творческое объединение бардов Чукотки
творческое объединение бардов Чукотки
ЦИКЛ
IV (1969-1971)
В геолого-разведочную партию /ГРП/ Денис Доценко выехал впервые в конце января шестьдесят девятого года вместе с главным геологом ВЧГЭ Ратниковым, начальником Северной ГРП Игнатовым и его тещей. Всего в кузове гусеничного вездехода ГАЗ-71 находилось одиннадцать человек. Упаковка была настолько плотной, что никто не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Да еще посреди кузова лежали какие-то вещи. Из Нырвакинота выехали вечером при хорошей погоде, за перевалом вошли в пургу. Дуло с востока, в правый борт, за спинами сидящих образовались маленькие сугробы.
- Доценко, дай матрац, - попросила одна из пассажирок - Василиса Прескверная.
Денис тянул-тянул, вытянуть не мог, матрац не поддается, он
придавлен, защемлен.
- Сдохнешь... никому не нужна, - злится Василиса.
У Ратникова на спине тоже образовался сугробик, но он его начисто игнорирует, ему плевать на неудобства, потому что главнее - геология, он думает только о ней.
Ночь. Пурга. В свете фар дороги не видать. Водитель останавливает вездеход,
Игнат выскакивает из кабины в снежную круговерть, согнувшись, идет впереди
машины, ищет признаки трассы, показывает направление движения. Временами
отчаянный проводник исчезает в белой мятущейся мгле. Однажды водитель проехал
мимо Игната, не заметив его. Игнат догнал машину, наорал на вездеходчика,
сам сел за рычаги. Так они и рулили попеременно, белые, запорошенные снегом,
похожие на дедов Морозов механизаторы.
- Привет, Надя. Что-то я не вижу Вали, где она?
- Про нее все спрашивают. Нету Вали, она уехала на Шмидт.
- Ай, как жаль, - притворно сокрушается Балбес, берет свой борщ и садится за столик.
У Ратникова и Дениса пока то другие интересы -
они ищут туалет. Нашли. Ратников нырнул туда первый и закрылся, а Денис схватил
за руку администратор.
- Пассажиры?
- Да. С вездехода.
- Кто вам разрешил сюда заходить? Гостиница закрытого типа и в туалет вам нельзя!
- Но нас приспичило. Невозможно терпеть,
- Меня это не касается. Здесь посторонним ссать
нельзя. Идите на улицу!
- Там пурга, холодно, обморозиться можно.
- Это ваше личное дело. Убирайтесь отсюда! Ратников замер в теплой кабине, слушает, ухмыляется. Денис стоит в коридоре, уходить не хочет - не потащит же его силой ретивый служака. Администратор матюгнулся и ушел.
Вездеход едет дальше. Рядом с Денисом сидит бодрая Игнатова теща, ее
украшает бородавка на носу. Она весело щебечет, улыбается, прижимает к пышной
груди большой металлический будильник, завернутый в шаль. Периодически она
разворачивает свое сокровище, протирает стекло, любуется стрелками. "Скоро
буду дома, лягу спать", - мечтает счастливая женщина. На
На Амгуэме вездеход попал в наледь. Тонкий лед
затрещал, булькнула вода. Балбес, ухмыляясь, пошутил:
"Скоро нам конец. Надо закурить последнюю папиросу". "Что
болтаешь-то?" - буркнула Василиса Прескверная. "Гы-ы-ы",
- ответил Балбес. Наледь проскочили удачно, хоть и с
треском, провалиться не удалось.
Второй шофер - неуемный балагур Яша-хохол - вписался в кабину водителя.
Третий спасенный - угрюмый мужик с сайгачьим носом - чудом втиснулся между
другими пассажирами. Упаковка вообще стала бочечно-селедочной,
ни вздохнуть, ни пукнуть.
Спасенные считали, что теперь они в полной безопасности и возбужденно
переговаривались. Яшка-хохол шутил, Валя звонко хохотала, заглушая воющий дуэт мотора и пурги. "Сколько я ее знаю, она всегда хохочет, даже во время акта", -
пояснил Балбес. "Тада конечно", - ответил
Денис.
