ЦИКЛ V  (1971-1973)

Монгольская пауза

 

Москва. Арбат. Калошин переулок -10. Зарубежгеология. Доценко узнают, что Денис едет в Монголию по контракту на два года старшим инженером-геологом-консультантом по съемке масштаба 1:50 000, а Оля - просто безработной женой (обещали техника-геолога, но – надули). Денис, сев на поезд «Москва-Улан-Батор» уехал один, его жена осталась для оформления документов на сына. В определении сроков выезда в МНР ей предоставлялась полная свобода - когда захочешь, тогда и выезжай, твое личное дело.

До столицы Монголии поезд шел пять суток. Первым, кого в Министерстве геологии МНР увидел Денис, был его чукотский зем­ляк, бывший главный инженер ВЧГЭ Митрофан Шилов, прибывший в Улан-Батор месяцем раньше. После восторженных приветствий и рукопожатий Ушастик начал ругаться, плеваться и брызгать слоном.

- Иго! Монгольское иго! Я ехал сюда консультантом при Министерстве, а они сделали меня главным геологам ГРП! Представл­яешь! И дома не сижу, и полевые не платят, и зарплата мизерная. Сравни: у Кандырина в Афганистане - 900, ему в России гарантир­ована «Волга», а у меня -370, что я могу купить? «Запорожец»? Да ну его на хрен!

Беседу чукчи продолжили за ужином, на квартире Шиловых. Митрохина жена Светлана накрыла министерский стол со столичной водкой, икрой, помидорно-огуречным салатом и жареной бараниной. Закончили ужин по культурному, по европейски, то есть пили много черного кофе. От этого напитка Денис, получивший номер в тр­етьеразрядной гостинице «Алтай», всю ночь не спал.

Двадцать второго июля в Министерстве решался вопрос о назна­чении Доценко на работу (контрактная установка в расчет не при­нималась). Руководитель группы советских специалистов, до ужаса медлительный и тягомотный человек, в заключение долгой беседы произнес замогильным голосом, с продолжительными паузами между словами:

- Учитывая...вашу...такую специализацию...вы работали...на многих металлах...мы решили...предварительно...предложить вам ...заняться...плавиковым ...шпатом.

Денис остолбенел. Он потерял дар речи. Эффект от последних слов был таким, как будто этот важный чиновник в конце тщатель­но продуманного, осторожного, дипломатичного выступления ваш да и перднул!

Место? - прохрипел Денис, оправившись от шока.

Чойбалсан.

Так окончательно определилось место жительства и род за­нятий Дениса Доценко на новом поприще. Он стал инженером-геологом по поискам флюорита, нерудного сырья! Более того, оказа­лось, что флюорит по-монгольски - жонш! Докатился, золотоиска­тель...

Двадцать второго августа 197I года, через полтора месяца после вылета с Чукотки, полевой сезон Дениса получил монгольс­кое продолжение. Денис сидел в юрте и думал - а что, собственно, изме­нилось? Все та же Азия, только не крайне-северо-восточная, а центральная;    те же монголоидные (чукчеобразные) лица, тот же безлесый низкогорный рельеф, только вместо оленей - лошади и овцы, вместо журавлей - дрофы, вместо пеших оленеводов - конные араты, вместо яранг - юрты, как две капли воды похожие на них. Одним словом, «курица - не птица, Монголия - не заграница». Так ли это? Поглядим.

Побродив пару недель по дорнотской степи в поисках жонша, Денис прилетел в Улан-Батор для встречи семьи. В Министерстве геологии один из ру­ководящих совспецов засыпал его вопросами - кто такой этот ваш Шилов? Как он работал в Восточно-Чукотской экспедиции? Будучи главным инженером, не забыл ли он геологию?

- А в чем дело? - удивился Денис.

- У него ничего не получается. Он дерзок, груб, нетерпелив, он не умеет ладить с людьми и плохо разбирается в геологии.

Денис ответил дипломатично:

- В Восточно-Чукотской экспедиции я с ним практически не сталкивался. Я занимался поисками и съемкой, а он, сами понимаете, техникой, разведкой, снабжением.

