Ц И К Л   VII (1977 – 1979)

 

В экспедиции возник новый, кабинетно-полевой вид геологических работ -аэрофотогеологическое картирование (АФГК). Карта рисовалась зимой по результатам дешифрирования аэрофото- и космоснимков, грани­цы отдельных стратиграфических или магматических образований заверя­лись летом в поле. Разумеется, такие работы могли выполнять только опытные геологи-съемщики. Начальником Руддерского отряда АФГК стал Геннадий Цукин, старшими геологами - Денис Доценко и Юра Благоволин. Нелегально, за свой счет, находясь в отпуске, вместе с ними пошел в поле пенсионер Гаврила Иконников. Врачи по состоянию здоровья в поле его не пускали, но Гаврила говорил товарищам:

Братцы, жить без поля не могу,

Хоть отрежьте вы мою ногу -

На одной скакать я буду, про маршруты не забуду,

Никогда я не согнусь в дугу.

   Шестого июля отряд, состоящий из четырех геологов и одного студента Андрушки высадился на берегу реки Милютхейвеем. Голая тундра, беззащитно открытая Ледовитому океану, встретила людей холодным северным ветром.  «Ух, как хона», - сказал, вздрагивая Благоволин. С трудом, натянув палатку, геологи напились вина и нырнули в новые толстые, чистые, пушистые кукули. Денис, ощущая кожей ласковое, нежное прикосновение оленьей шерсти, замурлыкал от удовольствия. Рядом с ним повизгивал от восторга Благоволин Юрка - отличный геолог-полевик, он знал и любил все горные по­роды и стратиграфические подразделения, ему не нравились только рыхлые четвертичные отложения, «четвертичка». Имея некоторый дефект речи (скороговорка,  проглатывание слогов и звуков), это слово он произносил как "чвычка". Денис прилепил к нему это прозвище и оно прочно вошло в обиход. Так Благоволин с легкого языка Дениса превратился в Чвычку (кличка нравилась даже ему самому   и он охотно на нее откликался).

Седьмого июля ветер стих, тучи рассеялись, но в маршруты геологи не пошли - они похмелялись, праздновали рождение младшего Денисова сына Коли. Денис и Чвычка просто так гуляли по тундре, находили подходящее место, останавливались, выпивали и орали: «Да здравствует Николай Денисович Доценко!»

На следующий день весьма кстати небо снова затянуло, пошел дождь. Геологи отлеживались в кукулях, их кормил и поил добро­вольно-дежурный патриарх-полевик Гаврила Иконников (пригодился таки отряду старина). Третий день тоже был не маршрутный, Денис ходил вдоль реки и безрезультатно бросал спиннинг. За его дей­ствиями наблюдали медведи, зайцы, гуси, утки, куропатки и поморники.

На четвертый день, выполнив маршруты (Денис нашел кварчишку - эка невидаль!), геологи погрузили вещи на резиновые лод­ки и поплыли вниз по течению, подгребая длинными двусторонними веслами. На перекатах лодки приходилось тащить волоком. Неуны­вающий дед Гаврила на своей двухместной лодке-пироге отправился в автономное плавание, у него были свои задачи. Вечно ною­щий, капризный и трудно переносящий полевой быт Гена Цукин пл­ыл со студентом на пятиместной лодке НЛ-5. За ним на таких же лодках шли Денис и Чвычка. Денис причалил первым. Подплывая к нему, Чвычка крикнул - лови! - и кинул конец веревки. Денис веревку не поймал, на ногах не удержался и шлепнулся в воду животом, чем очень рассмешил товарища. «У меня зад мокрый, а у тебя брюхо!» - радовался он. «Лана, давай сушиться», - сказал Чвычка позже, снимая мокрые штаны.

На второй стоянке маршрут у Дениса был с подходом семь кило­метров и пустяковым результатом (снова нашел пустой кварц), Ходил он, как говорится, за семь верст киселя хлебать, да еще на обратном пути промок под дождем.

И снова сплав. Река стала более полноводной, на ее берегах появились гусиные стаи. Линяющие птицы, вытянув шеи, настороженно следили за флотилией. У Чвычки имелась малокалиберная винтовка, но патроны он утопил, так что гуси могли быть спокойны, они чуяли - ни одна пуля       меткого стрелка, каким считал себя Чвычка, не влетит им в глаз.

Тринадцатого июля врезал сильный северо-западный ветер, по­валил палатку. Состоялся третий маршрут, в котором Денис опять нашел кварц, но теперь уже с сульфидами. Чай он вскипятил за пять минут - на ветру кассиопея горела, как паяльная лампа.

