ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

 

БОЛЬШАЯ      ГЕОЛОГИЯ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СНОВА В СВОЕЙ СТИХИИ.

 

Покинув Монголию, геолог Денис Доценко попытался устроится  в Северо-Кавказкую экспедицию. Однако острый приступ аппендицита, перешедший в тупой аппендикулярный инфильтрат, помешал ему выполнить это намерение. Пролежав в ессентукской больнице до конца отпуска, Денис решил возвращаться, пока не поздно, домой - в Нырвакинот.

- Захотелось кошке  мерзлага  гамна, - огорчилась сестра-станичница.

- Тилип куцего по яйцам! - отозвался зять-казак.

Вот такую злую шутку сыграла с Денисом его родина.

Восьмого сентября Доценки прилетели в московский аэропорт Быково, удачно приобрели билеты в Анадырь (на двенадцатое сентября, дополнительный рейс!) и поехали в Мытищи, к Олиным знакомым, где провели четыре дня. В полночь двенадцатого сентября чукчи-возвращенцы отправились по знакомому воздушному маршруту Москва - Амдерма -Хатанга - Анадырь. Повезло Доценкам и в Анадыре - улетели на следующий день. Сразу было видно, что, возвращаясь домой, они поступают правильно, что провидение благоприятствует им. Ласковая, добрая матушка-Чукотка предоставила блудным детям зеленую улицу вплоть до самого дома - в аэропорту «Залив Святого Креста» их встретил вроде бы случайно кум-Соб на автомобиле ГАЗ-69 и отвез в поселок. По пути попался Кирилл Пухов, а встретила и радушно приветствовала «иносранцев» его жена Валентина. Она устроила праздничный ужин с прекрасными как всегда оленьими отбивными. Под них друзья пили ром «Анджела Дэвис». «Это что-то новенькое», - заметил Денис.

Зятем последовали встречи с Виноградовыми, Майоровыми, Птенцовыми. Денис отведал давно забытого зверобоя местного производства и вяленого гольца. Быстро пропитавшись чукотским духом, он ужа через три дня сомневался - а была ли Монголия?

После тяжелой, усложненной инфильтратом операции по удалению гнойного аппендикса у Дениса проклюнулась северная муза. Здесь, на родимой Чукотке, стихи Доценко наполнились юмором и озорством. Вот что он сочинил для Валентины Пуховой в день ее рождения:

Ай люли и трали-вали,

Нашей Вале - двадцать лет.

На щеках у нашей Вали

Разудалый алый цвет.

 

Какомэй! Она прекрасна,

 Словно горная коза.

У нее сверкают страстно

Синим пламенем глаза.

 

Выпьем мы за нашу Валю,

Чтоб жилось ей как в раю,

Ай-люли и трали-вали,

В тихом северном краю.

 

У сестры Валентины тоже случился день рождения и Денис откликнулся на него аналогичным образом:

 Ах у Нины, ах у Нины

Нынче праздник-именины.

Нина, нынче мы с тобой

Пьем вино и зверобой.

 

Пожелаем нашей Нине

 Расцвести на строганине,

 Жить вольготно, как   в раю

У Чукотки на краю.

 

Денис узнал, что в 1971-72 годах к северу от Иультинского оловянно-вольфрамового месторождения разразился золотой бум   и рухнул миф об антагонистичности   олова и золота. Оказалось, что эти металлы спокойно соседствуют и чувствуют себя прекрасно. Золотоносный Ленотап был у всех на устах. Два года длилась золотая лихорадка, героями которой стали начальник партии Вадим Черных и промывальщик Вовка Котов. Доказывая, что золота на одном из перспективных участков «хоть жопой ешь», Котов однажды сказал Вадиму: «Цум байшпиль!»  (Например!). Вот копуш. Беру я из него шлиховую пробу (берет), быстренько промываю (моет, напевая) и получаю весовое золото - биттэ!» И действительно, в лотке желто поблескивал драгоценный металл.

Но, как это часто бывает, в конце концов из громкого шума по самым разным причинам получился тихий пшик.

Много золота открыли у ворот Иультина,

А когда траншеей вскрыли, то сказали - вот те на!

У Вадима проявлений было много, хоть пляши.

Грянем, братцы, удалую за поминку их души.

Такая же участь постигла и золотые миражи залетного лениградского варяга Калабашкина. Его прогнозы опроверг Эдуард Синицын.

Раз восточную Чукотку Калабашкин посетил,

Как персидскую красотку "зону золота" пленил.

Эдуард месторожденье попытался отыскать.

Только что за наважденье? Нет металла, не видать.