- Ну понятно. Будем решать, что с ним делать.

«Вот так история, - думал Денис, уходя от руководителя, - нашле­пают они ему тут по ушам.»

Вечером Денис навестил жен чукотских геологов Светлану Шилову и Варушку Майорову, порадовал их своими разговорами, попил самогонки домашней выделки, их несчастные мужья Митроха и Слава безвылазно прозябали в поле, в стационарных геологоразведочных партиях и были этим очень недовольны (тем более, что полевых не платили). Особенно него­довал обманутый в своих надеждах несостоявшийся консультант министра геологии МНР товарища Хурца Митрофан Шилов. Постепенно наполнялась ядом и Светка,  запрезиравшая монголов. Она превратилась в этакую гонористо-капризную даму, немку благородных кровей. «Фрау Эльза фон дэр Гольц», - окрестил Денис эту стройную высокомерную блондинку.

Поезд из Москвы прибыл по расписанию. Олю и Васю Денис обнаружил в нулевом вагоне, вытащил их оттуда и отвез в гостиницу. В номер к Доценкам пожаловала мадам Шилова. Она непрерывно курила и гневно, с яростью выплевывала короткие рубленые фразы: «Поубивала бы всех! Ничтожества! Немытые хари! Да как они смеют так обращаться с нами!» Это она про монголов. Денис привел ее в еще больший психоз, рассказав о недовольстве Шиловым русских начальников. Фрау Эльза фон дэр Гольц готова была немедлен­но бежать в Министерство, чтобы разорвать в клочья этих высокопоставленных идиотов, монгольских подпевал и жополизов, которые не понимают и не ценят ее великого Ушастика. Отличная, верная жена, достойная загран-подруга!

На следующий день счастливые Доценки нанесли Шиловой ответный визит. Она была одинока и печальна. Побывали они у веселой, энергичной, домохозяйственной Варушки-говорушки, прогулялись по парку и, переночевав еще одну ночь в столице Монголии, улетели в Чойбалсан.

До конца месяца Доценки занимались благоустройством своих номеров. Денис ежедневно интересовался, когда будет выезд в поле и получая неизменный ответ – маргаш (завтра). Никого из монгольских коллег не заботило выполнение плана поисковых работ Улзинской партии, всем было хамагуй, то есть один хрен, все равно. Денису тем более было хамагуй, потому что за объемы работ он не отвечал, а только за их размещение и качество. А раз не платят полевые и нет интересной геологии, то и находиться в поле совсем неинтересно, нет никакого стимула. Можно сидеть дома, ничего не делать и получать тот же оклад, Куда спешить? Денис спокойно ждал выезда в поле, наслаждаясь общением с женой и жалея сына, порезавшего пальчик, пил вино и про­возглашал тосты за славный монгольский «маргаш», за великий монгольский "хамагуй" и за все маргаши  с хамагуями  вместе.

 

О своих монгольских впечатлениях Денис написал друзьям.

30 января, в Нырвакинот,  Кириллу Пухову.

Киряжжав, сан бай ну!  Здравствуй,  значит. Валентине и Костику - привет. Мы живем, слава Ламе, их сайн байн ( очень хорошо). Жратвы навалом. К концу срока догоню тебя, брат мой, по комплекции и весу. Возвратясь на Чукотку, в поле не пойду, готовь для меня место сидя­чего дарги (начальника). Работа летом, точнее, осенью, была у меня необременительная, горы видел только издалека, катался по степи на автомобиле, искал жонш. Причем два месяца из трех полевых провел до­ма, возле хухэн ( жены) и чичик (ребенка). Условия обитания вполне содействовали развитию той лени, которая зародилась у меня еще на Амгене в 1970 году.

В камеральный период ситуация изменилась - всю графику и все главы отчета придется делать самому, что, впрочем, при моей писучести особого труда не составит.