В средине июля стало жарко, душно, заиграло-зазвенело ко­марьё. Спав по Милютхейвеему был закончен, что было отмечена вином, водкой и первым попавшимся в сеть хариусом. Приближалась рыбная страна ПБляндия, в пределах которой работал знаменитый ПБ - муж Ирины Жарковой Федор Свистоплясов. Излюбленное ругательство Федора «падла-блядь» или сокращенно ПБ стало его кличкой и определило название территории.

На последней милютхейской стоянке в жаркие дни толсто - жирный Цук никуда, кроме надобности, ходить не мог. Он возлежал поверх кукуля, потел и спал.

- Стари-и-ик, да брось ты эту бодягу. Ну куда ты идешь по такой жаре? - ныл он, провожая   сонно-ленивым взглядом уходящего в маршрут Дениса.

- В самый раз прогуляться по кочкоте при такой погоде, - нарочито бодрым голосом отвечал Денис. Лежать без дела, млеть и плавиться в палатке ему казалось еще противнее. Совсем разные это были люди - Цукин и Доценко.

- Ты жаворонок, а я сова, - объяснял Цук, - ты не спишь днем, а я - ночью.

- Вот и хорошо, - отвечал Денис, - иначе твой храп и меня превратил бы в сову.  

  Не смущала никакая погода и Чвычку, он был всепогодный дальнобойный геолог-полевик.   Выбравшись из палатки он произносил «намана», что означает «нормально» и отправлялся к черту на кулички. По вызову Цука на стоянку прилетел вертолет МИ-8, Денис и Чвычка залезли в него и полдня пролетали над тундрой, делая кр­атковременные посадки в намеченных точках с отбором образцов и проб. Это были плановые аэродесантные наблюдения. Налетались геологи до звона в голове.

Вертолетом же отряд был переброшен с Милютхейвеема на Эргувеем. В салоне этого вертолета сидели кум-Соб и Хряпко, летев­шие на озеро Иони с целью обследования и перегона в Нырвакинот вездехода. От них геологи узнали, что на Канэнмывааме началась агатовая лихорадка. Там стараются шустрые парни Виноградов, Майоров, Осадчий. Туда же направил свою пирогу и Гаврила Иконни­ков.

На Эргувеемской стоянке сплавщикам удалось поймать в сеть несколько хариусов и гольцов. Тут же откуда ни возьмись приле­тел вертолет, ищущий, где бы рыбкой поживиться. Могучий вихрь, поднятый дурмашиной при посадке, поднял в воздух надутую резиновую лодку. Летающая лодка трахнула по башке Дениса, напоролась на кол и испустила дух - шш. После этого случая цепочка ме­лких неприятностей продолжалась. Денис пошел на известную рудную точку, чтобы заверить ее, подтвердить - и никакой минерализации не обнаружил. Попив на точке чаю, он вернулся на стоянку ни с чем. Перекусив, он отправился на рыбалку в устье притока реки Эргувеем.

Денис довольно быстро поймал на спиннинг трех хариусов, но на этом везение и кончилось. Студент Андрушка оставил на дне реки отличную блесну. Переходя ручей, Денис провалился в песч­аную яму, набрал в сапоги холодной воды. Увидав, как посреди Эргувеема выпрыгнула крупная рыба, он кинул туда блесну, леска размоталась на всю длину, обратная перемотка отказала, пришлось долго с ней возиться-налаживать. При подходе к стоян­ке Денис обнаружил, что на рыбалке забыл нож, без которого он как без рук. День закончился ссорой с Цуком. Денис сделал ему выговор за то, что он, цукин-цын, являясь дежурным, посуду не  желает мыть, белы ручки боится испачкать.

Двадцать четвертого июля   дежурил Денис. С утра пораньше он раскочeгaрил примус, нажарил рыбы, вскипятил чай и пригласил коллег на завтрак. Потом, пока они снимали палатки, упаковывали вещи и грузили их на лодки, Денис сбегая за ножом. Цук удивлялся и негодовал - да как же так можно? Из-за какого-то ножа пробегать десять километров! Уму непостижимо!

- Это мой верный товарищ, без него в тундре невозможно жить, - отвечал Денис.

