динозавр» и я опять поражался красотой этого чуда природы. Приземлились на небольшой возвышенности. Выкинув нас и наши вещи, вертолет взгудел и испарился. Мы остались около реки, буйно поросшей всякой разной растительностью. Поделились первыми впечатлениями о месте, перекурили и батя направился выбирать площадку для стоянки. За десять минут опытным глазом он определил место, и мы с парнями потащили туда каркасы и палатки. Место прямо-таки шикарное: кусты, речка, птички и т.д. Но, как и в других районах Чукотки, здесь водятся комары. А комары - это нелюди, гады и вообще скотские создания. От них нет спасенья, разве что повеситься. Но я что-то не о том пишу. Короче, все забацали мы, в натуре, отлично и пошли пить чай. На следующий день нам с батей предстоит маршрут на скалистый гребень горы с отметкой 1100 м. Первая ночь как всегда прошла хреново - мучили комары и жара.

23 июля. Сегодня с утра должен прилететь вертолет и закинуть нас на второй лабаз. Часов  в десять мы пожрали и начали собирать личные вещи. Потом производилась церемония поднятия кухонного стола. Под сто­лом оказался недельный срач. Мы поржали по этому поводу и стали пере­таскивать посуду и продукты к «аэродрому». Когда все было сделано, мы врубили спидолу на полную мощь и улеглись загорать на кукули. И вдруг послышалось жужжание-стрекотание. Мы мигом вскочили,  забегали. Через две минуты появился вертелет. Он сделал два захода и приземлился, не заглушая двигатель. Оттуда выскочили Благоволин, Винту, Мишин, Крюка­нов и Свистоплясов. Минут за пять мы все погрузили и взлетели.

Вскоре вертушка стала кружить и снижаться над нашим новым местом. Наконец шасси коснулись земли и мы быстро разгрузились. Вертолет уже начал взлетать, как вдруг его дверца снова открылась, вылез Крюканов и заорал сквозь рев двигателей, что сгрузили его вещи - рюкзак и кукуль. Батя зашвырнул в вертуху его барахло и мы вцепились в брезент,  накрывающий наши вещи. Вскоре вертуха закачалась, поднялась и улетела в сторону Нырвакинота.

Мы огляделись вокруг. Стоянка находится в шести километрах выше озера Эрвынайгытгын на берегу Ирвынея. Открытое всем ветрам место. Зато живности тут огромное количество! Мы сразу поставили палатки. С камнями дело обстоит туго, пришлось собирать небольшие валуны. Когда все было - обустроено, мы, естественно, пожрали вяловской гречневой каши. Кстати,  здесь Саня сделал стол на камнях и наша столовая стада горазда привлекательней.

После обеда мы занялись лодкой и сеткой. Лодку пришлось накачи­вать втроем - двое держали шланг, а один давил на насос. После долгих мучений мы надули «резинку» и спихнули ее в воду. Потом мы занялись распутыванием сетки. Это было ужасно. На эту сетку обрушилось гигант­ское количество матов. Распутывали мы ее в общей сложности часа четыре. Нам еще помешал дождь-ливень. Пушилось все бросить и бежать в палатку. После дождя, отмахиваясь и харкая комарами, мы кое-как заделали дыры на путанке, а опосля ужина спустились вниз по течению метров на двести и с интервалом пятьдесят метров поставили две сети, одна из них - волейбольная  (ха-ха).

Потом я решил забацать антенку для радиоприемника и натянул провод между двумя палатками. Батя сказал, что надо ставить антенну для «карата». Короче, натянули мы веревок, проводов: словом - урбанизация, циви­лизация. Как в телецентре, идешь и боишься задеть то за веревку, то за провод. Зато есть куда портянки вешать (ха!). Старания мои не прошли даром, спидола ловит что угодно:  Австралию, Японию, США, СССР и т.д. Даже Кубу поймал.

29 июля. Перебрались на третий лабаз. Я сплавлялся на лодке вместе с грузом, а Саня, Игорь и батя шли пешком. Погода выдалась отличная - попутный ветерок и солнышко. Я, как заправский индеец, сел на передок нашей загруженной «пироги» и поплыл вниз по течению, подправляя веслом лодку, чтобы ее не крутило. Когда я миновал все речные пороги и перекаты, течение вынесло меня на широкую гладь Ирвынея  (здесь ре­ка текла единым руслом и глубина ее была большая). Вскоре началась «большая петля» - место, где Ирвыней делает километровую дугу. Когда я миновал петлю, то решил передохнуть и пришвартовался к правому пе­сочному бережку. Здесь вообще курортные пляжи: чистый песочек, прозрачная водичка. Я еле сдержался, чтобы не нырнуть. Единственное, что меня сдерживало - холодная вода.

Вырвавшись на оперативный простор - прямую до озера, я почувствовал, что ветерок начал крепчать. Меня вместе с «пирогой» стало кру­тит то вправо, то влево. Вскоре ветер прибил меня к левому берегу. Я вышел осмотреть местность. До лабаза оставалось уже совсем немного. Но ветер, гад, не давал мне вырулить на средину речки. Тут я услышал с того берега крик: «Коля, давай сюда!» Я посмотрел и увидел батю. До неге было метров сто. Ветер вроде немного стих. Я прыгнул в лодку и погреб на тот берег. Благополучно добравшись до бати, я узнал, что он тут торчит уже полтора часа, попытался переходить реку, но только промок.

Мы поплыли на мысок и вскоре сели на мель. Впереди была песчаная коса метров пятьдесят. Я взял в «зубы» веревку к попер как бурлак огибать косу. А батя пошел искать бочку. Минут за двадцать я обогнул косу и причалил к торфянистому («навозному», как выразился батя) бере­гу. Мы разгрузили пирогу и стали искать место для палаток. Вот именно - искать, а не выбирать. Выбирать тут не из чего было - кругом болото и вязкий торфяник. Но батя опытным глазом определил место, мы вдвоем развернули палатку и огляделись в поисках камней. Шиш! Камней тута и в помине не бывало! Пришлось делать колышки из столовых ножек и сушня­ка. Короче, нашли мы выход из положения и забабахали обе палатки. Опосля всего этого наши желудки затребовали перекуса. Тогда мы захрямкали гречневую кашу, сделанную Саней еще на втором лабазе и ехавшую со мной на лодке. Попили чайку и, выйдя из «кухни», увидели две фигуры на фоне зеленого болота. Эти фигуры рьяно матерились. Ну, естественно, эта были Игорь и Саня. Они доделали расчистку и притопали сюда, проклиная долбанное болото. Батя стал варганить борщец и вскоре он был готов,  но все обожрались гречкой и никто борща не ел.

1 августа. Началась пора «моквы», как сказал однажды Васька Мар­кин. С утра хлещет противненький дождь. Мы сделали попытку пойти, то­чнее, поплыть в маршрут, но батя во время остановился, сказал, что отход задерживается по метеоусловиям. Льет дождь, бушует Ирвынейское море, сквозь шумы эфира поет какая-то женщина. Мы погружены в ожида­ние...

В маршрут вышли поздно. Все сопки закрыты туманом,  но перевальчик, через который мы идем, чист. Единственное, что можно описать в этом маршруте, так это эпопея с чаем. Мы имели нахальство разжигать мокрую кассиопею. Промаявшись полчаса, ни хрена не сделали. Только бума­ги нажгли. Вода чуть-чуть нагрелась и мы попили молока с галетами и маслом. Проделали маршрут и в полдевятого притопали назад. Промывал еще не было и мы, разогрев суп и чай, наждались до опупения.  Сейчас я лежу в кукуле, а папа пытается выйти на связь, но эфир засран. А я хочу спать...

3 августа. В полдевятого как обычно батя вышел на связь и, уз­нав от Благоволина, что на базу едет вездеход ему, чтобы он заехал к нам и забрал на базу. Установили срок - 20-00. Мы быстро пожрали супа и двинули по берегу озера к началу маршрута. Промывали остались на стоянке ждать вездеход.

Маршрут обычным, подход четыре километра. Поднялись по тягунку ( длинному склону), влезли на водораздел и сделали точку. Тут вдруг батя заметил вдалеке множество бочек. Сначала мы решили продолжить маршрут не заходя к бочкам, но любопытство взяло верх и мы по пошли посмотреть, что за свалка такая. Бочки заполнены какой-то жидкостью. Их оказалось восемнадцать штук. На них краской написано  - Б-95. Поз­же, на базе, мы узнали, что это списанный, никому ненужный бензин для вертолета МИ-4. Батя высказал мысль, что теперь с этим бензином ничего не остается делать, как облить бензином и поджечь. Большой костер будет!

Дальше мы спустились в долину ручья Куропаточного, где быстро пообедали ( дрова оказались сухие) и чесанули в гору. На вершине ус­лыхали в стороне нашей стоянки грохот вездехода,  но видно его не бы­ло, т.к. все было в тумане. В половине седьмого мы закончили маршрут и потопали назад. На стоянке узнали, что вездеход стоит на другой стороне речки. Саня с Игорем уже скрутили кухонную палатку и всю жратву сложили в ящики. Мы, голодные, естественно, обозлились на них. Но ничего не поделаешь - нашли мы банку гороху и схрямкали его за обе щеки,  закусывая сухариной трухой и галетами. Попили чайку и на этом  - закончили. Собрав личные вещи,  загрузились на лодку, а уже с лодки на вездеход. Пурга-3  (наши позывные) в полном сборе двинула на базу.

Нас встретил завхоз Саня и радушно пригласил в столовую, дабы отведать вкуснейшей ухи и жареных гольцов и харитонов. Потом мы перетащили личные вещи в палатку,  обустроились и в двенадцать ночи завалились спать. На завтра намечена баня.

4 августа. В базовских комфортабельных условиях мы, проспали до половины одиннадцатого. Батя даже изумился, как он мог так долго спать. Мы умылись, поели рыбы и икры и сели камералить. Я нанизывал грибы, батя что-то писал на карте. Как-то незаметно прошло время, подошел обед. Обедали ухой и жареной рыбой.

Вечером мы с батей дернули в баню. Дым из трубы почему-то не шел, нам это показалось подозрительным и мы ускорили шаг. Пришли вроде натоплено. Батя сказал   - по науке надо перед парной обмыться. Мы так и сделали. Батя нашел венички и с довольным видом открыл дверь в парилку, но вскоре вышел оттуда, ругаясь - мол, холодней, чем в мойке. Вот это облом! Пришлось одеваться, собирать дрова и топить баню. Потом, через час, хорошенько попарились и я нырнул в озере. После мойку я простирнул грязное белье. В 20-00 я закончил мытье и пошел в столовую, нажрался там грибного супчика, жареного гольчика, свеженькой икорки и вяленького харитончика. Все это запил сливовым компотам и поймал кайф... На пути к палатке я встретил Саню Вялова - он только что проснулся  (спал восемнадцать часов!) В палатке я вдубасил Австралию и, наслаждаясь роком, долбанул свежезаваренного чайку. Пришли завхоз и Витя-вездеходчик делать проводку к аккумуляторам. Мудохались они минут двадцать, Витю дважды долбануло токам, аж искры летели. Наконец рация заработала и в 11-00 вышли на связь. Прокричали Благоволину, что ничего не имеем и на том дело с концом.

5 августа. Сегодня день переезда на четвертый лабаз. Погода с утра нормальная. После вчерашней баньки я хорошо выспался и пока то се,  часам к одиннадцати пришел в столовую. Меня там ждала жареная рыба и грибной суп. Чаю здесь не оказалось, поэтому я набрал воды и пошел в нашу с батей каморку делать чай. Тем временем батя перебирал карты и снимки и обнаружил,  что Игорь до сих пор не поднял свои маршруты. Незаметно подошел обед, меню которого составляли следующие блюда:        1 - малосольный харитон, 2 – грибной суп, 3 - жареные грибы с гречкой, 4 -   жареная рыба со свеженькой икрой, 5 – чаек-с! Вот так надо питаться!

После обеда начались сборы. Выяснилось, что у вездехода лопнул торсион и «вылет задерживается до 17-00». Мы с батей чирканули домом по письмецу и вскоре вездеход был в исправности. Оставалось только загрузиться, но тут ни с того ни с сего в небе застрекотала вертушка, которая нам была абсолютно не нужна. Покружив, вертолет сел и из
него выскочил Свистопляс и новый студент из Ташкента. Свистопляс передал письма и  посылку, где были свежие помидоры, яйца, хлеб и конфеты. Привет из Нырвакинота.