Вездеход между тем, не имея ориентиров, окончательно заблудился. Потеряв дорогу, он угодил в глубокую снежную яму, сел на брюхо, забуксовал. Мужики-механики подложили под гузки бревно, выкарабкались из ямы, поехали дальше, по твердой поверхности, но неизвестно куда. Теоретически надо было попасть на Иультинский перевал. Практически вездеход, движимый самонадеянностью Игната, много раз ездившего по этой дороге, пробивался сквозь снежные вихри в непонятном направлении. Это был слепой полет в ночи, дорога в никуда. В сердцах людей закралась тревога. Скулила Василиса Прескверная. Приумолкли спасенные Яша-хохол и Валя-хохотуха. Никак не реагировал на происходящее только пьяный радист, он спал, согнувшись в скобку. Оболтус то всхрапывал, засыпая, то молол чепуху, то курил, а в общем - нервничал. Ратников, как всегда, изображал бодрячка: "Ого! Вот это пурга! Но ничего, осталось всего сто километров, доедем!"
Фанатичного упрямства Игната хватило на восемь часов слепой езды. В три
часа ночи, когда вездеход неожиданно свалился на лед Амгуэмы, до него дошло -
капитально блуданули, сделав петлю, возвратились назад.
Игнат понял - попасть на перевал в таких климатических условиях никак
невозможно даже ему, чукотскому супермену. Измученная
машина застыла на гладкой ледяной полосе. Люди погрузились в полудрему.
У Дениса, вторые сутки сидящего на твердом ящике, задница
изнемогала от усталости, ныла, горела и требовала отдыха. Свободы просили
сдавленные в одном положении ноги, обутые в тесные негнущиеся валенки, им
хотелось вытянуться, распрямиться, а куда? Гадко было в голове, желудке и на сердце – сказывалось похмелье. К тому же под утро
возникла большая естественная потребность, и когда Денису стало невтерпеж, он попытался выбраться
наружу, но безуспешно. "Куда! - заорала на него Василиса Прескверная, -
Сидите! Не выходите! Морозу сюда притащите!" Но тут еще двое пассажиров
выразили страстное желание выбраться из вездехода на свободу. Троим мужикам удалось пробиться к дверце и открыть ее. Двое
первых прыгнули вниз, поскользнулись, брякнулись об лед и заскользили по реке, гонимые сильным ветром. Их унесло в темноту. Обратно они
возвратились ползком.
Денис, учтя ошибку товарищей, на лед спустился осторожно и мелкими
шажками пошел к берегу. На зеркально-гладком участке льда мощный порыв ветра
погнал его вниз по Амгуэме, как буер. С трудом,
затормозив на заснеженной линзе, Денис вернулся к вездеходу, зацепился за
гусеницу и, спустив штаны, присел рядом с ней. Ветер злой, обжигающий, но дело
сделано быстро, ничто не успело отмерзнуть. Забравшись в кузов и усевшись на
свое место, Денис почувствовал глубокое удовлетворение. И вспомнились ему
строчки из замечательной песни:
"Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется
жизнь!"
Теперь на волю рванул созревший до критического состояния главный геолог Ратников. Его, как и предшественников, свирепым ветром отнесло от вездехода метров на тридцать, там он дристанул и, не одевая меховых штанов, потрусил, пригнувшись, навстречу ветру, к вездеходу, а лямки-помочи летели за его спиной, извивались и трепетали, как змеи. Этот подвиг он вынужден был совершать трижды, потому что у него абсолютно некстати, как пурга, разыгрался понос.
Рассвело. Поехали. Смотрит Игнат вперед - домики! Да ведь это
В Иультине тихо, тепло, спокойно падают снежинки. Горняцкий поселок от восточного ветра защищают горы. Вездеход остановился около столовой. Геологи отобедали, посетили контору рудника, до самой крыши занесенную снегом, прошли в нее сквозь снежный тоннель. В Северную ГРП ехало уже десять человек, стало гораздо свободней. Еще одно существо занимало места мало. Это был белый кролик-альбинос. Долгая езда в загазованном пространстве, вой мотора и частые встряски подорвали здоровье зверька и до конечного пункта он не дотянул, в шести километрах от Керкергина скончался. Хозяйка заплакала.
Снова наступила ночь. Но теперь вездеход шел по вешкам, расставленным
вдоль зимника Иультин-Мыс Шмидта, а после поворота на
запад - по снежной целине.
- Вижу огонек на буровой! - закричал один из местных
буровиков-разведчиков.