Монголия - страна, музыкальная. Песни типа «Карлыгаш», которую ты с таким блеском исполняешь, здесь я слышу каждый день - и по радио, и через стенку (сосед- монгол) и даже на работе. Сидит монгол-геолог за столом и тянет сложный мотив, ему подпевают товарищи. Представь себе такую картину у себя в ЦГГП - сидит за рабочим столом геолог, ну, например, Серега Любомиров, и вместо того, чтобы думать над за­вершением позапрошлогоднего отчета, во всю глотку напевает? «Вот си­жу я за столом и в окно гляжу. Вижу - дамочка прошла к Лере на прием. Ах, хотел бы там я быть, чтобы поглядеть», ну и так далее. Ты бы, хоть и  сам зверски любишь петь , наверно, не одобрил бы Серегу за такую самодеятельность. А тут это считается делом, точнее, без­дельем обычным, нормальным, оправданным.

Русские работают, монголы поют - так поддерживается и укрепляется найрамдал (дружба народов).

Васька мой ходит в детский сад, Оля работает в Дорнотском геологическом управлении оформительским бюро, обслуживает одна четыре партии. Приходится мне со своей графикой стоять к ней в очереди, родст­венные отношения не принимаются в расчет.

Будь здоров. Баирта (до свиданья). Доцбат.     

4 февраля, в Нырвакинот, Евгению Виноградову.

Джехтумур, сан бай ну!

Пожалуй, открою тебе тайну драгоценного минерала, которым я зани­маюсь. Теперь это можно, потому что его рассекретили. Да и вообще лавочку на жонш прикрыли. Я так ловко сработал на этом жонше, что дальнейшие его поиски в Дорнотском аймаке Мингео МНР решило прекратить и организовало специализированную экспедицию в другом регионе страны, от меня подальше. Мне же предложили работать на молибден-вольфрамовом месторождении.

Итак, признаюсь. Жонш - это... Нет-нет, не могу. Чувствую, как стыдливый румянец покрывает мои ланиты. Ладно, жонш (а не Жопш, как ты пишешь) это  (простите меня,  братцы -рудознатцы),  это-флюорит! Зураб Кахия, ставший коллекционером, не зная этого перевода, уже просит образцов. На Камчатке, говорит, жоншу нету, а он ему нужен поза­рез, как редкий, чисто монгольский минерал.

Джектумур, ты в своем письме выражаешься по-монгольски – откуда знаешь? Я давно подозревал, что ты - монгол и вот только   теперь окончательно в этом убедился. Ну а я тем более монгол, потому что родился в городе Ессентуки, который основан Чингис-ханом («эс тук» - девять знамен, по числу полков, которые стояли в этом месте). Так что, дружище, произошли мы с тобой не от обезьян, а от монголов. А вообще-то знаешь, на кого они похожи? На смесь татарина и чукчи. Правда, песни они поют лучше, чем те и те и другие, а размножаются по-китайски.

Аймачные наши степи лежат под снегом. Мощность снежного покрова от одного до пяти сантиметров, а в углублениях от копыт возрастает аж до десяти сантиметров! На ровном снежном поле кучи аргала, хомола и мерзлого верблюжь­его говна торчат как микрогорные микровершины. Интересно, как назвал бы такой ландшафт широко известный среди аратов знатный геоморфолог Адам Рубанович? Наверно, он объяснил бы эти кучки оледенением? О, кстати. Адам обещал мне премию за открытие Пеньельхинской россыпи. Уз­най у него, Женя-джав, шутил он или нет.

Сейчас у меня камеральный период. Монголы мои куда-то разбежа­лись, я один пишу все главы отчета под различными именами  (Пурвэ, Банзрагч, Батархуяг). В общем, весело живем. Бывай здоров, привет семейству.

5 февраля, в Петропавловск-Камчатский,  Зурабу Кахия.