Пока завхоз Саня водил вертолетчиков и Свистопляса в столовую, мы стали загружать вездеход. Тут выяснилась, что Саня Вялов мод мухой, успел надраться. Короче,  загрузили мы вездеход и,  как только вертушка взлетела, поднимая столбы пыли, и улетучилась, мы позвали Витю и двинули вперед. Вездеход, давя все на своем пути, ринулся вниз по берегу Гытгына. Витек выскочил из тарантаса и поплыл на приготовленной лодке вытаскивать сеть. В сети ни хрена не было и, кинув мешок в вездеход, Витя запрыгнул в кабину и дернул рычаги. Вездеход стал забираться на небольшом холм и Саня чуть ни грохнулся вниз. Он заматерился   и стал стучать кулаками но крыше кабины. Вылез Витя и, об­ложив Саню, залез обратно. Подъехали к речке. Первую протоку минова­ли благополучно. Проехали небольшой остров, поросший высокими кустами, и с разгону поехали через вторую протоку, более широкую. Уже у самого берега вездеход внезапно грохнулся носом в яму и нас обдало мощной волной холодной воды. Кабина полностью скрылась в воде, но Витя дал газу и машина вылетела на галечный пляж. Сколько тут было матов! Саня (он промок полностью) со свирепой мордой полез на Витю, но потом все же успокоился и залез в кузов,  завалился прямо на вещи. А я стал сохнуть под мощной струей горячего воздуха, идущего от вентилятора.

Вскоре вездеход выехал в русло Щебенки. Началась хреновая до­рога - глыбняк, поросший высокими кустами. Игорь сидел и читал письмо и не заметил, как зацепился ногой за куст. Вездеход дернулся и Игоря мигом скинуло вниз, в кусты. Я шарахнул кулаком но кабине. Вы­скочил Витя. Я ему сказал, что слетел Игорь. Он разозлился на меня, мол, чего так лупить по кабине. Еще так стукнешь, по башке тебе на­стучу. Пока он кричал, Игорь залез на крышу и, смеясь, сказал: «Хорошо, что кусты были, а не камни».

По руслу больше невозможно стало ехать и вездеход полез на во­дораздельчик. Мы покрепче вцепились в лодку, привьюченную на крыше, и смотрели, как махина становится почти вертикально. Неприятное зре­лище. Но вот вездеход взобрался на водораздел рек Щебенки и Малой Ще­бенки и спокойно попер по ровной дороге. Минут через десять он остановился у пустой бочки и разбросанных камней (здесь в прошлом году стояли батя с Михей и Маркиными). Мы повыскакивали и открыли дверцу кузова, дабы немедля начать разгрузку. В кузове на вещах валялся Саня Вялый. Мы растормошили его и заставили подавать вещи. За десять минут разгрузились и решили сделать чайку. Саня сразу завалился спать пря­мо около вездехода,  забравшись в кукуль.

Пока Витя грел чай, я, батя и Игорь ставили кухонную палатку возле речки. Потом нарезали свежего хлебушка, разложили помидорчики, достали маслица и стали смаковать нетрадиционную пищу. Проводив вез­деход к Николаеву, мы поставили вторую (жилую) палатку и дернули на кухню. Я быстро заварганил яичницу (!), которая мгновенно исчезла в наших ртах. Часов в десять мы с батей поставили антенну. Проснулся Вялый   и, шатаясь,  направился на кухню. А я врубил спидолу.

6 августа.   С утра настроение отличное - светит солнышко и небо голубое. Пожрали ухи,  заваренной вчера Игорем, и двинули вверх  по Щебенке. Подход четыре километра - мы топали  по болоту полтора ча­са. Наконец, вышли на точку и окрестили ручей именем "Свежий", так как нас здесь обдало ветерком и охладило наши разгоряченные тела. Начался подъем на гору. Ровно к двенадцати часам мы взобрались на вершину и сели описывать точку. Тут-то нас и подмочил, первый дождик. Небо затянулось тучами, стадо мрачно и сыро, подул противненький  ветерок. Однако мы бодро помчались по хребту наматывать километры, так как породы были одинаковые. Часам к двум мы примчались к перевальчику ручья Свежего и там сделали обед. Прекрасный причем: свежие помидоры, хлеб, «разогретое "мясо к завтраку" и горошек. Чай пили из термоса, присланного мамой, и закусывали хлебом с маслом и черносмородиновым джемом. Bо время обеда дождик немного поутих, и мы попёрли далее. К че­тырем часам спустились в ручей. Свежий и тут опять пошёл дождь. Водораздел, на котором мы были,  затянулся облаками. Нам повезло - успели удрать из тумана. А дождь шел и пел, а мы мокли и мокли, но маршрут геройски доделали и погнали домой. Сначала шли по руслу Щебенки, потом, намаявшись там, полезли на склон и так получилось, что я оказался на левом берегу, а батя - на правом. По уши мокрый, я рванул домой, уже не обращая внимания ни на что. Чавкая по болоту и спотыкаясь о кочки, я приперся в палатку в 20-15. Затем подошел батя. Мы поели ухи, долбанули чайку и - в кукуль.

7 августа. С утра дождь. Батя пошутил:  "Сейчас пойдем в мар­шрут, быстро собирайся." Я не поддался шутке, но все же встал. Дежурный Саня заварганил макаронов с тушенкой, а на обед - лепешки по-чукотски. После обеда завалились спать. Часа в три проглянуло солнышко  и я, обрадовавшись,  развесил вещи сушиться.

10   августа. Наконец-то у меня нашлось время пописать дневник. Два предыдущих дня были прямо-таки завалены работой -  уходили в маршрут часов в девять, а возвращались в 23-00. Наматывали по 16-17 км по хребтам. Сегодня решили сделать небольшой передых и сходили в ко­роткий маршрут возле стоянки. Домой вернулись в 19-15. По дороге под­набрали грибов и я забацал из них три вязанки. Сегодняшний день знаменателен был тем, что накрылся   радиометр, пришлось лепить туфту. При спуске с высоты 1003.1 видели колоссальную радугу в Ирвынейском проходе. Погода холоднючая, гад, выдалась. Фигарит западный сильнейший ветер и прыскает дождь. Иногда проглядывает солнышко. А радуги такой я еще ни разу не видел - ярчайшая, все цвета отлично различаются. А рядом еще и вторая появилась. Это было великолепно. Как говорится, худа без добра не бывает. Маршрут закончили в 22 часа, три километра до палатки ползли в темноте накрывших нас туч. В кухонной палатке было темно, хоть глаз выколи, и я зажег свечку. Согрели борщеца, пожрали, как следует, и спать... в кукуль... По спидоле звучат французские мелодии и я балдю. Папа чтёт книгу, я смотрю на желтое пла­мя свечки,  за палаткой кашляет Саня. Усё...

12 августа. "Итак, поет Александр Барыкин",- сказала спидола и я взялся за ручку. Сегодня мы решили отдохнуть от вчерашнего маршрута, и пошли на развез ручья Каскад. А разрез - это хорошая штука. Я занимаюсь разметкой, то есть ставлю, каменные гурии через 50 м, а батя, ориентируясь, но ним, описывает слои. Сначала было все о, кей, но к двум часам с неба стало что-то капать. Вероятно, дождь. Мы одели куртки, подняли голенища сапогов. Я насобирал кассиопии, вскипятил чай. Пожрали мы, капитально заправились чаем и поперли далее. Где-то на тысячном метре нас накрыл туман. Быстро и бесповоротно, видимость - метров двадцать. Вскоре мы достигли перевала и нам откры­лась панорама долины Ирвынея и озера Эрвынайгытгын. Туман поднялся и я сфотал эту картину.

Далее наш маршрут следовал по склону горы Каскад. Кругом сплошная пиритизация - рыжатина и ржавчина. Земля так и пропитана минералами. Наконец вышли мы на контакт с конгломератами, и пошли вдоль него. В девять часов закончили маршрут и дернули вниз по склончику к  палаткам. По пути набрали немножко грибов.

13 августа. Забравшись в кукуль, я решил немного писнуть о се­годняшнем дне. Сегодня я дежурный и заварганил лапши с тушенкой. У нас с батей камералка, а Саня с Игорем после завтрака пошли на про­мывку трех оставшихся ручьев. Я решил вначале расправиться с грибами, а  уж потом взяться  за  журнал. Но тут батя  предложил мне сходить за керамзитом и штуфняком на ручей Каскад. Я донизал грибы и, развесив их на веревках,  напялил сапоги. Уточнив место отбора керамзитовой пробы, я взял пару мешков, схватил молоток и дернул к устью Каскада, до которого было около километра. Вскоре я дошел до дайки дацитов, где лежал штуфняк, взял его и стал отбирать алевролиты на керамзит. Набив два мешка камнями (получилось десять килограмм), отправился в обратным путь. На затундренном склоне я насобирал немного грибов.

14 августа. Сегодня с утра туман и моква, но в маршрут все-равно пошли. Я сразу одел куртку, а батя решил опробовать плащ - этакую дубовую вещицу, сшитую из плотного тяжелого брезента. Весь день шел  дождь. Обедали мы в два часа, чай пили из термоса. Пока мы спускались по склончику, погода вдруг резко стада улучшаться, проглянуло солнце. Мы с батей возрадовались перемене  и сделали точку на моренных высыпках. Солнышко приятно припекало морду. Это было особенно приятно пос­ле столь долгого тумана. Мы бодро потопали к руслу щебенки и не заметили, как опять пошел дождь. Глядь на небо - опять все затянуто. Батя сказал, чтобы я бежал на место слияния Щебенки и Нижней Щебенки и там делал чай. Я согласился и попер вдоль берега, на ходу срывая морошку и собирая сухие палки. Потом распалил костёр. Но он тут же затух,  ведь "сушняк" мокрый. Началась эпопея с чаем. Через час мучений, когда подошел батя и успел наковырять в алевролитах ракушек, вода в котелке забурлила. Я необычайно возрадовался, насыпал заварки в котелок, достал галеты, масло и джем. Как было приятно попивать чаек, который я сверхчеловеческими усилиями сделал на мокрых дровах!

Далее надо было выйти на контакт с конгломератами. Мы шли по подножью обрывистых берегов Щебёнки, где тянулись сплошные коренники. Вскоре мы наткнулись на енти самые конглы, батя взял элементы залегания и потом нам ничего не оставалось делать, как выходить на водораздел – «асфальт» и топать к палаткам.

В палатке никого нет, но в бочке раскочегарен примус и cверху  сушится  одежда. Ага, значит, пришли шурики и, видимо, подмокли  хорошенько. Я переоделся и спустился к кухне. "Еттык", - произнёс я, заходя на кухню. Там сидели Саня и Игорь. Они удивились, почему я не мокрый...

15 августа. Во-первых,  сегодня юбилей - ровно месяц в поле. Во-вторых, день начался со сплошных приключений или злоключений. Не успел я проснуться, как в палатку вбегает Игорь /он сегодня дежурный/ и произносит:  "Идите, посмотрите на этого гада, который сожрал все масло и порвал палатку". Сначала выскочил батя, потом я, и мы увидели этого гада - на другой стороне Нижней Щебёнке, метрах в двухстах от нас, подбрасывая зад в разные стороны, улепетывал медведь. Вскоре он скрылся за горой.

Я залез обратно, чуть ни столкнувшись с Саней башкой, оделся, и пошел посмотреть, что натворил косолапый. Подхожу к речке - кастрюля, где раньше было масло, пустая. Все подчистую вылизал, гад. Потом повернулся к палатке и вижу – кухня продрана в двух местах. Потом обнаружилось, что медведь стащил еще мешок картошки и пытался опрокинуть борщ. Сколько тут ругани было    в адрес Потапыча!  "Да чтоб он подавился маслом или обосрался, гад" и т. п. А масла он схрямал три килограмма! Не слишком ли много за один раз, а?