- То не огонек, то звезда, но она расположена точно над вышкой, так что
едем правильно, - уточнил другой абориген.
Проверяющих из Центра экспедиции принял в своем теплом домике старший геолог Патлаков. У него "гости" отлично поужинали и улеглись спать на полу, подстелив одеяла. Денис блаженно вытянул ноги. "Боже, как хорошо!" - думал он, улыбаясь.
Перед сном Денис вынужден был посетить наружный туалет - мерзопакостную
кучу мерзлого дерьма, огороженную досками и толью. Отправляясь в уборную, разведчики говорят: "Иду
на подвиг", а возвращаясь оттуда, восклицают:
"Свежо питание, да серется с трудом!"
Такова одна из отвратительных сторон зимнего геологоразведочного быта. Бедная
Черная Кость!
Старший геолог Северной ГРП - неистовый коммунист. Над всеми домиками поселка реют алые стяги - это его работа. Красная, пламенеющая улица среди снежно-белого пространства. Через улицу - два лозунга-транспаранта: "Слава новаторам и передовикам производства!" и "Земной поклон вам, разведчики недр". Можно было подумать, что в ГРП сложилась революционная ситуация. Единственное аполитичное сооружение, на котором Патлаков не решился водрузить красный флаг - это черная будка мерзопакостного общественного туалета.
Ясным морозным утром старший геолог-разведчик привел начальство в штольню, где оно осмотрело сложные, с изгибами и разветвлениями, раздувами и переживший кварц-вольфрамитовые жилы и набрало образцов. Ратников кривился - работе мешала маленькая горняцкая каска, выданная Патлаковым в соответствии с правилами ТБ, но которая на голову не лезла и ее приходилось таскать в руках. Сдав дурацкие касочки, геологи вышли из темно-тихой штольни на яркий, слепящий белый свет и ахнули - погода резко изменялась. Встречный пронизывающий ветер, ядовитая поземка, яростный мороз, хватающий за лицо. Пока они дошли до поселка, приморозили носы и щеки. И Ратников, и Доценко походом в штольню остались недовольны.
Следующим объектом проверки деятельности ГРП стала плохо прогретая баня с ледяным кафельным полом, отрицательной температурой в раздевалке и кратковременными, беспомощными вспышками пара при поливе горячих камней. Веников не было. Ратников кривился, кочевряжился. После бани он ушел к начальнику партии Игнатову, а Денис остался у Патлакова. Ужинали со спиртом и строганиной.
Был тут и Балбес, поведавший историю машинисток
Риммы и Камиллы, уволенных из экспедиции и изгнанных
из поселка за аморальное поведение. В чем оно заключалось? Римма, напившись коктейля из спирта и вина /один к одному/ приглашала
парня, раздевалась до гола и начинала с ним играться. Если партнер ей чем-либо
не угождал, она выскакивала из своей комнаты, голая, бежала по коридору
общежития и пряталась в другой комнате. Возбужденный кабальеро гонялся за ней,
пытался ее поймать и положить на место.
- Зашел я как-то в комнату девочек, а с Риммы слазит клиент, -
рассказывал Балбес. - Римма встала и говорит капризно
- Ах, это ты, Валера, а я думала, Коля, сейчас его очередь.
Однажды она проснулась в чужой комнате, стала одеваться, а трусиков нету. Все мужское население общежития искало риммины трусики, да так и не нашло. Видимо, кто-то прикарманил их, взял на память, как сувенир. "А, хрен с
ними, - сказала Римма, покидая ночлежку, - у меня другие трусы есть".
Балбес неоднократно охотился за Риммой с фотоаппаратом. Однажды ему удалось сфотографировать ее в голом виде, да жаль, сокрушался он, кадров на пленке оказалось мало. "Все остальное было нормально - и освещение, и высокая чувствительность пленки, и модель. Если бы новую пленку зарядить - такие бы кадрики были! "
Ночью Доценко и Теренников слушали
драматический диалог Ратникова и Патлакова.
Это было столкновение двух разных миров, двух враждебных идеологий. Ни по
одному поднятому Патлаковым вопросу не было
достигнуто соглашения. Спор касался производства, энтузиазма, любви к геологии,
положение разведчиков вообще и в ВЧГЭ в частности. Они не понимали друг друга -
главный геолог, кабинетный администратор и стационарный трудяга-разведчик-тундровик.