Начался сплав. Первыми отчалили Цук и Чвычка. немного позже - Денис и студент. Через несколько часов на геологов налетел сумасшедший ветер с дождем, лодки закружило, прибило к берегу, пришлось тащить их волоком, по бурлацки. Хорошо еще, что побли­зости стояли палатки   хасынских геохимиков. Застигнутые бурей геологи устремились к ним. Цук и Чвычка успели спрятаться еще

до большого дождя, и остались почти сухими, а Денис и Андрушка промокли. В поднятых до паха резиновых сапогах, оранжевых спасательных жилетах и куртках с капюшонами они выглядели как пришельцы из Космоса. Гроза была настоящая, материковская, с мерными тучами, сверкающими молниями и раскатами грома. Переждав дождь, угостившись чайком с ландориками, сплавщики продолжили свой водный путь.

В десять вечера они увидели на высоком берегу Эргувеема  палаточный лагерь, вездеход, радиомачту с красным флагом. Это была стоянка Свистоплясова. Состоялась встреча двух бродячих отрядов - сухопутно-механизированного и лодочно-речного. Федор Свистоплясов, как всегда расхристанный, охломонистый, бритый, в лыжной шапочке с бубончиком набекрень, бодрый Петя Уралов с фотоаппаратом, Миша Шатров (тоже безбородые), бородатый, в очках Володя Крайтер и симпатично-румяная Галка Матускина с улыбками наблюдали за возней  причаливающих коллег, жали им руки, приобнимали, хлопали по спине, шутили и смеялись.

Нажравшись гусятины (эргувеемцы наловчились добывать линялых, потерявших способность летать гусей) и напившись чаю, сплавщики залезли в кукули. Только Галка и Чвычка еще долго стоя ли на берегу реки и о чем-то тихо беседовали.

Последующие несколько дней прошли в сплошных удовольствих: - охоте на линялых гусей, бегающих по кочковатой тундре со страусиной скоростью (хрен догонишь); ловили рыбу (здесь появилась икроносная кета), собирали грибы - тундра щедро снабжала геологов первосортными свежими продуктами. Расторопный Чвычка замастырил малосольную икру-пятиминутку, наевшись которой водоплавающие полевики переехали посуху на вездеходе в «село Свистоплясовку», то есть на базу Эргувеемского отряда. А коль попали в село, так значит отведали и баньки, и винца (из запасов Дениса), и местной бражки-титовки.

Поздно вечером в Свистоплясовку на вездеходе АТС (артиллерийский тягач средний) приехал кум-Соб. У него тоже все «намана». Денис довел до ума рыбу и грибы, соорудил посылку Оле, передал кум-Собу. В день отъезда АТС в Свистоплясовке шел дождь, было серо, скучно, уныло, что и отразилось в письме, которое Денис написал жене: «В ПБляндии идут дожди, меня покудова не жди. Не жди меня покудова с ПБляндии паскудовой».

В ожидании вертолета для перебазировки на рьбно-промысловое озеро Пычхин-мытхин пришлые геологи-гости жили в девчачьей палатке. Денис оставил на столе послание хозяйкам: «Мы освятили ваш вигвам, поспав неделю, смылись. Теперь мы сниться будем вам, как вы бродягам снились».

На бане эргувеемцев была такая надпись: Банно-прачечный комбинат «Фиговый листок». Архитектурный памятник топорной работы второй по­ловины девятнадцатого века, построенный в стиле старых русских туалетов по проекту к при личном участии замечательного архитектора-само­учки Петра Уралова. Сдан в экоплоатацию 12.06.77г. Объект охраняется законом Право-Эргувеемского отряда, поджогу и порче не подлежит». Ниже этого текста Денис прибил табличку со стихами: «Мы посетили «Фиговый листок», помыли все, надраили до блеска. Увы! Нас оценить никто не смог, помаялись - и завязали леской. Четыре члена АФГК».

В женской палатке над нарами Денис прикрепил две мемориальные дощечки. «Здесь во второй половине двадцатого века страдал, томился и творил знатный проходимец и стойкий кукулист, флагман Эргувеемского флота Юра Благоволин – Чвычка». «Здесь во второй половине двадца­того века томился и творил свободный листових, грибовед и рыболюб Денис Доценко».

Цук жил отдельно, днями спал, а по ночам общался с завхозом, пил брагу. Пронзительно-гнусные голоса пьяных мужиков не давали спать Денису, Чвычке и Андрушке.

Первое августа. Свистоплясовка. Тихо, жарко. Полевой отдых продол­жается. В девять утра гнусный голос похмелившегося начальника отряда, выходящего на радиосвязь, разбудил Дениса. Заворочался и Чвычка. «Што за жись - шпижрёш, шпижрёш», - проворчал он сквозь усы и кукулиную шерсть, возмущаясь длительным бездействием отряда (спишь, жрешь и больше ничего не делаешь).