Сан бай ну, товарищ камчадал. Мой контракт кончается 20 июля 1973 года. В этот день, хочу я этого или нет, я должен буду покинуть южную страну, «цветущую» Монголию и отправиться на «суровый» Северный Кавказ. Вот там мы и сможем встретиться все трое - я, ты и Женька Bиноградов. Это было бы здорово, об этом стоит помечтать. Я приложил бы все усилия, чтобы уговорить вас, чертей, на пеший переход Даховская - Дагомыс. Что касается автомобильных перегонов, которыми ты увлекся, то в них неприятностей больше, чем удовольствий.

Насчет пещерно-коридорной системы, в которой мы обитали на Чукотке и проживаем здесь, ты отчасти прав. Но и отличия существенные. Во-первых, наш чойбалсанский дом не сорокаведерный, четырехсотведерный. Во-вторых, прямо в номере есть отхожий ролик, необходимости бегать по нужде на улицу нет. В-третьих, в общем коридоре рядом с нашей квартирой есть душ. Так что, кампан, жизненный уровень здесь несомненно выше, чем на Чукотке (там я жил на первом, а здесь аж на пятом этаже). Но это еще не все. Ходят слухи, что в июне появится возможность переселиться в современную квартиру со всеми удобствами.

В Монголии работают четверо из нашей экспедиции - Шилов, Майоров, Воронов и я. Бегут старики-геологи с Чукотки куда глаза глядят и по­падают прямо в страну Чингис-хана, на родину предков. Они забывают православную веру и превращаются в идолопоклонников-ламаистов. Вот тебе ответ на твои сомнения относительно монгольского бога.

Зураб, дружище, не могу тебе выслать жоншу. Это запрещено. Любые камни - национальное достояние,  за границу не пропускаются. Но все же, возможно, два-три образца я с собой возьму в отпуск и они со временем попадут к тебе.

Пока. Твой Дэн.

13 марта, в Улан-Батор, Вороновым

Лёня-Лена, сан байн цхану - здравствуйте.

В отношении работы и физико-географических условий тебе, Лёня, я по хорошему завидую (горно-таежная местность - что может быть лу­чше?) А мне по-прежнему вроде как бы не везет. Вот уж восемь месяцев мы живем в общежитии вместе с монголами, в грязной и шумной обстановке. Монгольские семьи ночью все спят в своих комнатах на полу, впо­валку, как чукчи в пологе, а днем дети, освобождая помещения, высыпают в коридор, бегают, дерутся, плачут и смеются - настоящий содом.

Места тут хреновые, пустынные, предстоящая работа меня не радует, не вдохновляет. Целый год сидеть на буровой - ну и перспектива! Представляешь - главная задача партии - отбор технологической пробы по скважинам. Ну причем тут я? Какое я имею отношение к разведке  и технологической пробе? Просто девать меня некуда, вот и решили засадить на Югодзырь.

Ну а если не обращать внимания на такие мелочи, как работа не по специальности и неприглядный ландшафт, то жизнь в общем-то неплоха и в Дорнотском аймаке. Солнца больше, чем на Чукотке, ветер слабее, хлеб, мясо и картошка есть, бражку регулярно ставлю - что еще нужно монголу? В свободное время занимаюсь домашним цветоводством; выращиваю на окне перцы и огурцы. Оля по-прежнему чертит, Вася ходи в детсад- все при деле, не скучаем.

Поздравляем с наступающим днем геолога. Как здорово проходил этот день на Чукотке! Буду в Улан-Баторе, непременно зайду и, если будут тугры, выпьем. Баирта.

В мае Оля Доценко была уже на восьмом месяце беременности. Где рожать? В монгольском больнице нельзя - там ужасающая антисанитария, да и гражданство у младенца, если выживет, будет монгольское. В улан-баторском военном госпитале, где рожают офицерс­кие жены, попасть невозможно, блата нет. «Единственный выход - ехать в Россию, в Борзю», - решил консул.

 

-Какая Борзя! - возмутилась Оля. - Домой поеду, к маме, в Энгельсе буду рожать!

Значит, надо брать отпуск, -  вздохнул  Денис и написал заявление.

21 мая, 22-ОО, Баин-тумэн. Перрон. Отъезд.

Все русские - и отъезжающие, и провожающие - пьяны, поют, танцуют под баян. Немногочисленные монголы с улыбками наблюдают за веселой толпой  иностранцев.