Первый требовал - надо! Второй просил - дай! Ратников требовал безусловного
выполнения плана, Патлаков просил исполнителей.
"Что, сытый голодному не товарищ?" - иронично спросил Ратников, угадав мысли Патлакова. "Вот именно", - мрачно согласился
разведчик.
Ратников /сытый/ глаголил бодрым, оптимистичным
тоном, его положение обязывало. Он демонстрировал убежденность, энергию, волю,
мощный деловой дух и веру в победу. Патлаков
/голодный/ говорил тихим, гнусавым, плачущим голосом, тяжко вздыхал и делал
трагические паузы. Его большие черные телячьи глаза, покрытые влагой, жалобно
смотрели на грозного начальника. Проговорили они до четырех утра и остались
каждый при своем мнении.
То же самое было и днем, в конторе ГРП. Снова разговор по кругу "надо-дай, надо-дай" и полное взаимонепонимание. Ратников требовал больше энтузиазма, Патлаков просил больше исполнителей работ. Опять жалобные глаза, тяжкие вздохи и безнадежное махание рукой.
Ратников и Доценко смотрели геологические материалы Северной ГРП восемь
часов без передыху в
окружении плакатов геологического содержания, высказываний-афоризмов известных
геологов, которыми, надо полагать, руководствовался Патлаков в своей
практической деятельности:
"Геолог должен знать нутро своего месторождения" Н.В.Чернов.
"Каждый метр горной вырыботки
- это новая геология" В.М. Крейтер.
"Наука начинается там, где начинается счет" НЛ.Аникеев.
"Месторождения надо делать" И.Е.Драбкин.
То, как делалось Керкергинское месторождение, Ратникову явно не нравилось. Медленные темпы, неважная документация. "Да и вообще, товарищ Патлаков, сачок ты еще тот и судишь обо всем со своей колокольни", - сказал Ратников.
И вдруг по радио зазвучала песня "Сезон-65", Кира Ершова
выполнила свое намерение! Все замерли удивленно - надо же! Голос - Доценко,
гитара - Виноградова. Мрачный Патлаков мгновенно
сменил трагическую маску на комическую, он заулыбался, бросился к Денису, пожал
ему руку - молоток!
- Погоди, сейчас еще одна песня должна быть, - сказал Денис. Увы, "Маршрутов" не последовало, ковбойская песня не прошла - цензура не пропустила.
За ужином геологи ели "хлёбово" - борщ со свининой, рассказывали анекдоты. Патлаков познакомил товарищей с юмором разведчиков. "Вылез геолог из штольни, присел возле козы, гладит и приговаривает - эх, Зинка, если б ты еще и стирать умела". На третий день ревизионно-проверочных работ Ратников произвел экспроприацию лучших кристаллов вольфрамита и касситерита из партийной коллекции. "От сердца отрываю-у-у!" - выл Патлаков, отдавая Кочевряжине образцы руд.
В обеденный перерыв Патлаков привел разведанное о молодой медичке Верочке, работающей в Северной ГРП. Сразу по приезде в поселок разведчиков местные женщины запугали ее: "Мужики здесь дурные, стоялые, напьются, передерутся, к тебе полезут и обязательно изнасилуют, ведь ты такая симпатичная. Берегись, дорогуша!" Чтобы этого не случилось, молодуха через три дня вышла замуж. Оказалось - неудачно. Ревнивый муж напился, избил Верочку, все ее красивые платья порубил топором, так что несколько дней она бегала в одном белом медицинском халатике. И надо ж было случиться, что как раз в это время заболел проходчик и его пришлось транспортировать в Иультин. В больнице покрытую синяками девушку спрашивают - кто кого сопровождает? Возвратившись, Верочка ушла от своего первого дурака и вышла замуж за другого. Пока живут и вроде бы нормально.
После работы трое геологов сидели возле печки и внимательно рассматривали обнаженных женщин в чешских фотожурналах. "Фотографии хорошие с художественной колокольни", - авторитетно заявил Ратников. В ходе дальнейшей беседы он использовал также холостяцкую, семейную, философскую и коммерческую колокольни.