 

В сезон семьдесят третьего года удачно поработал стратиграфический отряд Марка Осадчего, собравший много ископаемой флоры мелового периода. В качестве внутреннего транспорта   геологи использовали резиновые лодки.

 

Из-за острова на стрежень, на простор речной волны

Выплывают десять лодок флорой-фауной полны.

На передней сам Осадчий машет мощною рукой.

Шишки с листьями сплавляет расхорошенький такой.

 

Существенные, революционные изменения произошли в методике поисково-съемочных работ масштаба 1:50 000 - однолетние,   полистные работы   были заменены многолетними работами на огромных площадях. Появились отряды так называемой групповой геологической съемки (ОГГС). Полевые работы стали невероятно трудоемкими, изматывающими. Первым испытал тяжесть нововведения Чаантальский отряд возглавляемый Вадимом Черных и Александром Крюкановым. Отряд работал в пределах Телекайского оловоносного района, оконтуренного Евгением Виноградовым в процессе
геологической съемки масштаба 1:200 000. О том времени было написано:

 

Виноградов взял гитару, как персидскую княжну.

Бросил, как пустую тару в чаантальскую волну.

«Ничего не пожалею, все за олово отдам!» -

Раздается Женькин голос по чукотским берегам.

А геологи ЧОГТС,  завершив сезон, пели:

Занялись мы съемкой групповой.

До чего «удачно» боже мой!

До зимы сидели в поле Алик, Саня, Степа, Толя

И Вадим с лохматой головой.

 

"Хорошо" в отряде шли дела - новая система помогла.

Дотянули еле-еле, разобраться не успели -

Каковы же рудные тела.

 

Вынужденно, по производственной необходимости сменил свое амплуа Герман Птенцов ( не в марках, а в работе) - из съемщика-магматиста он превратился в поисковика морских россыпей, сменил хребты на болотистую равнину.

 

На приморские просторы в тундру выскочил Птенцов,

Позади оставил горы, гряды скальных останцов.

От камней он слышит ропот: «Нас на глину променял!

С Рубеновичем спознался - сам геоморфолог стал».

 

Именно с "морской партии" Птенцова и начались защиты полевых материалов в ноябре семьдесят третье/состоялась шумная обмывка в рабоче кабинете   о большим количеством вина и вяленых, чиров. Дошло до громкого хохота и песен. Внезапно в дверном проеме возник разъяренный начальник экспедиции Супин, приказал всем немедленно разойтись! На следующий день вышел грозный приказ (машинистка напечатала "прикаща") номер триста семьдесят, категорически запрещающий использование не по назначению рабочих помещений. Воем участникам пьянки ( в том числе и Денису) Супчик влупил строгие выговора.

Вскоре после этого вывезли о поля и "бандитов" - геологов групповой геологической съемки. Замученные, грязные бородачи (брился один Крюканов) выглядели весьма эффектно. Денис и Серега Любомиров организовали их фотосъемку - портреты намечалось использовать на вечере полевиков для конкурса "Сэр Борода-73". После защиты полевых материалов групповики, убоявшись "прикаща-370", никого не приглашая выпили втихаря и скрылись на тайную квартиру. Так впервые была нару шена вековая геологическая традиция.

В средине декабря Денис составтил два варианта пригласительных билетов на вечер полевиков. Первый - для мужчин:

Сезон прошел, черта подведена.

Все в целом хорошо, как говорится.

Вас приглашаем на стакан вина,

Желаем от души повеселиться.

Второй - для женщин:

Полевики на вечер вас зовут,

Отметить завершение сезона.

Как фей прекраснейших они вас ждут

В цветах, духах и платьях из нейлона.

В концертной праздничной программе на вечере полевиков традиционные частушки заканчивались куплетами о возвращении обобщенного, типичного полевика в поселок, к жене.

Полевик домой вернулся, бородат, как атаман,

И могучею рукою обнял рюмки тонкий стан.

Мощным взмахом поднимает чарку, полную вина

И за встречу выпивает все до капли, всю до дна.

Полевые песни-частушки исполняли геологи Денио Доценко, Слава Майоров, Иван Глухарев и бас-геофизик Саша Квасин. После них выступил женские секстет и заслуженный дуэт - Оля Доценко и Римма Крюканова. Оркестр состоял из трех гитар ( Женя Виноградов, Виталий Клевый и Сергей Колечко), саксофона (Клевый же), баяна (геофизик Чернов). Денис, отчитавшись о своих заграничных полевых сезонах, передал музыкальный привет от великого монгольского народа великому чукотскому народу - он последний раз спел свою экзотическую песню "Наран мандмар утам нутахта", встреченную громким смехом и яростными аплодисментами сотрудников ВЧГЭ.