В поезде на границе Советского Союза пограничники и таможенники всю ночь не давали покоя. В Борзе транзитных пассажиров встретила горячая пыльная буря, скрывшая город. Торговые ларьки были закрыты или предлагали только каменные коржики - нищета в Борзе такая же, как и в Монголии. Степная жарко-пыльна земля монголоидного типа закончилась где-то посредине между Оловянной и Дарасуном. А дальше - леса, леса, Сибирь-Россия.

В соседнем с Доценками купе - развеселая пьяная компания. Денис заглянул туда и тоже напился. По доносу проводницы вагона появился поездной милиционер, пригрозил Денису высадкой на первой же остановке. «Никсон в Москве, а ты пьяный», - укоризненно произнес мент. Оля заплакала и врезала мужу увесистую оплеуху. Тоже убедительный аргумент. В голове у Дениса прояснилось. Он испугался и полез на верхнюю полку. «А что если в самом деле американский президент захочет со мной встретиться, а я буду пьяный? Позор! Подведу державу!» - думал Денис, засыпая под ме­рный перестук колес и нежное покачивание вагона»         

Москва. Ярославский вокзал.  «Никсона нет, а я трезвый», - с огорчением - думал Денис, таща тяжеленные чемоданы. Доценки переехали на Павелецкий вокзал. Оля и Вася ушли в комнату матери и, ребенка, Денис с багажом остался в зале ожидания. Оля вышла, приказав сыну сидеть. Васька не послушался, оделся и пошел маму искать, затерялся в многотысячной толпе на просторах вокзала. Возвратилась мать - нету Васи, пропал сын! Она сделала объявление по радио, Ваську нашли, отвели в комнату матери и ребенка. Слава Богу! Напуганная, дрожащая, плачущая мать кинулась к сыну, обняла, отшлепала и привела к отцу, сидящему на чемоданах.

Поезд "Москва-Астрахань" отправился в десять утра. Доценкам достались две верхние полки, Оле с ее огромным животом по­дъемы и спуски давались тяжело. Поздно вечером в соседнем купе освободилась нижняя полка и Оля перебралась туда. Стало совсем хорошо. За окном поезда проплывали весенние картины зеленой и  нарядной матушки-Руси.

В конце мая Доценки прибыли в Энгельс. После праздничного обеда с водкой и окрошкой они всем семейством отправились на природу, к волжским старицам, расположились на траве, пили, пели, ели, слушали   песни лягушек и птиц. А вечером, в двадцать тридцать по московскому времени Денис все-таки встретился с американским президентом… .по телевизору.

-   Здравствуй, Никсон, сукин   сын! - сказал он, смеясь. -Ты в Москве, а я пьяный. Ха-ха-ха!

28 июня, оставив в Энгельсе беременную жену и сына, Денис ехал в Москву, а оттуда - в Монголию. Динамичный, интересный, разнообразный отпуск был завершен пятого июля, в Улан-Баторе, где Денис в ожидании вылета в Чойбалсан, начал сочинять «Сказку об отважном Геологе, сыне его Васильке и жене Оловине». Сказка была задумана как подарок сыну к его пятилетию. Начиналась она так:

На далеких синих горах, 

На заснеженных просторах,

Жил Геолог молодой,

В сапогах и с бородой.

 

   Много лет искал он клады,

 Все, что людям в жизни надо.

Находил касситерит,

Ртуть, свинец и вольфрамит,

 

Золотые самородки

Выплавлял на сковородке,

В банк столичный отправлял

И казну обогащал…

 

11 июня Денис Доценко вылетел в Чойбалсан, где весь монгольский народ и все прогрессивное русскоязычное население отмечали юбилейный Надом - пятьдесят пятую годовщину монгольской  революции. «Хувьсгалын мандтугай!» - провозглашали кампаны, поднимая рюмку за рюмкой.