Балбес принес со склада ГРП мерзлую оленью тушу и хозяин домика Патлаков приготовил на ужин прекрасную строганину, которую употребляли со спиртом. Валера Теренников аж стонал от удовольствия. Он был доставлен в Северную ГРП для усиления геологической службы, в помощь вопиющему в тундре Патлакову. Свои способности Балда смог проявить только на четвертый день, потому что до этого времени ему никто никаких производственных заданий не давал. И вот наконец Патлаков поручил ему скопировать план штольни для разведотдела. Денис глянул на труд Оболтуса и воскликнул невольно: "Гони его отсюда! Я лучше сам выкопировку сделаю." Тогда Патлаков предложил Балбесу проэталонировать радиометр.
- А я не умею, - ухмыльнулся Оболтус, - пусть Кутенков эталонирует.
- Ну тогда забей ящик с образцами!
- О! Это всегда пожалуйста, это мы могём, - обрадовался Остолоп и, нагло-глупо ухмыляясь, вышел из камералки.
- Подкинули вы мне работничка, спасибо! - раскланялся Патлаков.
В день выезда из ГРП события развивались драматически. Кормить поднадоевших "гостей" Патлаков перестал и они голодали. Сам он занервничал, заметался, стал проситься в Нырвакинот, к жене. Ратников отказал. Тогда Патлаков написал заявление на увольнение по собственному желанию. Кочевряжина с удовольствием его принял и положил в карман. Через час Патлаков одумался и попросил заявление взад. Кочевряжина сделал кислую мину и вернул ему его бумагу. Еще через час Патлаков снова написал заявление, но теперь уже на отпуск без содержания. Ратников прочитал, хмыкнул и дал согласие. Возбужденный до крайности старший геолог-разведчик стал собираться в дорогу.
- Кстати, Теренникова тоже можете забрать. Он
здесь не нужен из-за полной профессиональной непригодности
сказал Патлаков, забрасывая рюкзак в кузов
вездехода.
- Уря-а-а! - заорал Балбес
и пустился в пляс.
Выехали на ночь. По пути вездеход сбросил десант - очередную смену
зимовщиков, спасающих трактор. Вот уже третий месяц ведутся работы, а машина и
ныне там - вмерзла в галечные отложения, скрылась под двухметровым слоем снега.
Теперь работяги как археологи ведут раскопки и не торопясь
разбирают трактор по частям. Они никуда не спешат - "зряплата"
идет и ладно. Их жилье, построенное рядом с трактором еще осенью, тоже
находится глубоко под снегом, в него ведет круто наклонная нора.
Ночь геологи продремали в вездеходе, утром прибыли в Иультин.
Раздатчица в кафе - чорнобрива дивчина - говорит
по-украински, ее интересно слушать, Ратников и Патлаков
пытаются объясняться с нею тоже по-украински, она со смехом отвечает им. Балбес вылупился на красавицу-хохлушку, хихикает, смущает
ее.
После завтрака Ратников и Доценко пришли в контору рудника к главному
геологу Мандычу. Пока Главные вели деловые разговоры,
Денис просмотрел планы разведки Иультина, изумился
колоссальным размерам месторождения и пришел в уныние - по сравнению с этим
исполином все открытые Восточно-Чукотской экспедицией рудные объекты выглядят
как мошки по отношению к слону.
В автобазе Ратников попытался узнать насчет машины до
И вот пришли к Мандычу незваные гости. А к нему, оказывается, только сегодня вернулась жинка с Украины, привезла горилку з пэрцэм, хрену, капусты и грибов. Начали геологи пить и закусывать. Сперва приговорили горилку з пэрцэм, потом выдули вино и переключились на водку. В самый разгар оживленной беседы, когда питухи перебрались на кухню, Кочевряжина вдруг заявил, что ему достаточно, он более не желает пить. И он сидел букой, наблюдая за товарищами, раздражая их. На его морде ясно было написано, что он презирает пьяниц, что пьянка - глупость, главное - геология, нужно говорить и думать только о ней. Провокатор! Свое недовольство Кочевряжиной Денис высказал по пути в гостиницу. "У-у, провокатор!" - сказал он ему. Ратников обиделся и лег спать, а заводной Денис присоединился к трем чернявым мужикам, распивавшим спирт. Он принял их за земляков-кавказцев.
Проснувшись утром, Доценко увидел только одного из них. Присмотревшись, он догадался, что это, скорее всего, еврей.
- Эй, предводитель команчей, вставай, на работу пора, - обратился он к кучерявому. Тот лежит, молчит.