С утра - дубак, сильный северный ветер. Ночью, оказывается, шел снег и сейчас вершины тысячников покрыты этим белым веществом. Пришлось одевать телогрейку. После завтрака мы с батей собрались и погэпали в большой маршрут на гору Каскад. Подойдя к началу маршрута - ручью Аспид, мы с ужасом заметили, что вода в Щебенке поднялась, чуть ли ни на метр. Елки-моталки! Начали искать брод, еле перебрались на каменистый островок посреди речки. А вода, гад, мутная, глубины не видно. Батя пошёл  вперед, промеряя глубину молотком, я за ним. Короче, забрались  мы в самую гущу. Дальше идти невозможно - течение сбивает с ног, вода захлестывает в сапоги. Плюнув на все, мы, мы почепали обратно на остров, но пришлось идти против течения, а это еще хуже. Ноги приходится задирать, как цапля. Короче, с огромными усилиями выбрались мы на берег, намочив задницы и проклиная Щебёнку. Маршрут сорвался, зря время потеряли.

Возвратившись в палатку, попили чаю, переориентировались и погнали в другой маршрут, на Нижнюю Щебенку. Тут пошло все нормально, только вот холодно. Сиверко жмарит, а к обеду снег пошел, но тут же растаял и сменился дождем. Чай сделали на кассиопее, правда, помучились изрядно, но зато согрелись. В марш­руте мы наковыряли ракушек, набрали кварца. Все вроде о^,кей, но батя умудрился провалиться в задернованную ловушку. Шёл – шёл на ровном месте и вдруг -  бух! - правой ногой по колено в воде, набрал в сапог. Я еле сдерживался от смеха, а батя проклинал невезучесть и говорил, что правой ноге почему-то всегда не везет. Он разулся, выжал портянку, и мы поперли домой. Вышли на асфальт и по пути подобрали три здоровых красноголовика, из которых я забацал две вязанки.

Вечером, часов в десять, опять видели медведя. На сей раз я его лучше рассмотрел - зверь бежевого цвета, по спине идет темная полоса, бока светлосерые, морда черная, брюхо тоже. Такое чудо. Масла ему мало, скотобаза, все тут шарахается. Я не выдержал и заснял енто дело. Когда все уже были в палатке и валялись на кукулях, вдруг в стороне кухни послышался звон. Что это? Кто это? Первый выскочил Саня и крикнул: "Медведь, собака!" Мы тоже выбежали. Я увидел прямо около кухни это самое чудо серое. Он чего-то там вынюхивал. Как только Саня крикнул, миха так чесанул, что аж "шуба заворачивалась". А вдогонку ему кинули несколько камней и несколько матов. С разочарованием, что нет карабина,  залезли обратно в палатку и - по кукулям. И я того же мнения. Вот.

16 августа.    С утра погода звенит, не зря вчера суперзакат был. Батя прозвонил в миску - пора завтракать, и выскочил на солнце и с удивлением заметил, что кухонной палатки нет! Она валяется на гальке к чертям разорванная, а батя готовит прямо на открытом столе. Присвистнув, я сразу врубился, что к чему. Ночью приходил этот чертов "блондин" /так окрестил медведя батя/ и, разодрав всю палатку, перевернул стол, сожрал соус и выпил бутылку подсолнечного масла, это уже слишком! Мы, как бедные погорельцы, сели жрать прямо, как говорится, на лоне природы. Хорошо еще погода позволяла, закончив трапезу, беспрерывно ругая медведя, который, гад, ходил по другому берегу Щебенки, мы стали собираться в последний маршрут (завтра должен быть вертолёт).

Первые ушли Саня и Игорь. У них остается одна расчистка метрах в пятистах от палатки. Мы, разделавшись со вчерашним хвостом, тронули вперед. Прошли мимо расчистчиков, сказав им, чтобы наблюдали за палаткой. Если медведь опять придет - гнать его, чем попало.  Сами мы подошли к ручью Бам / батя окрестил  все ручьи на этой стороне на букву "Б" по алфавиту - Бам, Бем, Бим, Бом, Бум/. Поднялись на водораздел - там сногсшибательный, но теплый ветер. Нам открылись колоссальные виды на долину Ирвынейвеема. Налюбовавшись и пофотавшись, мы погнали далее. Вскоре нам открылся вид Малого Ирвынея. Затем по гребешку спустились  к тектоническим озерам голубовато-зеленого цвета. Здесь мы попали в тень, а по межгорной долине засвистал, как в аэродинамической трубе, неприятный ветер. Мы сразу утеплились – надели непромока-непродуваемые куртки - и по разлому в Н.Щебенку. Закончили маршрут в девять часов.

Внизу, за открытым столом сидели две фигуры - Саня и Игорь Они поведали о том, как гоняли "блондина", который учинил вар­варский разгром нашей жилой палатки - изорвал ее изрядно в трех местах, выволок наружу мой кукуль, спидолу, лампу, сумку с крючками, добрался до секретного батиного ящика,  раскидал из аптечки вату, лекарства /документы остались целы/. Это было уже сверх… Миша перегнул палку. Пожрав, мы принялись за латание палатки и приведение вещей в божеский вид. К двенадцати мы закончили ремонт и решили караулить этого долбаного "блондина".

Первым дежурил Саня. Как только медведь подойдет, всей шарой выскакиваем из палатки и орем, кричим, стучим, гремим, чем попало. А этот нахал отбежит метров на сто и сидит, смотрит на нас. Короче, промаялись так всю ночь. Часов в пять вставал батя и тоже погонял потапыча, распалил костер. Дым, вроде, отпугнул зверя и до восьми часов проспали нормально.

17 августа. Утром обнаружили, что кастрюля со вчерашним супом пуста. Все-таки успел, гад, полакомиться нахаляву. Пришлось варить что-то. Пока мужики отсыпались, я заварганил борщ-харчо. В десять закончили жрать,  стали готовиться к вертухе. Я долатал вчерашние дыры, досушил грибы,  собрал вещи. Батя тем временем возился с камнями, которые медведь основательно перепутал, и теперь приходилось разбирать, какой образец откуда.

В два часа пообедали харчом. Собрали все вещи в одну кучу воткнули палку с намотанной красной рубашкой, и пошли в палатку ждать. И до сих пор ждем, а уже пять часов, то-то и оно, нема вертухи... Вертолет так и не прилетел. После ужина, /а я заварганил остатки супов с последней банкой свинины/ мы затащили  вещи в палатку, поставили антенну и в одиннадцать батя вышел на связь. Оказывается, Благоволин сам не  знает, почему не было вертолета, а на завтра обещает вездеход.

Продолжаем, находиться в осадном положении - вокруг лазит бандит-медведь. Только что Игорь киданул в потапыча  зажженный факел, но не попал. Миха бегает быстрее. Наверно, опять будет хреновая ночь. Жрать ему больше нечего, кроме нас, конечно /хы -хы/, но, думаю, до этого дело не дойдет.

16 августа. С утра валит снег - крупными белыми хлопьями. Опять медведь лазил - мы его отгоняли, не выходя из палатки. Услышишь сопение возле уха, крикнешь - раздается топот – значит, убежал. Как он нас заколебал, этот зверюга! Саня разогрел остатки моего вчерашнего супа и мы, пожрав, в ожидании вездехода, стали заниматься всякими делами. Стало дубно. Я залез в кукуль. Моему примеру последовали Саня и Игорь. Батя держался...

В обед ели заварганенный Саней борщ с последней банкой тушёнки. А вездехода все нет и нет. Но вот, только батя забрался в кукуль, вдали послышался грохот гусениц. Едет! Вездеход едет!! Мы повыскакивали из палатки и сквозь пелену снега заметили движущуюся точку. Зашли обратно,  стали собираться. Вдруг раздался выстрел. Саня стрелой выскочил из палатки и восторженно крикнул: "За медведем погнался!" Не успел он это сказать, как раздался второй выстрел. Саня как комментатор стал болтать о том, что

там делается:  "Развернулись! Погнали за медведем! Вроде ранили, а может, нет"... Мы, окрылённые надеждой, что наш лютый враг наконец-то убит, стали ожидать спасителя Витю, дабы встретить его торжественным тушем. Саня не выдержал. "Пойду, помогу Витьку, может разделать надо," - сказал он и пошел к вездеходу.

Минут через десять к палатке подкатил тарантас, на нем восседал довольный Саня: " Забили гада!" Из вездехода выскочили Витек и Галин. Мы поблагодарили спасителей и, открыв дверцу кузова, посмотрели на ентого "блондина". Он оказался маленьким - метра полтора в длину, но довольно таки мясистым и толстым /конечно, гад, на наших харчах растолстел/. В палатке сразу стало шумно, все начали болтать, делиться капсе /впечатлениями/. Дружно  попили чайку, пожрали, стали собираться. Саня с Витьком принялись  за разделку зверя. Я их пофотал с трофеем. Пока  собирались, снег продолжал валить, но пофигать на него. За час всё  сделали. Вчетвером мужики быстро разделали медведя, отделили ливер, мясо порубили на части. Всё сложили в ящик,  загрузились и вперед, на Пытвыт.

Доехали без приключений, нормально, примерно за полтора часа и остановились у слияния Пытвыта и Куропаточного на высокой мореной террасе. Галин с Витей помогли нам поставить палатку, потом  подарили нам ляжку медведя и пять рыбин, и умотали на базу. Ах, да, когда еще Витя с Репиным были здесь, то заметили двух медведей. А когда вездеход скрылся, мы в бинокль усекли еще трех медведей - они паслись метрах в пятистах от нас на другом берегу Пытвыта. Вот идиотство так идиотство! Не отстают от нас эти твари. Ну да ладно, плевать на них.

Как только поставили кухню,  сразу набрали всевозможных посудин и пошли за водой, которая была метрах в ста /плоховато/. Но ничего не поделаешь, там,  внизу, палатку не поставишь -  кругом  болото. Набрали воды, потом поставили  антенну. Саня с  Игорем взялись за медвежатину. Но я захотел жрать и подкрепился борщецом.
 Суп из медвежатины был готов через два часа, и мы сели за стол. Сколько удовольствия было от свежанинки! Это воще! Мы с усмешками вспоминали, как этот самый гадёныш не давал  нам покоя трое суток, а теперь, вот, находится в кастрюле. Короче, обожрался я капитально, еле дополз до палатки и рухнул на кукуль, довольный, как слон. Ничего не хотелось делать и я заснул.

19 августа. С севера дует леденящий ветер, и я одеваю фуфайку.  Вершины гор покрыты снегом, но это все растает наверняка. Только начали маршрут, как увидели лисичку, метрах в двадцати от нас, которая и не собиралась убегать. Увидев, что мы ее не трогаем, она легла у камня. Красивая, рыженькая. Но только мы двинулись, она вскочила, навострила уши и взглядом проводила нас до самого хребта.

Обедали в ручье Белесом - выглянуло солнышко, пригрело, и мы чинно пожрали. Обратно мчались по вулканитам - риолитам, радиоактивность которых скакала от 20 до 70 мкр/час. Когда залезли на перевал Белесой горы, то услышали гул вертолета. Ага, появился. Пока спускались вниз, в долину Куропаточного, вертик слетал на базу, потом на верхний Ирвыней.   Батя сказал, что, видимо, он разбрасывал лабазы на второй круг. Закончили маршрут в  семь часов и помчались к палаткам.

21 августа. Только что мы нажрались до отвалу свежесваренного медвежьего мяса и, попив чайку, двинули по кукулям. Да, свежанина после заевшейся тушенки, это - чудо! Мерно шумит шумит в бочке, воняют дымящиеся портянки, свечка выхватывает из темноты всякоразные предметы. О вчерашнем дне много писать не буду. На Каскад мы не ходили, т.к. он был закрыт туманом, а в банке замерзла вода. Отсюда следует, что ночью был легкий морозец, и мы решили дернуть за ягодой. За два часа дошли до перевала в Ирвынейвееем и начали спуск в долину. Погода средняя - ни холодно, ни жарко. Как только начали спускаться стала попадаться смородина, напоролись на целую плантацию этой дивной ягоды! В семь часов закончили сбор смородины (не хватало тары), набрали десять литров. Спустились в болото и сразу же наткнулись на огромную поляну морошки. За полчаса набрали банку (два с половиной литра) и я побежал еще за одной банкой на старую стоянку, где ее оставил батя, нашел поляну еще похлеще и заполнил тару.

Дорога назад была ужасной, хуже не придумаешь - сплошная кочка, да еще в темноте. Идешь, спотыкаешься, качаешься, падаешь, опять встаешь... В полночь были дома, в полудреме поели и сразу спать...