Наступал новый 1974 год, начиналась новая история. Геолог Доценко возвратился на круги своя. Но намерение о переселении на материк он не оставил. Некоторые старые геологи уже имели кооперативные квартиры в ЦРС (центральных районах страны), другие только что вступили в жилищно-строительные кооперативы (самым престижным считался рижский ЖСК). Доценко, ссылаясь на существующие постановления ЦК КПСС и Президиума Верховного Совета СССР, написал заявления в сто городов Советского Союза, "Где-нибудь, да обломится, - решил он,-Такого не может быть, чтобы все отказали." Отправил письма и стал ждать ответы.

А в это время многих его товарищей охватила автомобильная лихорадка. Они записались в льготную (для северян с десятилетним стажем) очередь на покупку автомобиля и стали посещать платные шестимесячные курсы по подготовке шоферов. Каждый курсант в соответствии оо своими психическими и физическими особенностями получил кличку: Любомиров - Коленвал, Рубенович - Маховик, Синицин - Сальник, Свистоплясрв - Кардан, Черных - Кривошип, Благоволин - Шатун, Лепешкин - Шплинт, Клевый - Поршень, Маруся Виноградова - Втулка .

После возвращения из загранкомандировки четы Доценко у новой администрации Восточно-Чукотской экспедиции ( начальник Супин, главный геолог Тафик, главный инженер Сидоров) возник вопрос об их трудоустройстве. Оле было предложено оформительское бюро - картографическая группа ( и она, естественно, согласилась - куда же еще?). Денису - геологоразведочная стационарная партия и он, естественно, отказался. Думая, как бы выручить друга из беды, Кирилл Пухов в шутку намекнул:

- Не хочешь ли ты, Денис Иванович, поработать старшим геологом

Центральной геолого-геофизической партии, то бишь ЦГГП? (Так был переименован поисково-съемочный отдел, а сезонные полевые партии превратились в отряды, отали рангом нижа, что повлекло к снижению окладов у геологов).

- Теперь, после Монголии, я стад специалистом высшего, международного класса и с любой должностью справлюсь, - ответно пошутил Денис.

Пухов удивленно пошевелил щетинисто-мохнатыми бровями, зыркнул на Доценко янтарными глазками, жамкнул челюстью и надолго задумался, куря "Беломор". На том и разошлись. Напряженное производственное состояние Дениса разрядил Кузьмич (Дмитрий Кузьмич Кадыков), начальник тематического отряда. К этому времени упрямый, напористый геолог закончил аспирантуру к готовился к защите кандидатской диссертации.

- Пошли ты их всех к ебени матери, - посоветовал он, - Твое место у меня. Я составляю обзорную карту полезных ископаемых Восточной Чукотки.Отдаю тебе на растерзание золото и ртуть. Согласен?

- Еще бы - возрадовался Денис и с головой окунулся в интереснейшую, захватывающую работу.

Весной, когда началась организация новых полевых подразделений, Доценко был назначен начальником Верхне-Амгуэмского геолого-съемочного отряда масштаба 1:200 000. На это место прочили Сергея Любомирова, но у него оказалось столько хвостов (два отчета и один лист!), что браться за новую работу, решать на радикулитную шею еще один хомут ему было просто немыслимо, невыносимо. Конечная цель работ - составление листа Государственной геологической карты.

- Ну вот, Денис, и ты вышел на Большую Геологию, - торжественно произнес Кадыков, поднимая кружку с вином. - За твои успехи!

- Твое здоровье, шеф! - поддержал Кузьмича Юра Благоволим, старший геолог Beрхне-Амгуэмского отряда, составитель проекта.

- Ладно, поехали, - кратко ответил Денис и, чокнувшись с друзьями, выпил.

В этот момент дверь кабинета приоткрылась, оттуда пахнуло чесноком, свркнули очечки главного геолога и раздался его смешок: "А про прикащу-370 забыли?" и дверь захлопнулась.

- Кто это был? - всполошился Кадыков.

- Пежар де Клювжо, - ответил Доценко.

- Кто, кто?- изумился Кузьмич.

- Тафик. Граф Пежар де Клювжо - Петух жареный, клюющий в жопу, пояснил Денис.

Кадыков захихикал.

- Гм! - хмыкнул -усмехнулся Юрка. - Здорово сказано.

Экспедиция всегда бурно отмечала международный женский день (МЖД). Штатный стихотворец Денис Доценко поздравлял сотрудниц через плакаты и стенгазету. В марте семьдесят четвертого, подчеркивая начало дня на Чукотке, он восторженно воскликнул:

День восьмого марта сорвался со старта!