- Кавказский чалвэк! Пора вставать!
Молчит, презирает. Денис вспомнил, что вчера он с ним поцапался, они даже выходили на улицу толковать, но драки не получилось. Появился Ратников. "Ну что, очухался? Пошли в автобазу".
Шофера грузовиков, перевозивших концентрат в нырвакинотский морпорт, пассажиров если и брали, то только по одному. Первым уехал Ратников, потом Денис. Опохмелившись винцом, он чувствовал себя превосходно.
На
- Как нам попасть на Экуг?
- А вон трактора экугские пошли.
- Где? - ужаснулся Денис.
- Да вон, сворачивает в тундру.
Денис увидел трактора, бросился вдогонку. А морозец под пятьдесят, попробуй тут, побегай! В груди у него заболело, запекло, но все же трактора он догнал, остановил, завернул назад. А Ратникова и след простыл. "Вот скотина!" Взбешенный Доценко после долгих поисков обнаружил его в радиорубке. Кочевряжина преспокойно сидел на стуле, курил папиросу и, положив нога на ногу, помахивал бахилой.
- Ты что тут сидишь, хрен моржовый? Я как Ванька-холуй бегаю, задыхаюсь, три трактора с людьми стоят на морозе, ждут его, а он тут, понимаешь, расселся, покуривает! Вставай, быстро!
Виноватый Ратников молча последовал за Денисом. Геологи устроились в тракторах и поехали. "Эх, тройка, птица-тройка, и кто тебя только выдумал?" Трактора пилили десять часов, преодолев расстояние в тридцать километров. При этом ездоки испытывали непрерывный грохот и сотрясение организма, они дрожали и от вибрации механизма, и от крепкого, продирающего до костей мороза. Но ничего, до Экуга доехали, живы остались. Было четыре утра. Ратников и Доценко нашли гостиницу, попытались растопить печку, но только наглотались дыму и легли спать в ледяные постели. В голове у Дениса, гудел трактор. Мучила жажда, но воды не было. Укрывшись одеялами, геолог постепенно перестал дрожать, согрелся и крепко заснул.
Ратников еще долго метался по промороженной комнате и, скрипя от ярости зубами, выкликивал, как заклинание: "Гнать! Гнать Вахапова! Гнать!" /В Северной ГРП он то же самое твердил в отношении Патлакова. вредитель! Гнать его отсюда, гнать!/
Проспав до обеда, Ратников и Доценко явились разведнароду, засели в камералке, познакомились с геологическими планами, документацией горных выработок, коллекцией образцов. Особенность производственной ситуации на текущий момент заключалась в том, что разведка месторождения полностью остановилась и на Экуг поперло начальство всех рангов. Вслед за главным геологом Ратниковым прибыл Зам-нач-по-хч Блямберг, главный инженер Шилов, начальник ПТО Бауло и другие представители АУП. Пожаловал Хозяин района - первый секретарь райкома КПСС со свитой и четырнадцати человек на двух вездеходах. Вся производственная и партийно-политическая элита собралась на Экуге для выяснения причин остановки горнопроходческих работ.
Вечером Ратников подбил народ на пьянку. В комнате старшего геолога-разведчика Миши Лепешкина товарищи командированные дружно глушили спирт за укрепление производства. Душой общества был Вася Бауло, тамада и спирточерпий. Неожиданно появился старший геолог Майны-ГРП Коля Репкин. Он доложил обществу, что едет с бурового участка, везет в санях мерзлый труп скоропостижно скончавшегося молодого специалиста. Выпили за упокой его души. Нарисовался экспедиционный профбосс Прилепилов со спиртом, объявил во всеуслышание, что у него сегодня самый что ни на есть настоящий день рождения. Выпили за именинника много раз подряд. Ратников, рассуждая со своей колокольни, опять сыграл роль провокатора - затравил и смылся. А Доценко и сотоварищи опять гудел до утра. Только он заснул - трясет его Кочевряжина, тащит на гору, штольню глядеть. А что там интересного? Выработка в пыли, все серое, касситерита не видать. Денису страшно хочется пить, а воды нету. В одной из рассечек он с жадностью пожирает крупные снежно-ледяные звезды-кристаллы, сплошь покрывающие кровлю и стенки выработки.