А сегодня - воскресенье. У-у-у! Но это никак не влияет на  нашу житуху.  Мы пошли на Каскад. Подход два километра и в гору, в гору. Поднялись на хребет, спустились в ручей Аспид, который нас поразил сплошной рыжатиной, переходящей в красно-бурый цвет. Это рудная зона. Наколотили кварца, набрали тринадцать штуфных проб. Рюкзаки отвисли, чуть ли ни до колен, но мы шли и шли. В девять часов закончили маршрут. Я взялся за варку мяса, батя - за рыбу /распотрошил ее и посолил/. В половине двенадцатого мы "трохи подзакусили" мясцом и - спать...

23 августа. Вчера  ходили в маршрут на  гору Оранжевую. С утра туман, но к обеду распогодилось, небо полностью очистилось. Обедали на самой макушке горы /944 м/. Отсюда открывается великолепный вид на долину Ирвынейвеема. Видна подтаявшая наледь, многочисленные протоки и речушки,  соединяющие русло Ирвынея, блестят на солнце и причудливо извиваются. Прямо под нами – озеро  Ирвынейгытгын  длиной около  восьми  километров, отдающее небесной  голубизной. На том берегу - домики нашей базы. Короче – вид  прекрасный.  Я пофотал и кончилась пленка. После обеда /вареная медвежатина и горошек с термосным чаем и галетами/ мы рванули по хребту, натыкаясь на Васькины флажки. По пути наколотили  молибденита.

Спустившись с горы в шесть часов, в русле Пытвыта сделали  чаёк,  потом вновь дёрнули на подъём по  одному из отрогов Каскада. Поднимались с огромным трудом, всё же второй подъём  за день, устали, однако. Перевалили в Асс и уже в темноте  закончили маршрут. Это было вчера. А сегодня с утра камералили – доделывали хвост. Затем поднялись на водораздел, спустились к озеру и в чудесном местечке сделали  обед. Маршрут закончен в девять часов.

24 августа. По спидоле фигарит "рэдио аустрэлие". Сегодня был последний маршрут на этой стоянке, и мы закончили его довольно рано - в шесть часов. С утра, пожрав сваренной батей ушички,  мы двинули на водораздельчик и умудрились   до обеда весь его пройти, засеча контакт, и к двум часам спустились в ручей Финал. Пообедав, вышли на Пытвыт. Погода стоит нормальная,  средняя - высокая облачность, легкий юго-восточный ветерок, иногда проглядывает  солнышко. На обратном пути повторно засекли контакт   амгуэмы и карния и, сделав последнюю точку, возвратились в ла­герь. В палатке никого нет, кукули промывальщиков свернуты. Ага_, понятно, значит, утопали на базу. Мы спокойно поели разогретой ушички, попили чайку и принялись за дело. Я запаковал банки с ягодой по сумкам, сложил вещи в рюкзак. Завтра или послезавтра должен прилетучиться вертолет и увезти меня в поселок. Да... Прощай полевая жизнь...

В двадцать три ноль-ноль батя вышел на связь и узнал, что Саня и Игорь на базе. Благоволин кричит, чтоб Коля был готов к завтрашнему вылету. В общем, так... Ах, да. В девять вечера пошел дождь - во время  пришли из маршрута, все рассчитано до  мелочей.  Однако, пора спать, ибо утро вечера мудренее.

25 августа. Сегодня по утренней связи батя узнал, что вертолёта, самое, не будет и что можно, самое-самое, спокойно ра­ботать /так сказал Благоволин/. Ну что ж, на сегодня у нас намечен маршрут за смородиной. Встали, поели ухи, взяли с собой кастрюлю, котелок, кой чего пожрать и двинули по прямой на перевал в Ирвыней. К двенадцати часам дошли. Батя по пути отмечал породы и толщи. За два часа набрали одну треть кастрюли и решили подзакусить. Батя развел офигенный костер из сушняка. Мы  отогрели озябшие руки,  разогрели мясу и быстро навернули его с солянкой. Затем продолжили сбор. К семи часам /а  время прошло незаметно/ кастрюля была полная и мы не мешкая двинули назад.

Вечерней связью батя поздравил Благоволина с днем рождения. Больше мы ничего не имели и поэтому залегли спать.

26 августа. С утра - дождик, но идти никуда не надо и я  нежусь в волосатом теплом кукуле. Батя в полдевятого вышел на связь и узнал, что к нам едет крагинский вездеход на помощь Вите и заедет к нам. Хорошо бы, если бы  было  бы так. После связи батя врубил маяк и сказав, что пойдет разогревать борщ,  скрылся за палаткой. Я еще повалялся минут эдак двадцать и решил вылазить. С трудом, преодолевая засасывание кукуля, я выбрался наружу, быстро, дабы не взмерзнутъ,  оделся и на выходе столкнулся с батей.    "Борщ горячий, чай тоже", - сказал он и мы пошли в столовку. Пожрав, мы облегчились и погнали обратно.

Я захватил два примуса, дабы наладить отопление. Пришел, разжёг один, второй, а пока ставил примус в бочку, пола моей телогрейки нависла над пламенем другого примуса и внезапно возгорелся карман. Я не заметил, лишь чувствую - вонь пошла. Тут батя спрашивает меня:  " А чего у тебя карман горит?" Я мгновенно скинул телогрейку и водой из чайника залил тлеющее место.

А сейчас я сижу на кухне, пишу дневник, батя камералит, в бочке гудят примуса, воняют дымящиеся портянки, короче,  сплошное удовольствие. Но тут я вспомнил, что и мне необходимо покамералить - начертить графики к радиометрическим журналам. Я сделал себе столик, подобрал инструменты и принялся за работу. Когда закончил, глядь - уже три часа.  "Пора и жрать, однако", сказал я бате и, увидав утвердительный кивок, взял примус с чайником и пошел на кухню разогревать борщ.

В чайнике не оказалось воды и я, решив заполнить его, стал выходить из кухни и... нос к носу столкнулся с евраганом, который  сидел прямо у входа в палатку и удивленно смотрел на меня. Я хотел его схватить, но он увильнул и, отбежав метра два, встал столбиком и опять вылупился на меня.  "Во нахал", - крикнул я и только когда до него оставалось полметра, он чирикнул и смотался. Потом пришел батя, и мы сели обедать. Пообедав, папа выдвинул альтернативу - либо лезть в кукуль, либо идти    неподалеку за голубикой.

Мы выбрали второе и, взяв с собой котелок и банку, поперли по склончику вдоль Пытвыта. Сначала абсолютно ничего не было, но потом папа обнаружил такую полянку голубики, что мы   враз насобирали половину котелка. Потом ни черта  не попадалось, окромя грибов, которые мы тоже брали, но вот стала попадаться морошка и вскоре мы вышли на целую поляну этой ягоды. Набрали полный котелок и банку, капюшон грибов   и в семь часов пошли обратно. Отдохнув немного, мы решили забацать жареной рыбки с макаронами. К половине девятого общими дружными усилиями мы заделали вкуснейшее блюдо и молча слопали его. Чай пили с морошко-гслубичным ассорти, которое потом я залил сахарным сиропом.

27 августа. С утра навалило снега где-то до уровня 400 метров, дует холодный сильнейший северо-восточный ветер и поэ­тому из кукуля вылазить неохота. Батя вышел на связь и узнал, что к нам будет выезжать вездеход с базы. Пришлось вставать и начинать сборы. Пожрали борща,  затем я раскочегарил примуса и взялся за грибы, а батя - за камералку. Я разложил грибы на бочке и батя  сказал мне, что надо бы пойти ополоснуть рыбу в речке, т.к. мы  её хотели жарить. Я вышел из палатки и увидел ...

приближающийся вездеход. Я сообщил об этом бате /он удивился страшно/ и пошел на кухню разогревать борщ.

Подъехал вездеход, из него вылезли Саня и Витя. Мы поздоровались и, посоветовавшись,  решили жарить рыбу. Взялись за это Саня с Витьком, а мы с батей собрали вещи в одну кучу и сняли палатку. Потом пошли на кухню снимать первую пробу с рыбы. Наевшись, быстро загрузились и поех-поех-поехали на базу. Я с Саней сидел на крыше, батя - в кабине. Где-то в четыре мы были  на базе. Так как все палатки были заняты, /собралось тридцать  два человека/, мне пришлось устраиваться с Саней и Игорем в яранге, где просушивают металку. Я отнес туда кукули и чуть ни помер от жары - печку раскочегарили до опупения. Потом пошел, пожрал ухи и пюре-картошку-гранулю. В полседьмого попали в  баню, где хорошенько попарились. А когда стемнело, Витя расфигарил АБэшку и на базе появился свет. Я вместе с батей и Благоволиным  напился чаю и отвалил к себе в кукуль в одиннадцать часов. АБэ шку заглушили около двух ночи.

28 августа. Сейчас я сижу в палатке на окраине, шумит печка, я попиваю, чаек и слушаю политику по спидоле. Простучал бубен, призывающий к и обеду, и я ухожу. На обед был борщ и гречневая каша.

30 августа. Сегодня обещает быть вертолет /однако под огромным сомнением/. Погода звенит, т.к. вчера вечером было полнолуние и северное сияние – полный набор признаков хорошей погоды. Проспали до десяти часов, не слыхав "бубна". Но вот в ярангу ворвался Благоволин и, явно преувеличивая, сказал:  "Сейчас будет вертолет, вставайте,  собирайтесь, ждите!" Мы не мешкая, встали. Я оделся, накалякал заявление на увольнение, пошел в столовку и наелся макаронов. Позже узналось, что вертолета, возможно, и не будет, т.к. у него имеются другие полеты, в том числе на Сеутакан /где работает Леха/. Батя пишет геологический дневник, а я - тра-ля-ля...

Прилетел вертолет, разбросал людей по лабазам,  забрал в поселок всех школьников и окончательно разболевшегося старшего геолога Николаева. Сократившийся отряд приступил к выполнению геологических задач второго круга.

Вместо Коли в паре с Денисом стала ходить его полная противоположность - освободившаяся от Николаева студентка Фрунзенского университета Айгюль, восточная красавица, подруга Чвычкиной Венеры. Всего в Лево-Вульвывеемском отряде было девять полевичек-вульвоносиц. Тридцатого августа утром Денис объявил начало бабьего лета, которое в соответствии с числом баб должно продолжаться девять дней.

Девочки,  следите за погодой, - произнес оракул.

Каждой из вас в алфавитном порядке будет принадлежать один день, отражающий ваш характер и ваше будущее.

Так началась эта необыкновенная осень, ставшая занимательной, интересной для всех. Первой в списке стояла студентка Валя. Ей достался солнечный день с легким ветерком после обеда,  что свидетельствовало о приятном, положительном характере и слегка легкомысленном поведении девушки.

31 августа, в день Киры Борзецкой, ударил мороз! Примерзли ручьи и озера, погибли ягоды. Вот это да! Ну и Кира! В маршрут Денис отправился в бушлате, но после обеда сбросил его, приторочил к рюкзаку. Солнце пекло немилосердно.  «Что за  контрастная вульва! - удивлялся геолог. - Сначала мороз, потом жарища - как это понимать?»

1 сентября - день техника-геолога Лены. Погода приятная, умеренно теплая. Такова и девушка - все совпала.

2 сентября - день геолога Раи Маркиной. Оказалось, что в спокойной, даже флегматичной особе таится знойная женщина! Знал об этом, вероятно, только один ее муж Васька,  «Васке да Райя». С утра до вечера стояла изнуряющая жара. Денис, вытирал пот, приговаривал:  «О, Рая, остынь, пощади меня, что ты делаешь!»

3 сентября - то же самое. Чукотская погода показала, что спутница Дениса Айгюль - тоже знойная женщина, мечта поэта. Это походило на правду, хотя вела себя красавица сдержанно, на шею геологу почему-то не вешалась и соблазнить в маршрутах не пыталась - а жаль! Денис под взглядом ее черных глаз молодел, хорохорился и носился по тундре как очумелый олень, оставляя неторопливую студентку далеко позади. В первом маршруте, догнав присевшего для писания геолога, она с виноватой улыбкой произнесла:

- Ох, как вы быстро ходите, Денис Иванович! и так не могу. Николаев ходил очень медленно и часто отдыхал. Мне трудно с Вами.