 14  июля Денис получил долгожданную телеграмму из Энгельса «Поздравляем сыном богатырь появился седьмого вес три восемьсот все благополучно держись казак форме целуем Оля Вася Зорины». «Я так и знал рад безмерно целую счастливый отец»,- ответил Денис, затем он закупил архи, собрал в своей квартире русских и монгольских друзей и крепко обмыл рождение второго сына.

В середине ноября Доценко был вызван в Улан-Батор для защиты отчета Улзинской партии. Там как обычно он встретился с Шиловыми, узнал, что у Митрохи все утряслось, отношения с начальством наладились, но он все равно был недоволен своей судьбой. У Майоровых контракт благополучно закончился и они возвратились в Нырвакинот. С Вороновыми у Дениса дружеских отношений не сложилось. Жили они замкнуто, бедно, экономили каждый тугрик и ходить к ним было неприятно.

Из Улан-Батора Денис написал письмо Жене Виноградову.

Сан бай ну, дружище. Полевой сезон, которым мы, как щитом, прикрывали свое эпистолярную лень и равнодушие к ближним, завершен, так что надо возобновлять переписку. Мне думается, тебе есть о чем рассказать монгольскому филиалу ВЧГЭ. Нас интересуют итоги вашего сезона, это в первую очередь. Затем нам небезразлично, как поживают и как себя чувствуют на южном берегу Чукотки товарищи - тумгытури  Виноградовы и Пуховы. И в третьих, мы не прочь узнать всякие разные новости и сплетни о наших знакомых.

О себе. Оля с Васей и Колей прибыли в Чойбалсан пятого октября.  Живем в стандартной квартире с кухней, ванной и туалетом (до этого целый год маялись в монгольском общежитии без удобств). Младшему сыну Николаю седьмого ноября исполнилось четыре месяца Парень спокойный, спать дает. Васька в этом возрасте был куда хуже. Да и сейчас еще причиняет  много беспокойства, вертляв, как бес и непослушен.

Работа у меня получается интересная. За год и два месяца, прожитые в Монголии, я изучил  три месторождения и все новые типы, на Чукотке отсутствующие. В прошлом году, как тебе известно, я попал на флюорит, жильное месторождение в гранитах. В этом году работал два месяца на молибден-вольфрамовом месторождении грейзенового типа, затем со всей партией был переброшен на цинковое месторождение скарнового типа. На всех объектах я составлял схематические геологические карты масшатаба 1 : 5 000- 1 : 1 000. Заполнять пустоту в голове теоретическими знаниями об этих типах оруденения приходилось по ходу дела, оперативно.

Что касается Ушастика и Ворона, то они сидят в разведке, на хилых кварцевых жилешках с вольфрамитом. Работенка у них «не бей лежачего», запасов - мизер. Но места красивые, с горками, речками и лесами. В этом я, пустынно-степной житель, им джяхан-джяхан /чуть-чуть/ завидую.

В своем послании, которое ты отправишь в ближайшее время, прочирикай об Германе Птенцове (там ли еще он?), о Петрушке Уралове, лабухе Клевом. Славе Майорову от моего имени надавай по заднице, приговаривая при этом: «Обещал - пиши! Обещал - пиши?»

Пришло письмо от Кузьмы,  вынужденно (по причине морально-сексуальной неустойчивости жены) покинувшего Чукотку. Чобры поселились в столице Киргизии - городе Фрунзе, купили  дом за двенадцать тысяч рублей. Они спустили все деньги, даже на мебель не хватило, и теперь думают, как им дальше жить.

 

В начале марта Денис получил письмо из Нырвакинота от Жени Виноградова. Он узнал, что его родители  переехали в город Кисловодск, где купили домик. Блямс с повышением по службе переведен в Магадан, где стал директором БМТС - базы материально-технического снабжения. Прилепилова за длительную пьянку с профсоюзной работы сняли. Житов, возвратившись из Алжира, перебрался в Хабаровск, к Ратникову. Адам Рубенович привез из отпуска дога. Шурик Божко из экспедиции уволился и переехал в Иультин, где, получил должность рудничного геолога. Восточно-Чукотская геологическая экспедиция к пятидесятилетию СССР награждена орденом «Знак Почета».