Самым деятельным из нагрянувшего на Экуг экспедиционного начальства выглядит Блямберг. Он безостановочно бегает и кричит. Шилов тоже принимает руководящие меры, он давит на начальника ПТО.
- Бауло! Ты должен пустить производство! - конкретно приказывает он.
-А-а-ммм, - отвечает Вася.
Видимых успехов добился таки один Блямс. Под его напористым руководством удалось загнать на гору трактор, проложить на заснеженном склоне дорогу и расчистить устье штольни номер один.
Денис сидел в камералке,
беседовал с Лепешкиным, продолжал знакомиться с материалами по месторождению. В
клубе шло общее собрание коллектива Экугской ГРП с
участием экспедиционного, партийного и профсоюзного начальства. Ратников, аж позеленевший от зубной боли, корчился в президиуме,
зажав ладонью раздувшуюся щетинистую щеку. Все
думали - как он переживает за производство!
В самом же деле, его ничуть не интересовало, что происходит в зале, о
чем орут, он не мог думать даже о геологии, все его, мысли и чувства были
сконцентрированы на больном зубе.
А разгневанный рабочий класс бушевал, разносил в пух и прах начальство, требовал оленьего мяса /свинина надоела/, свитеров, спидол, крабов, свежей картошки, апельсинов. Фамилии наиболее выдающихся крикунов Блямберг тайно, по старой чекистской привычке заносил в свою записную книжку.
Страсти продолжали бушевать и после собрания, в гостинице. Собственно, бегал по комнате и тараторил один неугомонный Блямс. С Экуга он перекинулся на Майну и Шмидт, поведал о своих незаконных, но полезных для производства деяниях. Его фонтан не затыкался до четырех утра. А когда он все-таки иссяк, измученные слушатели смежили веки и попытались заснуть. Но не тут-то было - начал выступать профбосс Прилепилов. Его гнусный, бессмысленный храп был даже хуже, чем несвоевременные Блямсовы воспоминания.
Борясь со сном, Денис просидел в камералке до обеда следующего дня, знакомился с проектом. А после обеда прилетел
вертолет. Все командированные быстренько подбежали к нему, уселись, ждут
вылета. Уже вращаются лопасти, а Кочевряжины все нет.
Он спокойно одевает свои меховые штаны с лямками,
обувает бахилы, закуривает папиросу и,
поскольку зубная боль притихла, думает о геологии, о генезисе Экугского оловорудного месторождения. И
вот когда Блямс дошел уже до "белова каленова", а
остальные пассажиры начали кипеть и булькать, Ратников, наконец, появляется на
горизонте и не спеша, покуривая, твердо уверенный в том, что без него, главного
геолога, не улетят, идет к вертолету. В экспедиции Ратников поручил
Денису написать заключение по результатам командировки на Керкергин,
оценить деятельность старшего геолога Патлакова и
сделать административные выводы. Доценко попал в затруднительное положение. С одной
стороны, он видел ошибки и недоделки, за которые руководство Северной ГРП
следовало бы наказать. С другой стороны, он сознавал
объективность многих причин хреновой работы и ему было жаль козла отпущения Патлакова,
не обеспечившего "безусловного выполнения плана". Думал он думал, как
быть, да и накатал под нажимом Ратникова такое злое
заключение, с такими формулировками, от которых Патлакову
стало плохо.
- Вы меня чуть ли ни вредителем сделали, - плакался он, - Денис, ты же умный мужик, неужели ты в самом деле так считаешь?
- Нет, Володя, я так не считаю. Текст приказа отредактировал Кочевряжина.
- Я так и думал! - обрадовался Патлаков.
Спасибо. Хоть ты на моей стороне.
- Не совсем. Недостатки у тебя есть.
- А у кого нету? У тех, кто ничего не делает.
В конце апреля командировка на Экуг
повторилась. Получив приказ на вылет, Денис убряхтался
в зимнюю полевую форму. Прошлый раз у него были дежурные казенные валенки,
маленькие, тесные. Теперь он был обут в богатырские чудо-валенки, позаимствованные у Кузьмы. В этих валенках
Кузьма глубокой осенью выбирался с поля по глубокому снегу, попал в
радиопередачу /прославила Кира Ершова/ и на страницы газет
и стал знаменит как Илирнейский герой, чудом
вырвавшийся из снежного плана в чудо-валенках.