- Пустые переходы надо преодолевать в темпе. А вот маршруты - другое дело, в них не разрешишься. Ничего, привыкай, тренируйся. Ведь ты такая молодая, здоровая, красивая.

Айгюль смущенно потупилась, отвернулась, но возражать не стала - сама знала, что прекрасна, как «Полная Луна» - так переводится ее имя.

Свой день 4 сентября очень ждала и сильно переживала старший геолог Вера Николаева, «Верочка», как называли ее за глаза. Она боялась, что испортит погоду, но ничего, слава Богу, обошлось. Это был тихий, теплый, маршрутный день.

5 сентября - день техника-геолога Гали Коптевой, получукчанки (по матери и воспитанию). Снова было тихо и тепло, но на небе появилось облачко - для красоты. И был очень красивый закат, что порадовало Галю - родная чукотская погода ее не подвела, не обидела. И правильно - характер у девушки добрый и судьба обещает быть не злой. Журавли в этот день тренировались перед вылетам на юг, Витя Костровой очередной раз потерпел маленькую аварию, а Денис, будучи дежурным, сварил прекрасную уху.

6 сентября весь отряд проснулся с величайшей заинтересованностью. «Что день грядущий нам готовит?» - пропел Денис. Не зря волновался народ - ведь это был день непредсказуемой женщины - Гали Типановой. Что вытворит она?

Уже с ранья погода начала портиться, тундра накрылась туманом, стало сыро-зябко, по небу поползли темные облака. Но это был все-таки не полный, безнадежный мрак - солнце временами просвечивало, даря геологам печальную улыбку.

Группа ожидала вездеход для переезда на следующий лабаз. Молодежь спала до обеда, Денис и Вера камералили. В полдень небо полностью затянулось тучами, свидетельствуя о том, что Типанова - женщина изменчивая и ждет ее нелегкая, облачная судьба. Вездеход прибыл в восемь вечера, Витя Костровой выглядел измученным - четыре раза за дорогу он разувался и натягивал гуски - это больше, чем за весь сезон. Ох и неравнодушной же оказалась Галя Типанова к голубоглазому красавцу в свой день - такое ему наколдовала! Припомнит ей Витя впоследствии эти пакости и ...

7 сентября. Бедная Венера! Не досталось ей теплых и ясных дней бабьего лета - сплошные плотные облака нависли над тундрой на   высоте сто метров, наглухо закрыли вершины гор. Что это значит? Денис решил - или Венера не баба, или очень несчастная
женщина. Дело в том, что она полюбила-таки вездеходчика, упорно штурмовавшего ее в течение всего сезона. Кратковременный полевой роман не имел будущего - студентка по окончанию полевых работ возвращалась в Фрунзе, ну а Витя, естественно, в Нырвакинот, к жене.

День, однако, еще не кончился. Ломаный-переломаный вездеход забрал женщин и, прихрамывая, потащил их на базу. Денис и рабочий Илья остались на съеденном лабазе, имея., в наличии только три больших и девять маленьких банок зеленого горошка. («Ну и попердим!» - жизнерадостно воскликнул Илья). Но благородная Венера не допустила этого безобразия - она послала в рыбацкую сеть двадцать одну рыбу - ровно столько, сколько ей было лет!

Наевшись ухи, Денис сбегал за границу района, выяснил причину своего заблуждения по поводу юрской фауны, обнаруженной им в 1975 году. Оказалось, что он взял ракушки на ледниковых (эрратических) глыб, перемещенных ледником с соседней территории, оттуда, где действительно выходила юра.

Вечером потеплело, выглянуло солнышко - Венера ласково улыбнулась. Это была прощальная улыбка, после которой девушка заплакала - пошел дождь. По долине реки Рэннэгвеем проскакал медведь. Денис догадался - это оборотень Костровой, бросив на базе вездеход, помчался на свидание с Венерой, на Чвычкин лабаз. Вот такие творились чудеса в Леве-Вульвывеэмском отряде в заключительный вульво-день бабьего лета - 88.

10 сентября Денис и его команда перелетели на следующий лабаз,  расположенный на берегу озера. При устройстве лагеря де­вочки трудились, как пчелки, никаких затруднении из-за дефицита грубой мужской силы Денис не почувствовал.

Геолого-съемочные маршруты на этом участке были однообразно-легки - сплошь по андезитам, плановое исхаживание, закрытие на карте белого пятна. Со студенткой Денис вел себя корректно, стараясь выглядеть образцовым геологом-интеллигентом. Но случались и казусы. Однажды в обед Денис вскрыл слегка беременную (вздувшуюся, бомбажную) банку говяжьей тушенки с несколько неприятным, кислым запахом. Айгюль есть такое мясо отказалась - (она вообще в маршрутах кушала мало, так, сухарик с чайком – вот и все). А голодный, как зверь, геолог заглотил всю банку испорченной тушенки и сразу же почувствовал, что вот-вот взорвется. В брюхе у него запищало,  заурчало, разразилась целая кишечная симфония, да так громко и выразительно, что все еврежки повыскакивали из нор и испуганно заверещали. Краска стыда залила свободные от шерсти участки Денисова  лица, он  не знал, куда себя деть. Он понимал, что издавать такие внутриутробные звуки при даме - верх неприличия. «Боже мой, как я опозорился!» - думал геолог,  не смея на соседку глаз поднять. Он быстро собрал рюкзак, вскочил с насиженного места и понесся по тундре галопом,  стараясь как можно быстрее удалиться от восточной красавицы, дабы не смущать ее непотребными звуками. Но Айгюль - молодец, воспитанная девушка, она и виду не подала, что слышит что-то, она ни улыбкой презрения, ни тем более словом не выразила своих чувств.

Завершив работы, Денис вместо камералки пошел в устье ручья Заячьего, где среди высоких кустов ольхи произрастала смородина печальная (перевод с латыни), густо увешанная гроздьями спелых красных ягод. Вместе с Денисом ходила по смородину и Айгюль, она не захотела остаться в палатке без своего любимого шефа, праздно валяться на кукуле и дуру валять. Ее преданность Денису понравилась. Вдвоем сборщики ягод быстро выполнили план – набил две банки из-под ассорти, попили чаю с ароматно-кислой ягодой. Чернобровая красавица среди рясных красносмородинных кустов выглядела чертовски соблазнительно, а когда она легла у костра покусывая ярко-белыми зубами гроздь рубиновых ягод, Денис затрепетал и... отвернулся. Вздохнув, он собрал чайные принадлежоности, упаковал рюкзак, накинул лямки на плечи, решительно встал и не спеша, в темпе спутницы, возвратился на стоянку. Верная полевая подруга всю дорогу молча шагала рядом.

В средине сентября Витя Костровой с Венерой в кабине, перевез группу Доценко на базу. Дорога была долгой, но веселой – при переезде через Вульвавеем в кузов хлынула вода, подмочила шмотки и ноги пассажиров. Девочки, разумеется, взвизгнули, хоть и были обуты в резиновые сапоги. Затем был костер-чай на конусе выноса речки Заячьей, среди ольхово-смородинных зарослей и обед на травянистой пойме ручья Свежего. Здесь влюбленный Витя Костровой учил свою Венеру целиться и стрелять. Он нежно обнимал ее, стоя сзади и поправляя ружье. Венера стрельнула и упала в его объятия, оба расхохотались.

В долинах рек Вульвавеем и Ирвынейвеем на границе с анадырской территорией путники встретили несколько одиночных древовидных чозений. Под одной из них вездеход остановился и студентка Валя с фотоаппаратом попросила Дениса стать под дерево.  «Я хочу иметь образец чукотского геолога, покажу Фото родителям и под­ругам, пусть посмотрят, что это за зверь такой», - сказала она.

Поехали дальше. Вездеход разогнался и вдруг, встретив на пути яму, резко затормозил. Галя Коптева и Айгюль, сорвавшись с крыши, плюхнулись в лужу, вызвав всеобщий смех. Отряхнувшись, они удалились в кусты - им с испугу захотелось пописать. Витя, не зная этого, газанул и помчался по ровной террасе. Оставшиеся на машине женщины закричали:  «Стой-стой-стой!» Витя остановился. «В чем дело?» - с недоумением спросил он.  «Подожди, вон девочки бегут». Запыхавшиеся, раскрасневшиеся куночки вспорхнули на крышу вездехода. «Поехали!» И снова - стоп! Зайцы! Два сразу. Подкравшись, Костровой сделал пиф-паф и принес зайчиков за уши, бросил в кузов.

На базе - чудо-баня. После нее - реализация посылок, доставленных последним вертолетом. В числе прочих гастрономических радостей было и вино под названием «Агдам».

- Вино «Ах, дам», - прочитал Денис и засмеялся, - женщинам его пить нельзя.

- Наоборот, пусть пьют, глядишь, что-нибудь и получится, - возразил Костровой, разливая вино.

- Вить-тя! - игриво проворковала Типа, грозя пальчиком. - У тебя только одно на уме.

- А я и не скрываю, - согласился ловелас, сверкнув незабудками глаз и белозубо улыбаясь. Взор его был устремлен на Венеру.

- Кажется, они снюхались, - шепнул Чвычка, хмыкнув, на ухо Денису.

-Чего ж ты сам ее прозевал? - пошутил Денис.

- Я? Да ты что, самое... чего ты...самое...вообще...

В день отдыха весь полевой народ помылся, постирался и занялся своими личными делами. Денис варил варенье из красной смо­родины, на примусе, в большом эмалированном тазу. Чистенькая, тепленькая, разрумянившаяся после баньки, в палатку Дениса вошла Айгюль. Ее густые черные сверкающие влагой волосы были прикрыты полотенчатой чалмой.

- Варенье надо постоянно помешивать, - произнесла красавица, взяла ложку и плавными вращательными движениями начала перемешивать сахарно-ягодную смесь, уже пустившую сок рубинового цвета. Лохмато-бородатый геолог с улыбкой наблюдал за своей молодой и дьявольски привлекательной радиометристкой.

На следующий день был маршрут под номером сорок, проходящий от подножья горы Оранжевой к западу, на гору Каскад и обратно. Несчастный случай произошел в самом начале маршрута. Описав точку наблюдения, Денис бодренько вскочил на ноги и рванул вперед - предстоял длинный пустой переход по задернованному склону к речке Пытвытковаам. И вдруг он споткнулся то ли о кочку, то ли о камень и, нырнув вниз головой, растянулся на земле, мгновенно поднялся, разозлился и не оглядываясь понесся вдаль. Неожиданное, нелепое падение на глазах у прекрасной Айгюль морально убило гордого геолога, опозорило его, превратило из уважаемого человека в смехотворное ничтожество, так он считал.

На обнажении Айгюль догнала быстроногого шефа, тот мрачно продиктовал ей название породы, она замерила ее радиоактивность  записала в журнал. Весь день прошел в молчании, Денис на свою спутницу не смотрел. Вечером маршрутная пара возвращалась на базу в лодке. Денис, сидя спиной к своему берегу, остервенело греб, избегая пытливого, недоумевающего взгляда Айгюль, сидящей напротив, на корме. Денис, греб неважно, лодка рыскала и это еще больше раздражало его. А студентка мучительно соображала - чем она обидела своего начальника? Почему он не разговаривает с нем, не шутит, как обычно? Что случилось?

Дюралевая лодка ткнулась, наконец, в галечный пляж, с шорохом наползла на него. Терзания Дениса кончились. Он вылез из лодки и по тропе, сквозь кусты, поднялся к своей палатке, скрылся в ней. Поче­му эта девушка-киргизка так смущает его? Прямо беда. «Насколько   проще и приятнее были маршруты с Колей», - вздохнул Денис.

17 сентября был густой туман. К началу маршрутов Доценко и Благоволин подъехали на вездеходе. Холод и морось не помешали Костровому в течение дня набить множество уток и зайцев. Одну утку геологи сварили и съели прямо в вездеходе. При возвращении на базу Чвычка как обычно грузно восседал на кабине. Он зверски замерз, морда у него стала совсем лиловая, с обвисших усов капала вода. Приехали к палаткам в темноте, при свете фар. Быстро растопив печку, маршрутчики   со­грелась и по кустам, освещая тропу фонариком, побрели на кухню (пункт общепита располагался на берегу озера, метров двести от жилых палаток).