В начале августа отряд был переброшен на озеро Пичхин-мытхин, где разделился пополам. Цук со студентом Андрушкой поселился в заброшенном рыбацком домике, Денис и Чвычка высадились восточнее озера, в угрюмом котловане. Выполнив за два непогожих, ветренно-облачных дня намеченные маршруты, геологи навьючились и пошли к озеру, на берегу которого и поставили палатку. Здесь было куда ве­селее и вольготнее, появилось солнце, взор радовала волнисто-искрис­тая гладь большого водоёма, слух услаждал ритмичный шум волн, набегающих на галечный берег. Потом был штиль.

Встав рано утром, Денис подумал: «А ни поймать ли мне на завтрак гольца?» Место для рыбалки подходящее - устье небольшого ручейка. Раз кинул блесну, другой, третий - есть рыба! Чвычка проснулся от потрясающего аромата кипящей ухи и снова, в который раз огорчился - ты опять рыбу поймал? «Ага, да еще какую - сорок сантиметров голец!»

Отработав участок, Денис и Чвычка снова навьючились и берегом озера пришли к рыбацкой хижине. Как они и ожидали, Цук и студент, два непревзойденных лентяя, поставить сеть не удосужились, питались кон­сервами и по уши засрались. Наведя порядок в жилище и проветрив его, Денис и Чвычка в помощью оживившегося студента поставили сеть. В устье речки Пичхинвеем Денис, несмотря на сильный прибой, вытащил на спиннинг гольца и раскрасавицу-мальму в бранном наряде. В сеть сразу же попалось четыре гольца. А на другое утро из сетки, поставленной вечером на вытекающей из озера речки Кэуянвувеем, геологи извлекли двадцать три гольца! Цук запаниковал - куда столько? Зачем? А если налетит Провиденский рыбнадзор? «А мы рыбу засолим и спря­чем», - успокоил его Денис.

В брошенном сарае Денис весьма кстати обнаружил небольшую бочку, удобную для сплава, отмыл ее и с помощью товарищей засолил в ней чудо-гольцов. Остатки рыбы он сложил, пересыпав крупной солью, в большей ящик из-под аммонита, внутренность которого была выстлана целлофановой пленкой.

На сплаве по Кэуянвувеему отличился Чвычка. Бог ты мой, какая прекрасная река! Плес на плесе, рыба кишит. Денис, пресыщенный рыбалкой и вполне удовлетворенный ее результатами, спокойно сидел на носу лодки и потихоньку греб, а Чвычка, удобно расположившись на корме, свесив ноги в воду, спиннинговал, кидал и кидал блесну, таскал и таскал, взвизгивая и хохоча, хариусов и гольцов. «Вот так, Денис Иванович, надо рыбу ловить, вот так!», - кричал он, оборачиваясь к Дени­су, мстя ему за те мгновения острой зависти, которые он раньше испытывал. Денис улыбался. «Смотри, лодку рыбой не перегрузи! Остано­вись во время», - отвечал он.

Геологи проплыли чукотское стойбище (несколько яранг) и остановились километра два ниже. Хозяева тундры немедля явились в гости, попили чаю, взяли две буханки хлеба, испеченные Свистоплясовским зав­хозом, и ушли, уведя с собой Андрушку (в кино). Студент вернулся поздно ночью, притащил подарок от чукчей - шесть крупнейших гольцов. Рыба перла со всех сторон, Денис едва успевал ее засаливать, Цук продолжал возмущаться. Девятого августа перед сплавом Чвычка и Андрушка сняли сеть, вынули из нее рекордного гольца длиной семьдесят сантиметров, шириной десять сантиметров и весом не менее пяти кило­грамм.

Лодки, груженые снаряжением, продуктами и рыбой, подгонял попутный ветер, но приятному сплаву по суперрыбной реке стали мешать валунистые перекаты. Геологи, достигнув лабазной бочки, поставили палатку и сеть. Чвычка произнес: «Рыба у нас есть, теперь надо добыть оленя. Хоца мяса».

И надо же, буквально на следующий день, как по заказу, на стоянку пришел маленький одинокий олень. Первым его заметил зоркий Цук ("левым глазом все теперь видать"). Кровожадный охотник Чвычка   в этот момент сидел на корточках (оправлялся) метрах в ста от палатки.