Денис незамедлительно дал ответ.

«Дорогой Е.М! Я аукнул в ноябре, ты откликнулся в марте. Твою информационную записку, составленную кратко, ясно, содержательно я получил и   был весьма доволен.   Я уже думал, что ты рванул с Чукотки и устроился в Воронеже главным геологом глиняного карьера. А ты, оказывается, по-прежнему обитаешь в Нырвакиноте и несешь для экспедиции оловянно-рудные узлы, словно известная курочка золотые яйца. Вот молодец! Я рад за твои геологические успехи и огорчен тем, что твой сын болеет. Думаю, что тут деле не в дедке-бабке, как ты считаешь, а в Чукотке, в ее трудном для  детей климате. Подумай об этом, старик. Мой тебе совет - хочешь вырастить богатыря - плюнь на коэффициент два и красивую геологию, поезжай в солнечно-витаминные края и живи там. Чем тебе не нравится Кавказ? Впрочем, на Кавказ пока погоди, сначала я попробую, а ты посмотришь, что из этого выйдет.

Ты удивляешься, почему наградили ВЧГЭ. А мне все ясно - только потому, что в нее вернулся и поднял производство на недосягаемую высоту напичканный монгольским опытом Слава Майоров. Век бы вам, несчастные чукчи, не видать Почетного Знака, если бы ни он.

Интересно твое сообщение о педерасте Птенцове. Значит, жив блокадник? Ну, привет ему, привет. А я думал, что его давно уже Киря Пухов проглотил и очки выплюнул в бухту. Будь здоров. Баирта. Доценко».

Пришло письмо в стихах и от Славы Майорова. Ему Денис ответил так:

Поскольку любишь ты стихи,

 Пишу тебе, мой друг, стихами.

Но только чур, чтоб между нами -

Мои стихи увы! - плохи.

 

В них чувства нет, одни слова,

Да кое где тире и точки.

Не стих слагает голова.

А лишь рифмованные строчки.

 

Туманный слог, Пегас, Парнас,

Вздыханья, слезы, грезы, розы -

Все это, Слава, не для нас.

 Давай писать друг другу прозой.

 

Прежде всего, поздравляю тебя с «подвигом-73». Еще в январе я прочитал в «Неделе» о том, что ты вместе с Вадимом Черных и Маевским награжден медалью «За спасение замерзающих». Вся русская чойбалсанская диаспора поздравляла меня тогда, завидовала моему знакомству с героем Чукотки и просила передать тебе восхищение, бурные аплодисменты и крики «слава!».

Затем, поздравляю тебя с днем геолога. Единственное мое желание в этот день - внезапно, минуя Анадырь, оказаться в Нырвакиноте, от души повеселиться   и попеть наши старые добрые геологические песни вместе с тобой, Виноградовым и Пуховым. А здесь, сам понимаешь, все не то,    сплошная фикция.

 

22 июля в 22-00 по дорнотскому времени семья Доценко с железнодорожной станции Баин-Тумэн города Чойбалсана отправилась в Советский Союз. 27 июля утром Денис и Оля с детьми прибыли в Москву, через «Зарубежгеологию» устроились в пустующем общежитии топографического техникума, согрели в чайнике воды и кое- как обмылись.

Денис подвел итоги двухлетней загранкомандировки. К главным монгольским приобретениям он отнес сына Колю, песню «Наран мандмар» и три тысячи инвалютных рублей (сертификатов). Сына надо растить, песню петь, а деньги тратить. Но как? Тут у супругов возникли существенные разногласия. Денис хотел купить кухонный гарнитур, Оля предложила все сертификаты истратить на одежду. После короткой полемики Денис сдался, Оля понеслась по «Березкам», накупила барахла и загруженные до предела Доценки выехали в Энгельс. Здесь Коля продемонстрировал перед бабкой и дедкой свои необыкновенные монгольские способности - он проглотил копейку и через двое суток выкакал ее. Копейка сияла, как золотая.