Как мы рады, как мы рады! Эх, да что там говорить -

Нашим женщинам в награду мир готовы подарить

(А в придачу и себя - чего ни сделаешь, любя!)

В день геолога, на ресторанных торжествах самодеятельность экспедиции с подачи Доценко вновь прошлась по полевым событиям 1973 го. Для девушек-полевичек ( техников-геологов) Нины Кононовой и Юли Рублевой была исполнена песня "0й, цветет пушица".

Ой, цветет пушица в поле у ручья,

Паренька с лоточком полюбила я,

Полюбила парня на свою беду,

Потому что чувства прячет в бороду.

Моет и не знает ничего о том,

Что геологиня думает о нем.

У ручья пушица обронила цвет,

Накормлю ушицей и спрошу ответ.

Эдуард Синицин, враждующий с Кадыковым, голосом Доценко и Майорова пропел:

Имел бы я златые горы и реки, полные вина.

Все отдал бы я за ласки-взоры, чтобы Кузьмич любил меня.

Эргувеем ликует снова, я в поле весело иду.

И там для Димы Кадыкова я горы золота найду.

Для жен геологов-полевиков была спета песня "Одиссей"  ( исполнители - Оля Доценко, Римма Крюканова, Тамара Котова - Вовкина жена).

Где-то по горам мой геолог бродит

И призванье в этом свое он находит,

Вспоминает редко вечерней порою

Он семью забытую и мать.

По весне геолог уходит в поле,

Незавидна летом жены его доля -

Остается дома одна с детворою.

Хочется геологу сказать:

- Ты куда, Одиссей, от жены от детей?

Милый Одиссей!

- Шла бы ты домой, Пенелопа!

Осенью геолог вернулся с поля,

Незавидна снова жены его доля.

Не сидит геолог с семьёю дома.

Он в кругу товарищей сидит.

 Он работе весь до конца отдается,

Он с друзьями шутит, поет и смеется.

Сними говорит за бутылкой рома,

А с женою дома он молчит.

- Полевик, полевик, от жены ты отвык?

Милый полевик!

- Ну иди на ручки, Пенелопа!

Песня разбойников-групповиков звучала так: ( по"бременским музыкантам"):

Гамм!

А как известно, мы народ бродячий,

А после поля нервный и горячий.

А если кто нас ненароком тронет,

Мы врежем между глаз - АУП застонет!

Мы барр! Ой!

Мы бородатые, усатые, патлатые.

Туф-таф! И вы помятые в зубах ЧОГГС!

И в заключение концерта - общая песня геологов-половиков.

Ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету.

Тем, кто ищет, не страшны дороги, были б только головы да ноги. Наш ковер - цветочные поляны, наши стены-горы великаны,

Наша крыша - небо голубое, наше счастье жить такой судьбою.

Мы свое призванье не забудем, мы богатства недр откроем людям. Ищем здесь мы россыпь золотую, не должны сработать мы впустую.

Послвдняя строчка относилась прежде всего к Амгуэмской геолого-разведочной партии, третий год безнадежно бурившей Ванкаремскую низменность. Большие мощности рыхлых неоген-четвертичных отложений и низкие содержания золота или вообще полная пустота - такими были результаты по всем скважинам. Методом  "слепой кошки", как виражался мудрый Тафик, пытались поймать "Золотого Кита", но попадалась лишь мелкая рыбешка, да к тому же на глубинах до ста и более метров.

Среди рабочих ГРП было много украинцев, в связи с чем Денис сочинил "Песню бурового мастера о украинским акцентом".

На сто верст от Пеньельхина разбурив уси долыны,

Тильки россыпи нэма - пидманула, пидвэла.

Як бурыв Алякпын, жинку дюже отлупыв -

Вмисто золота вона принесла койнатхуна!

За три года буражу - двадцать тысяч мэтражу!

Тильки россыпи нэма - пидманула, пидвэла.

Ты ж мэнэ пидманула, ты ж мэнэ пидвэла,

Ты ж мэнэ мастера бурового з ума-розума звэла!

С ума сошли не только буровые мастера, но и все руководство Северо-Восточного геологичекого управления  (Драбкин, Аникеев, Горбань). Оно поощряло выполнение колоссальных, но безрезультатных объемов бу ровых работ в Восточно-Чукотской экспедиции, оно внушало Супину:

"Вы нам объемы дайте" а запасы мы в другом месте сделаем. Таким образом, в целом по Управлению план и и по объемам буровых работ, и по приросту запасов россыпного золота выполнялся. Такова была производственная подоплека   дорогостоящей Ванкаремской буровой эпопеи. Эта хитрая политика ЦГГП не касалась, у геологов полевых сезонных отрядов были свои конкретные задачи, не требующие больших финансовых затрат.