Следующий день в климатическом отношении был гораздо лучше (солнце, тихо и тепло), но Денис в маршрут не пошел, потому что Айгюль де­журила на кухне, а куда он без нее? Она сварила чудесным суп с зайчатиной, который полевая орава спорола за полчаса. Заработавшийся начальник отряда Благоволил пришел в столовую слишком поздно, ему мяса не досталось, он молча и угрюмо похлебал пустой бульон. Не хватило ему и картошки, и чаю. «Теперь будешь знать, как опаздывать, хрен моржовый», - пожурил друга Денис, усердно работая спичкой-зубочисткой.

19 сентября врезала пурга, пропела песню: «Сидите дома, ходоки». Да, тут не поспоришь, белай-белая тундра свидетельствовала о камеральном дне. А в столовой снова гастрономическое чудо - суп с куропатками. Заслышав призывный набат, Чвычка сорвался с рабочего места, бросил карты и карандаши и, смешно потряхивая широким отвислым задом ватных штанов потрусил в столовую. Чистый, свежий, ароматный снежок весело поскрипывал под его огромными подшитыми валенками. Свое место за столом Благоволин занял первым и имел полный куропаточный смак. На этом вкуснятина кончилась. Очередные дежурные повара Голдобин и Вялов весь день бессовестнейшим образом кормили народ макаронами.

21 сентября началось «бабье лето-два» которое привело к тому, что у Дениса разболелся живот и он решил, что это - трихинилез. Инку­бационный период кончился, болезнь стала явной. Остальные полевики на этот счет не беспокоились, потому что от августовского медвежьего мяса отказались, не захотели рисковать, побоялись. Лежа на нарах Денис с тревогой вслушивался в свои ощущения. Вошла Айгюль.

- Завтра, наверно, будет вертолет, - скала она. – Я зашла попрощаться.

- Счастливого пути.

- Денис Иванович, я прошу меня простить. Вы мне очень нравитесь, но я не могла вам дать всего, что вы как мужчина хотели, потому что у меня есть жених, мы с ним прилетели на Чукотку вместе, он попал в другой отряд, но я хранила ему верность. Он ждет меня в поселке.

- Хорошая ты девушка, Айгюль. Желаю тебе счастья, - ответил Денис и, улыбаясь, помахал студентке рукой. Он хотел было встать и поцеловать сотрудницу на прощанье, да поленился.

24 сентября на базу Лево-Вудьвывеемского отряда прилетел с работой вертолет. Были собраны лабазы  (летал Витя Галин), проведены аэровизуальные наблюдения вокруг горы Оранжевой с целью подбора посадочной площадки на участке буровзрывных работ. В Нырвакинот было отправлено десять человек. Чвычка перекрестился - такое облегчение! Денис прекрасно понимал коллегу - начальника отряда, сочувствовал ему и радовался своей свободе и безответственности.

Погода и снеговая обстановка еще позволяли ходить в маршруты. Денис сбегал по одному из ближайших ручьев, исписал пятую полевую книжку и прошел последние километры (всего за сезон – 250). «Все, хватит, больше никуда не пойду, - решил он. – Разве что фауну поискать.»

Искать ископаемую фауну в береговых уступах реки Пытвытковаам Денису помогали  Кира Борзецкая и Галя Коптева. Они переворачивали плитки черных алевролитов карнийского яруса целый день, но ничего путного, кроме многочисленных ходов и продуктов жизнедеятельности червей - илоедов,  не нашли. Зато обеденный костер заделали на славу - дров мно­го. А на северном склоне горы Оранжевом группа геологов во главе с Чвычкой в это время строила домик для канавщиков. Туда и обратно по склону средней крутизны строители, рискуя, ездили на вездеходе. Лихой водитель Витя Костровом был начеку. В долине реки он застрелил зайца и трех куропаток.

27 сентября Денис принял участие в строительстве утепленного жилого домика на склоне горы Оранжевом. Витя Галин и Саня Чикарев покрыли крышу толью, а Денис соорудил стол и нары. Чвычка в этот день летал на вертолете, собирал лабазы (один не нашел ).

28 сентября Костровой в сопровождении геолога Сани Чикарева вые­хал в Нырвакинот. Небо затянуло тучами, начался мощный снегопад. Тун­дра окончательно замерзла и накрылась толстым белым одеялом - приготовилась зимовать.

2 октябри в ясный и тихий день с видимостью до горизонта прилетел вертолет, вывез в поселок еще семь человек. После этого начались систематические, устойчивые морозы и снегопады.

7 октября, в день конституции, Чвычка организовал хозработы на свежем воздухе – перетаскивание и укладку грузов на эстакаду. После обеда были проведены культурно-массовые мероприятия- самогоноварение (сахарная брага стояла-гуляла целую неделю), жаркая баня с кушаньем в холодном озере и праздничный ужин, на котором подвыпивший и раздобревший Чвычка великодушно объявил об окончании полевого сезона. Безмятежной чередой потекли камеральные будни. Тысячи белых куропаток обложили базу со всех сторон. Они знали – бояться нечего, гроза тунд­рового животного мира Костровой вместе со своей пушкой уехал.

13 октября тишину Белого Безмолвия нарушили вопли Васьки Маркина - он громко матерился на берегу озера.   Причина крайнего раздражения геолога была уважительная - в сеть попался царь озера - Эрвынай, огром­ный налим, он же «бурят», он же «Дорж», как его величали по схожести с экономистом Доржиевым, начальником ПЭО. Васька попытался затащить «Доржа» в лодку, но не смог, не справился, уронил, что и вызвало горестные вопли рыбака. После этого драматического происшествия у Чвычки разболелся зуб и сдохла электростанция.

15 октября утром сеть на озере, стоящую прямо напротив кухни, проверил завхоз. Его громкое ура! возвестило о богатом улове - он вытащил-таки гигантского налима, эрвынейского царя!  За обед и ужин «Дорж» был съеден с потрохами, осталась лишь огромная тупорылая башка с мут­ными глазками. На Чвычку, ответственного за поимку налима, навалились три беды:

1. Он получил втык от Доржиева за полевую переработку у геологов Маркина, Чикарева, Изикова и узнал, что им предоставлен от­гул по сорок дней каждому.

2. Болезнь зуба, глотки и вообще всего ротового отверстия, общее тошнотворное состояние.

3. Вызов в Магадан да петрографическое совещание (с 18 по 21 октя­бря).

Каждый вечер перед сном Чвычка молился-бормотал: «Хоть бы до восемнадцатого не было вертолета! Хоть бы не полететь в Магадан!» Чукотс­кий Бог услышал Чвычкины молитвы – вертолет прилетел девятнадцатого. Полевой сезон-88 для Доценко и Благоволина благополучно завершился. А поисковик Вася Маркин бил канавы до 24 октября. В этот день отряд был окончательно ликвидирован.

Полевом сезон излечил Дениса от нервно-финансового расстройства, связанного с лишением трех премий. О своем заявлении в комиссию по трудовым спорам он вспоминал теперь как о чем-то мелочном, недостойном звания геолога-полевика, как о суете сует. Такова целебная сила природы.

В конце октября произошло не менее важное, чем завершение сезона событие - Денис полностью расплатился за кооперативную квартиру в городе Тольятти и отметил это дело пятизвездночным коньяком.

Пока геологи трудились в поле, независимый от них АУП частично обновился. Перебрался в Краснодар главный геолог Колечко. Освободившуюся престижную должность ПГО предложило Александру Крюканову. Саня снова отказался - административно-чиновничья деятельность его по-прежнему «ни капики», как говорил Чвычка, не привлекала. Он любил практическую геологию и не хотел наш изменять ей. Стать главным геологом согласился разведчик Михаил Зрякин, большую часть своей чукотской жизни проведший в знаменитом иультинском каменном бараке-общежитии – «дивизионе». Про него оформители говорили, что он ни рыба, ни мясо, но болтать умеет, а значит на должность Главного подходит.

Пошли на повышение, перевелись в Магадан выдающиеся деятели ВЧГЭ - начальник отдела материально-технического Гришка Мудренко (перо ему в задницу, чтоб быстрее летел!) и начальник россыпного-разведочного отдела Трахман. Из троих ушед­ших администраторов только один, да и то под воздействием очаровательной Любы Тынской, вызвал у Дениса желание написать прощальный стих-пинок.

При Тpaxмане отдел трудился безупречно,

Запасы он имел и премии, конечно.

О, Трахман! Ты во всем хорош, 

Ты ценишь время, любишь грош!

Сотрудники тебя за это уважают.

По-прежнему любя, повыше провожают.

Для счастья Магадан тебе, наверно, дан.

Лети, наш золотой, со славою в столицу,

На лестнице крутой лови свою синицу,

Пост высокий добывай, ВЧГЭ не забывай.

 

 

Все геологи Восточно-Чукотской экспедиции, за исключением Фора Свистоплясова, умели сочинять стихи, рифмовать строки. Когда Денису Доценко исполнилось пятьдесят лет, на него обрушился целый каскад стихотворений, густой стихопад. Первым начал поливать – посыпать юбиляра Слава Майоров.

Товарищ наш Денис фартовый дошел до даты пятьдесят.

Прошел всю тундру, горы, долы! Года фанфарами звучат!

Геолог он, артист на сцене и нами признанный поэт.

Стихи его всегда мы ценим, он нам их пишет много лет.

Тебе желаем без крушений достойный труд свой завершить,

 Открытий новых и свершений, ну и до пенсии дожить...

А дальше было вот что. 18 ноября 1988 года, пятница.

Утром, сидя за рабочим столом, Денис услыхал какой-то шум, смешки, обернулся и увидел  Ваську Маркина с картонной коробкой в руках, которого отрядные женщины пихали в спину из соседнего кабинета. Растрепанный Васька двинулся на начальника отряда Благоволина, стоявшего посреди кабинета с высоким незнакомым парнем.

- Поздравляю тебя с днем рождения! - гаркнул Васька и сунул коробку ничего не понимающему Чвычке. Тот уклонился в сторону, отказываясь от коробки, Васька преградил ему дорогу и снова сунул подарок в грудь начальнику - дери! Благоволин зреть не желал, незнакомый парень стоял рядом, разинув от удивления рот.

-Да не ему, не ему! – зашипели ошарашенные женщины.

Обалделый Васька дернулся, увидел улыбающегося Дениса (которого эта картина здорово позабавила), грохнул коробку на его стол, отскочил в сторону, плюхнулся на свой стул и, схватившись за голову, тяжело, с облегчением выдохнул - Фу-у-у...

- Где журналы? - заговорил наконец Благоволин.

- Какие журналы? - обозлился Васька, - Какие журналы?!

- Радиометрические.

- А я откуда знаю? При чем тут я!? Все на меня валят. Журналы нашлись. Чвычка и незнакомый парень удалились.

- Вот балда, - тихо, спокойно произнесла Раиса, Васькина жена. - Вот и поручай такому...

В кабинете разразился хохот - ай да Васька, ну и дурак! Денис вскрыл коробку - самовар. Так сотрудники первыми поздравили его с юбилеем. А Ваську сбил с панталыку вчерашний переезд Благоволина на новую квартиру. Он решил, что новоселье и день рождения у него совпадают. Парень, затесавшийся между Васькой и Чвычкой, оказался проверяющим радиометрию из Хабаровска.

После обеда явилась делегация от лаборатории - Лена Воронова и Таня Прыгина. Таня скромно заявила, что им, как лучшим представителям коллектива и самым красивым женщинам экспедиции поручено поздравить Юбиляра. Лена торжественно прочитала:  «Денис Иванович, казак удалой! Геолог-трудяга, поэт и артист, художник отменный и сценарист. Ты в жизни многого достиг. Сколько маршрутов тобою исхожено, песен пропето и сложено! Чукотку ты исколесил: Матачингай, Энгергни, Милют-Ванкарем, Иультин и Амгень, Телекай, Амгуэма. В Монголии был, Чойбалсан посетил. В личной жизни преуспел, жену-красотку заимел. Два сына, дочь растишь лелея, живота своего не жалея. Сил в тебе еще так много. Дерзай, ищи, расти, твори! Всех благ земных тебе желаем и поздравляем от души!!!»   Таня вручила Денису зеленую ветку комнатного лимона с наколотым на иглу плодом - вот, сами вырастили! Денис принял подарок, поцеловал прекрасных дам в губки и они ушли. Этим визитом он был удивлен - откуда узнали?