Отличительная особенность этих валенок - равенство ступни и голенища, полметра
и то и другое. Дома сын Дениса Василек спрятался в валенок и
Оля долго не могла его найти. Когда Денис обулся первый раз, кроха-сын
присел на корточки и обсмеял папку, показывая пальчиком на его удивительную обувку. Одна из экспедиционных дам, а именно Тамара Пупченко, инженер-строитель, при виде странной обуви
захихикала и сказала, что Доценко ниже пояса очень смешной. Через царь-валенки спотыкались все
пассажиры в аэропорту. А ноги Дениса играли и смеялись от удовольствия - легко,
просторно и тепло /дно валенок было покрыто бараньим мехом/.
В аэропорту собрались все Денисовы друзья. Были тут Леонид Руденко, вылетающий в отпуск, Женя Виноградов, вернувшийся из рекогносцировочного полета, хозяин валенок Кузьма, отправляющий грузы на Амген. Попрощавшись с ними, Денис на вертолете МИ-8 вылетел на Экуг с одной промежуточной посадкой. Погода - лучше не бывает, видимость - "миллион на миллион", как говорят пилоты. Под винтом вертолета медленно проплывают знакомые горы - Большой Матачингай, Малый Матачингай, Паратка, Экуг, долины рек Оленьей, Пеньельхин, Милютчекайвеем. Белоснежная равнина рассечена голубой линией зимней трассы, по которой ползут два черных жука-трактора с санями. До самого горизонта - сверкающая снежная белизна. Чукотка предстает в лучшем своем виде - свежая, чистая, непорочная, молодая.
Вертолет сел на Ванкарем, там, где намечено бурить новую линию под номером пятьсот. А пока сюда только проложена санно-тракторная дорога стоят четыре передвижных домика-балка, две буровые установки с опущенными мачтами, похожие на "катюши" перед боем. На командирском балке красуется военно-морской флаг. Буровики - загорелые бородатые парни, среди которых Денис узнает друзей-ахтахцев Толика Петракова и Петю Киркина, крепко жмет их мазутно-мозолистые лапы.
Выгрузив радиста и топографа, вертолет взмыл в голубое небо и пошел на Экуг. Его курс пролегал вдоль маршрута, по которому Денис в
шестьдесят четвертом году удирал от Лёхи Руденко, всеми фибрами души стремясь
на материк. Денис с волнением наблюдал обрывистый берег речки Ветвистой, место
базирования партии Вити Молкина, вал конечной морены
возле него.
Вертолет приземлился на Экуге ровно в пять.
Рабочий день окончен, драконить некого, но Миша
Лепешкин всегда ревизора видеть рад даже после работы. На следующий день он
повел Дениса в штольню. И тут, на горе, чудо-валенки
Дениса подвели. На снежном склоне они скользили, как лыжи. Денис непрерывно
падал, Мишка хватал его за воротник полушубка и поднимал. В штольне Денис
спотыкался о шпалы вагонетной узкоколейки и втыкался
в идущего впереди Лепешкина. Кое-как спустившись в поселок, он решил - надо
искать другую, более подходящую обувь.
А потом наступило воскресенье. Денис проснулся в восемь. Столовая не
работает - выходной день, К Мишке, у которого остался кусок сала, идти рано,
пусть поспит до десяти, решил Денис. Дождался, постучал в двери - тишина.
Стучал полчаса - бесполезно. А жрать-то хочется! Что делать? Ладно, пусть
поспит до одиннадцати, решил Денис. В одиннадцать он возобновил атаку. В
течение часа, снедаемый голодом, сотрясал Денис двери и окна Мишкиного жилья,
кусок сала его манил неудержимо, но... Хозяин берлоги спал как убитый, гостю
двери не открывал. А что если он в самом деле помер? В
полдень алчущий геолог побежал к другому старому товарищу, объяснил ему
ситуацию и заморил червячка. Здесь он узнал, что Мишка Лепешкин может спать
мертвым сном целые сутки. За три года, которые он провел на Экуге,
два года он проспал! Вот за это он и любит разведку - спи, сколько можешь. При
этом старший геолог-разведчик предпочитает спать днем, а ночью - работать. Он,
стало быть, типичная полярная сова. Бородатый, длинный, худой, флегматичный,
абсолютно равнодушный к женщинам и вину, он смахивает на монаха.
Проснулся Мишка в два часа дня, наелся и снова повел Дениса,