В конце рабочего дня Денис и Кирилл курили в туалете, Что-то проговорило внутреннее радио, объявляла, как всегда, Карамба.

- Слышал? - спросил Пухов.

- Ничего не понял. Что-то в 17-30 в актовом зале. Но я давно туда не хожу.

- На сей раз придется пойти.

У Дениса закралось тревожное подозрение - неужели собрание в его честь? Ладно, думает он, поглядим. Сидит, работает, Закончил информационный отчет о результатах полевых работ 1988 года. В 17-30 никуда не пошел, начал собирать в чемодан секретные материалы. Входит Галя Типанова, сотрудница и профгруппорг ЦГГП:

- Денис Иванович, там все уже собрались, вас ждут,

- Меня? Зачем? - автоматически произнес он, направляясь к выходу. В зал он вошел через первую дверь. Собравшиеся, преимущественно женщины, встретили виновника торжества аплодисментами. Денис сел в переднем ряду. Вошла Инга Сосновская, профбосс ВЧГЭ огляделась, вздохнула: «О, Господи!»

- Ты кого имеешь в виду? - поинтересовался Денис.

Инга повернулась к залу крупным задом, взошла на сцену, нагнулась, заглянула в трибуну, пробормотала: «Ага, здесь», спустилась вниз и заговорила, объясняя обстановку. Начальства никого нет, все на партконференции, Свистоплясов тоже куда-то убежал, поэтому   поздравлять от имени общественности будет она. «Не возражаю!» - крикнул Денис и приготовился слушать. Развернув папку Карамба хорошо поставленным артистическим голосом прочитала:  «Уважаемый Денис Иванович! Коллектив Восточно-Чукотской экспедиции сердечно поздравляет Вас со знаменательной датой. Желаем Вам новых трудовых успехов, крепкого здоровья,  семейного счастья!

Жизнь – она не книжка полевая, но там страница шелестят.

Ты,  свою сегодня открывая,  ставишь точку номер пятьдесят.

Точка эта - золотая дата пробы наивысочайшей-шей,

Чтобы описать ее, не хватит в целой ВЧГЭ карандашей.

Да зачем? Она и так не канет. Всем известно - твой маршрут далек

И на Вульвавейме каждый камень знает твой упрямый молоток.

Крепкое плечо твое мы ценим, будь опорой нам на много лет,

Наш товарищ, наш Денис Доценко - тундровик, геолог и поэт!

P.S. Хотя простые виры и наши не так, как ваши хороши,

К чему им быть звончей и краше?

 Мы вам их дарим от души,

Приняв поздравление, Денис поцеловал Kapамбу и собрался уходить.

- Это еще не все, - остановила она его.

Денис сел. Карамба вытащила из трибуны картонный ящик, извлекла оттуда фарфоровый кувшин с откидной крышкой, похожий на амфору, бело-зелено-коричнеьый, расписанный сусальным золотом с барельефом, изображающим средневековых охотников и собак. Показала сосуд залу: «Саксонский фарфор! ГДР! Произведение искусства!» Денис с трепетом получил ценный подарок, осторожно положил его на стул рядом со стихами и только начал ответно-благодарственную речь («спасибо... не ожидал такого фурора…праздник груст­ный… возраст солидный...но мы еще попашем»), как свет потух и в зале наступила темнота. Это было неожиданно и эффектно - каков финал! Но что бы это, однако, значило? Происки врагов? Козни Свистоплясова? В зале раздался смех. Денис подумал: «Чертовщина какая-то, сплошные курьезы, а не поздравления, что утром, что вечером. А с другой стороны   - интересно, вон как получается, со смехом. Вся жизнь у меня такая, с хохмами, все правильно, так и должно быть». Юбиляр схватил свои вещи и ринулся на выход (в коридоре свет горел). «Слава Богу, отмучился», -
подумал он, вернувшись в кабинет, на свое рабочее место.

Только Денис собрался уходить, вбегает запыхавшаяся Тамара Пупченко с розой и открыткой и произносит громогласно: «Привет тебе, о сын полей, пират широт необозримых! За все полсотни не делимых по капле на зубок налей!»

- Тамара, да где к я тебе возьму? - говорит удрученно Денис, - Ведь лавка из работает, увы! Сухой закон!

- Да не мне, не мне, себе нальешь, когда будет.

- Ну, это ладно, это - другое дело. Продолжай, слушаем.

- В миру - талантливый геолог, от Бога - пламенный поэт. Мараваам, Мымлереннет с тобой сверкнули, будто сполох! Так будь достоин, Человек, ты этой участи прекрасной и без суетности напрасной последуй в XXI век!

Восторженная поэтесса вручила Денису розу и открытку со стихами, юбиляр ее поцеловал и пожаловался:

- Вот видишь, Тамара, что получается - женщины меня больше любят, всё поздравляют и поздравляют, со сколькими я сегодня перецеловался! А мужики - ни гу-гу, никаких эмоций, ни один охломон не поцеловал.

- Один мужик пытался поздравить, да и то все запорол, - уточнил Васька Маркин.

Празднование Юбилея Денис и Оля назначили на субботу 19 ноября в 18-00. Денис пригласил двоих - Пухова и Благоволина, на большее число мужиков выпивки не хватило. Оля взяла трехдневный отпуск без содержания и приготовила мощный закусь из свинины, говядины, оленины, уток и кур. Выпивки было всего шесть бутылок, пятизвездного коньяку, добытых Денисом еще в начале месяца, и двенадцать бутылок пива, которые Оле удалось купить в рабочее время.

19 ноября. До обеда Денис резал бараний рог, после обеда он сходил в баню, попарился, как следует, смыл все свои пятидесятилетние грехи и приобрел надлежащий (праздничный) вид новорожденного младенца. Вечером пришли Благоволины и Пуховы. Чвычка подарил Юбиляру примус «турист», Кирилл преподнес большую луковицу - карманные часы на цепочке и оду собственного сочинения:

- Денису сыну Ивана посвящается.

Полвека прожито, приятель - домовладелец, из Тольятти,

Поэт, геолог и певец, художник, чадам трем отец,

Артист, романтик и ваятель, частушек множества создатель,

По рогу резчик и кости - да мало ль, если потрясти.

 Исхоженопутей немало тобой, искатель драгметалла,

Которому не чужд и фарт. Творец бесчетных геолкарт:

Мечта, Амгень, Матачингай, Мараваам и Телекай,

Пеньельхин и Ирвынейвеем, Эрутта, Астра, Эргувеем,

Пийнкун, Вешкап и Метегын, Чанталь и Дева-Тутумын,

Кодори и Милютчекай, Юца, заоблачный Домбай.

О, сколько стоптано сапог! Но рано подводить итог.

Однако, кто же ты, приятель? Не ясно это мне пока,

Ведь если человек - дока в одном, в другом он дилетант,

Хоть и имеется талант. На будущие пятьдесят желаем мы, как   говорят,

Успехов в жизни и труде, в семье, в искусстве и везде.

И продолжай стихи слагать, рог резать и руду искать,

Как можно медленней стареть и вместе с Олей песни петь.  

Затем, покончив с официально-поздравительной частью, друзья-геологи и их жены хорошенько выпили, закусили, вспомнили молодость, посмотрели фотоальбомы.   Ни песен, ни танцев не было (сказалось отсутствие Виноградова с гитарой), но все-равно по гуляли хорошо. Разошлись в половину четвертого утра.

20 ноября - немного коньяку и вдоволь пива. Денис пригласил Чвычку, Олю навестила подруга Маня Карова. И, наконец, телевизор, отдых, сон.

21 ноября Денис на работу не пошел - он имел официальный отгул за работу 5 ноября. Денис вспомнил предъюбилейные события – «исторические подарки». Вот они:

1. Полный расчет за кооперативную квартиру (самый большой подарок, который Денис сделал себе сам).

2. Чукотка подарила экспедиции три трупа - двоих разведчиков-буровиков (заблудились на Ванкаремской низменности, пропали без вести) и одного командированного - проверяющего-радиометриста из Хабаровска (инсульт).

3. Запуск Энергии и Бурана.

4. Новоселье Благоволина (перевозили 17 ноября).

5. Профессиональные праздники ракетных войск, работников сельского хозяйства и агропрома.

6. Визит Горбачева в Индию.

7. Вася Доценко прооперировал глаза и получил вызов в Анадырь   на постоянную работу.

8. Телефильм «Собачье сердце» по повести Михаила Булгакова.

В юбилейные дни стояла холодная сухая ветреная погода, снега в поселке не было (лежал только на вершинах гор). Полевые материалы Лево-Вульвывеемский отряд еще не защищал, потому что его начальник Благоволив сразу после поля целиком и полностью переключился на доработку старого отчета, возвращенного из Магадана, а старший геолог Николаев пятьдесят дней болел (астма). У Чвычки было лишь одно на уме - скорее бы спихнуть старый надоевший отчет да уехать в отпуск, в Ленинград, к семье, где случилось несчастье (совершил преступление старший приемный сын) и требуется его присутствие. Вся основная нагрузка и ответственность за подготовку к защите полевых материалов легли на Денисе. Так завершилось его пятидесятилетие.

 

7 декабря 1988 года Благоволин, покинув вверенный ему отряд, вылетел в Ленинград, этот поступок Чвычки отразился почему-то на Армении - там произошло землетрясение. После этого события внимание коллектива ВЧГЭ переключилось на двухметрового гиганта Романа Дубова, который периодически потрясал АУП. Дубов пригрозил начальству, что в ближайшее время будет увольняться. Обрадованное руководство экспедиции с нетерпением ждало этого монета. Огромный заикающийся оригинал был постоянным оппозиционером, он считал всех геологов, кроме себя и Осадчего, воинствующими невеждами, а экспедицию в целом однажды обозвал «фальшивой» и «свинюшником» (в стенгазете «За недра Чукотки»). Свистоплясов и Крюканов платили ему той же монетой. Саня возвращал ему Ленотапский проект на доработку десять раз, сам извелся и Дубова вогнал в паническое состояние. Как-то, войдя отдохнуть, поговорить-развеяться в тихий,  спокойный, безконфликтный  кабинет Пухова и Доценко, он пожаловался:

 - Совсем замучил меня Дубов со своим проектом.

 - Что, туго лезет? - посочувствовал Денис.

Кирилл расхохотался, но на усталом Санином лице даже улыбки не появилось.

- Ox туго! -  выдохнул он.

- Да, голова у него большая, череп крепкий, непробиваемый, как у бегемота, - сказал Пухов.

- И это доказано, - продолжил тему Денис. - Когда Дубов проходил мимо школы-интерната и его по башке ударила бутылка из-под шампанского, брошенная с пятого этажа, он остановился, посмотрел вверх и сказал: «Та-такие молодые, а уже шампанское пьют!» И пошел себе дальше, на работу.

Санины губы наконец-то растянулись в улыбке. Успокоившись, он вернулся на свой руководящий пост. А Пухов еще долго веселился. «Туго лезет, а!» - повторял он, хихикая.

Таковы были воспоминания об этом оригинальном геологе, возраст которого приближался к роковой дате пятьдесят пять. Окон­чательно разочаровавшись в способностях экспедиции разведать рудное золото Ленотапа, сделать месторождение, Дубов собрался ехать на Украину. Денис сочинил для него посошок.

 Блажен, кто мудрости достиг предпенсионного этапа,

Кто тайну золота постиг в угрюмых сопках Ленотапа.

Блажен, кто след среди вершин оставил многолетним делом,

 Кто, долгий поиск завершив, уходит в лучшие пределы,

Меняя тундру и снега на лес зеленый и луга.

Ну что ж, прощай, товарищ Дубов, ЦГГП не забывай,

В краю ином, под сенью дуба златые горы вспоминай.

В декабре завершились защиты полевых материалов сезонных отрядов оба отряда групповой геологической съемки - и Лево-Вульвывеемский (начальник Благоволил) и Ирвынейвеемский (начальник Крага) получили трояки. В новогодней газете эти грустные результаты были отражены карикатурами. На одном рисунке Свистоплясов грозит Краге: «Если ты получишь тройку, то погубишь перестройку!» А тот отвечает: «Вот и тройку получил - что же делать? Научи.» На другом рисунке Благоволин мчится на нартах, запряженных тремя оленями, и кричит: «На лихой чукотской тройке мы приехали на елку, сознавая, елки-палки, что от тройки мало толку».

АБА (административно-бюрократический аппарат) Денис изобразил в виде кучки пьющих-жрущих-жирующих обывателей, располо­жившихся на вершине вулкана.

Где-то там, а не у нас, катаклизмы,

На вулкане мы сидим с оптимизмом.

Мы живем раздуто, вольно, в премиях купаемся,

Развести бумаг побольше мы во всю стараемся.

Но, предчувствуя зажим, потихонечку дрожим.

Впервые появился в стенной печати новый главный геолог Зрякин, поверивший в свои силы-способности и в реальность перестройки с ускорением.

На троне – Михаил восьмой (Сергей седьмой аж в Краснодаре),

Разведчик рудный-россыпной, он в перестроечном ударе.

На должность начальника геологического отдела, которую ранее
занимал Трахман, был объявлен конкурс - дело небывалое. По этому поводу Денис съязвил:

Перестройка. Конкурс моден.

Кто пробьется, тот и годен.

Буровую партию, лишившуюся возможности вкладывать объемы в поиски погребенных россыпей золота, пока что выручали изыскательские работы под гипотетическую Амгуэмскую ГЭС.

АмГЭС- надежда и спасенье, объект участков буровых,

Уход от бед и сокращенья, решенье споров деловых.

В гидропроект идет бригада, людей устроить мы должны.

 Нам изыскания нужны, а гидростанции - не надо.

Новогодняя стенгазета несмотря ни на что должна быть веселой, задорной, оптимистичной, такой, как Инга Сосновская - Карамба. Именно она - победительница конкурса на звание «мисс ВЧГЭ-88» была изображена в виде роскошной Снегурочки под зеленой елочкой с толстой змеей на шее - китайским символом нового 1989 года. Подпись под Карамбой гласила:

Самая активная и результативная,

Женщина любезная, обществу полезная,

 Трепетно-внимательна, радиовещательна,

Дама динамичная, бодро-энергичная,

Любит без изъятия все мероприятия!

 Снегурочка-Карамба пузырилась такими словами:

Поет чукотская земля,  снежинки звездами сверкают,

Мифологичная Змея нас нежной лентой обвивает.

Она символикой такой дарует мудрость и покой.

Никакая перестройка не замутит ясных глаз.

Мчится в тундре птица-тройка, в ней - подарочки для вас.

Живите в стиле ро-ко-ко - красиво, весело, легко!

Разделавшись со стенгазетой и Лево-Вульвывеемским отрядом, Денис Доценко написал проект на составление окончательной опорной легенды к Иультинской серии листов Госгеолкарты СССР масштаба 1:50000. Почти весь январь восемьдесят девятого геолог прожил «красиво, весело, легко», с выходами в распадок и лыжными прогулками. Все в мире резко изменилось 24 января, с наступлением года Змеи, когда Чвычка, отгуляв отпуск, вылетел из Ленинграда в Нырвакинот. Это происшествие сопровождалось глобаль­ными явлениями - землетрясением в Таджикистане и понижением температуры воздуха в заливе Кресла до минус сорока градусов. На Денисе оно отразилось острой почечной болью. В течение недели он мучился дома, вызывая скорую помощь, когда боль становилась нестерпимой, глотал таблетки, выписанные терапевтом и хирургом (врача-уролога в поселке не было). Первого февраля с диагнозом «острый пиелонефрит» Дениса положили в больницу, в стационар, где он и провалялся пятнадцать дней.

Потом черная полоса прошла, наступил морозно-солнечный март, прилетел из Питера на каникулы сын Вася и заискрились радостью женские глаза.

В марте солнце, смех и песни, лица женщин хороши.

С женским праздником чудесным поздравляем от души!

Такой плакат у входа в экспедицию повесили Денис Доценко и Петр Уралов седьмого марта. А в стенгазете «За недра Чукотки» прославлялись конкретные работницы ВЧГЭ, среди которых первое место по значимости занимали геологини, все еще пока ходящие в поле, сестрички-полевички.

Вот идеал - под вьюком полевичка,

Романтики законченный портрет.

Что там блестит - алмаз иль голубичка? Раскроет женщина любой секрет.

Персонально поздравлялась «сурьезная спецдама» Рита Кутенкова.

Мои геофонд - мой дом, а значит, крепость.

 И никому его я не отдам.

Порядка нарушение - нелепость,

Я пунктуальней всех чукотских дам.

Всегда на пике производственных конфликтов, как бабочка на острие иглы, пребывала начальник отдела труда и зарплаты - ОТиЗа – Римма Рафаиловна Миловидова («Рахуиловна»).

Воплощенье хозрасчета, заработал - получи.

А не вышло если что-то, лбом об стенку не стучи.

Справедлив ОТиЗ родной, как и я сама.

Мне известно лишь одно - я схожу с ума.

Что маячит впереди - будет денег тьма?

Иль утащит нас на дно нищего сума?

Ну а Любочке Тынской из разведотдела, подсчитывающей запасы золота, Денис написал такие игриво-плясовые строчки:

Это не радость минутная! Я - золотая, валютная!

Бодрая, сильная, вечная, результативно-конечная!

 Едва отдохнув от женского дня, активисты экспедиции зашевелились по поводу         следующего праздника - дня геолога. И снова Денис взял бумагу, шариковую ручку и задумался - с чего начать? И решил - конечно же со своей любимой ЦГГП и ее «всеми любимого» начальника, председателя СТК (совета трудового коллектива) Федора Свистоплясова.

Достойно возглавляю СТК и плюрализм как-будто полюбил.

Я как всегда играю простака, но хозрасчет усек и застолбил.

 Незаменим я на своем посту, я в лидера железные гожусь.

Я вместе с перестройкою расту и партией своею я горжусь.

Петь не люблю, плевая я на балет,

Хоть вышел сам из рода плясунов.

Где хозрасчет - искусству места нет!

Работайте, не требуя цветов   ( песня на мотив «Букета»).

Дальше пошли не менее знаменитые люди и коллективы. Заведующая лабораторией Тамара Котова изложила свое кредо на мотав «Черного кота».

Перестройка уже за углом, плюрализм проникает в мой дом.

И мечтаю я только о том, как бы встретиться с милым котом.

Говорят, не повезет, если черный кот дорогу перейдет.

Стало все наоборот - заиграет, засверкает хозрасчет.

Перестроились даже коты, не стыдятся своей черноты.

И мечтаю я только о том, где бы встретиться с черным котом.

 Восторженно-пышная поэтесса Тамара Пупченко, возглавляющая стройцех, пела широкую, раздольно - вольную, как чукотская пурга, песню.

Вдоль по улице метелица метет,

Перестройка за метелицей идет.

Ты постой, постой, красавица моя,

Дозволь наглядеться, радость, на тебя.

На тебя, на плюрализм и хозрасчет,

На твои да на чудесные дела.

Пусть сильней-сильней метелица метет,

Чтобы беспорядки снегом замела!

Женский хор оформителей исполнял свою задушевно-лирическую:

Кто за картами сидит целый день обычно?

На заказчиков сердит и ворчит привычно?

Плюрализм и звонкий смех дружно принимает

И, конечно, лучше всех все на свете знает?

Это - оформители, старые подружки,

Громкоговорители, ушки на макушке.

Их портреты годны для доски почета,

Только вот хозрасчет не выходит чтв-то...

В экспедиции в это время уже не было ни прироста запасов россыпного золота, ни новых крупных открытий, что позволило главному инженеру Васильеву заявить: «Геологи-съемщики нам не нужны». На него появилась карикатура - стоит он на коленях перед Идолищем Поганым, похожим на начальника экспедиции Умелина, и молится ему: «О, Идолище Поганое! Как мне надоели эти бездельники-геологи! Покарай их за бесполезность ископаемых, за тунеядство, за поедание фондов зарплаты! Сократи их, уничтож, чтоб и духу их не было на Чукотке! Мы, разведчики, и без них обойдемся!» А ниже рисунка и подписи - комментарий к ним (от редакции)

 Вот так главный инженер - инженерам всем пример!

 Надо б, право, для примера, гнать такого инженера!

Однако в душе каждый здравомыслящий геолог понимал - технократ Васильев, не разбирающийся в геологи и современной методике поисков скрытых месторождений, был во многом прав - ЦГГП гонялась за миражами, за геохимическими аномалиями, отбирая сотни тысяч литогеохимичеоких проб, которые анализировались на тридцать элементов! В текущем году геохимический отряд возглавлял Валерий Нартыненко, Колечкии друг.

Он - кормилец бесподобный многих женщин ВЧГЗ.

И встречаться с ним удобно, геохимия - не грех.

Элементы разносить – не хлеба в полях косить,

Но зарплата есть - и ладно (Нартыненко не накладно,

Денег много у него, как у Креза самого!)

Групповая геологическая съемка в стенгазете была представлена Ирвынейвеемским отрядом.

Плюрализм выходит боком - трудно карту рисовать.

Тут несбойку, там несбойку надо замаскировать.

Проявив в бою отвагу, вскрыть заносчивого Крагу

Надо просто позарез! Это - в действии прогресс.

Ударился в панику начальник Лево-Вульвывеемского отряда Благоволин - пришла новая инструкция по составлению геологических карт (а карты уже вычерчены по старей инструкции).

Затеяли кошмарный передел-

Менять инструкцию (коня на переправе).

Нам - исполнять,  таков, увы, удел.

Там, наверху, всегда бесспорно правы.

 От таких безумных дел Благоволив поседел!

Зарплату геологи стали получать с перебоями - таковы были конкретные результаты новой экономической политики (производственной лихорадки и бумажного хозрасчета).

Цифры, графики, расчеты, бланки, шорохи бумаг...

Все под знаменем учета, но подходит время - ах!

Нет зарплаты! Грош цена экономике дана.

Единственным геологом-ветераном, которому происходящий в экспедиции бардак был «до фени», был «кум» Станислав Майоров, он же «Екарный Мамай», получивший пенсионное удостоверение и памятный адрес со стихами Дениса Доценко.

Сказать «прощай» пора настала.

Держись, Петрович! В звездный час

Ты не гляди, как дед, устало,

Ты взором бодрым радуй нас.

Как будто в годы молодые люби соленый анекдот

И хоть виски давно седые, трави и смейся круглый год.

Коль Пепен вспомнишь, смейся вольно, Вешкап тихонько хохотни,

Кеныи - с усмешкою довольной наливки ягодной глотни.

А если вспомнишь дом напротив (где дробят пробы ВЧГЭ

И где завлаб «уйти непротив»), то и до слез поржать не грех.

 И тот Порожистый отряд- объект воистину забавный –

Поставь с рудою вместе в ряд биографично-станиславный. Итак, прощай. Среди лесов, вдали от гор Чукотки снежной

 Живи, слизая мед с усов, и вспоминай с улыбкой нежной

Все то, что нравилось тебе в геологической судьбе,

А чукотский богатырь Кирилл Пухов, составлявший лист Государственной геологической карты масштаба 1:1000000, и в шестьде­сят два года не собирался уезжать на материк.  «Здесь я - Пухов! А кем я буду там?» - снова изрекал он свою излюбленную фразу. В начале июня Денис пожелал старперу отменного здравия и непроходящего веселия.

Добрый день, товарищ Пухов! С днем рожденья - это раз.

Во-вторых, Вам быть «под мухой» мы желаем каждый час.

Чтобы песня звонко пелась, чтоб работать не хотелось,

Чтобы солнышко пекло сквозь оконное стекле.

Лето у Дениса предстояло сложное - с небольшим полевым сезоном, последующим отпуском и лечением в Железноводске. В июне в семье Доценко произошло много важных событии, которые излагаются в хронологической последовательности.    Закончив ЛГИ,  стал инженером-гидрогелогом и устроился на работу в Анадырь старший сын Василий. Закончил Нырвакинотскую среднюю школу и уехал в Ленинград для поступления в ЛГИ младший сын Коля. Собачка Веснушка вылетела в поле с соседкой Верой Николаевой. И, наконец, глава семейства Денис Иванович, разругавшись с женой, отправился в поле. Об этом - подробнее.