- Юрка! Олень! - заорал зоркий Цук, показывая рукой на мирно пасу­щееся животное. Чвычка прибежал крупными скачками, не застегивая штанов (некогда!), схватил МК, пистолет, нож и пошел на сближение с оленем. Остановился, прицелился, нажал курок - цок! Осечка. Цок Осечка. Цок! Вжиу-у-у - мимо. «Да что такое!» - воскликнул раздосадованный охотник, стал на колено и снова прицелился. Цок! Есть, попал! Олень побежал, прихрамывая, Чвычка ринулся за ним. Началась гонка по кочкоте. Чвычка нажал курок - осечка. «Да что такое!» Олень уходит. Разгоряченный Зверобой бросил опозорившуюся винтовку, вы­ хватил пистолет системы «наган». Бум! - вжиу-у -мимо. Испуганный домашний олень, уже ничего не соображая, развернулся и побежал к па­латке (там- спасение!). Не добежав, бросился в воду, замер на средине реки. Бум! Зжиу-у-у! Цук присел, шальная пуля пропела у него над го­ловой. «Эй, ты куда стреляешь? Тут же люди!" - заорал Гена и пополз в палатку. Бум! Вжиу-у-у! Денис тоже залег, потому что свинцовый шмель пролетел рядом с ним.

Чвычка забрел в воду по пояс, подошел к оленю метров на десять бум! Есть! Олень упал! Чвычха спрятал пистолет, выхватил нож, кинулся к оленю, поднял голову, перерезал глотку - все! Теперь точно убит! Напряжение спало. Денис и Андрушка вытащили тушу на берег, Чвычка зарыдал: «Ребята, у меня сердце кровью обливается! Зачем я его убил? Он же такой маленький, глупенький, молодой. У-у-у...» Ужин был мясной, сытый, обалденный. Чвычка, обсасывая косточки, бормотал: «Это моя добыча, моя. Это я олешку убил».

По Кэуянвувеему сытые геологи сплавились на Эргувеем. Преступника Чвычку Бог наказал ангиной. Но Чвычка не унывал, он вошел в спиннинговый раж, увенчавшийся крупным успехом - гольцом восемьдесят сантиметров длиной! Есть рекорд! Торжествующие вопли удачливого рыбака раз­неслись по всей стране ПБляндии. Чвычка из гольца сделал мумию. Он его засолил,  закатал, как фараона, в марлю, крепко сжал двумя веслам и замотал веревкой. «Карельский способ», - пояснил oн,   (В таком виде Чвычка и привез гольца в поселок. Размотал, глянул – етит твою мать! В рыбе черви кишат, все-таки мухи проникли сквозь марлю, отложили личинки. А Денис свой рыбный ящик из-под аммонита в землю закопал, дерном прикрыл и гольцы хорошо сохранились).

С эргувеемской стоянки геологи ходили на Пепенвеемское эпитермальное месторождение золота, отбирали образцы вторичных кварцитов для Государственного музея в Москве. На обратном пути Денис наелся морошки, убедился - ягода спелая, можно собирать, заготавливать на зиму. Для этой цели у него были приготовлены трехлитровые банки из-под «ассорти». В средине августа, сходив в последний, тринадцатый по счету маршрут, Денис занялся спасением вялящейся рыбы, отгонял мух, смахивал их яйца с жирных гольцовых тушек. Собирая морошку по берегам Эргувеема, Денис видел на отмелях, косах и осередках множество дохлых горбуш, отмета­вших икру.        

17 августа Федор Свистоплясов на своем вездеходе вывез АФГКашников на базу, огорчив при этом рекордсмена Чвычку -он показал пять пойманных на спиннинг гольцов, которые были ничуть не меньше его "фараона". По пути, в устье Кэуянвувеема трое мастеров - спиннингистов – ПБ, Чвычка и водитель вездехода - показали класс рыбной ловли, они тягали гольцов одного за другим. В этом соревновании победил, конечно же, удалой ПБ.

На базе после бани Федор поселил Дениса в своем номере «люкс» с обойными стенами, паласом, керосиновой печкой «Апсны» и электри­ческим освещением. «Никакой романтики», -сказал Денис. «А кому она на хрен нужна?», - ответил хозяин жилища. Заносить в дом кукуль ПБ не разрешил - от него много вони и шерсти. Он выдал гостю ватный мешок и чистый вкладыш. «Спи культурно!», - приказал ПБ.

Право-Эргувеемский образцово-показательный отряд один из маршрутов проводил с базы. Выезд был назначен на восемь ноль-ноль. К этому времени народ был накормлен, вездеход заправлен, маршрутные пары, как десантники, сидели в салоне на своих местах. Но выезжать было нельзя - не хватало одной персоны. Выезд задерживала Галка Матускина. ПБ стоял рядом о вездеходом, похлопывал по тундре носком сапог и свирепо взирал на Галкину палатку, шевеля губами (он произносил свое излюбленное ругательство). Напряжение возрастало о каждой минутой. Наконец Галка вылезла из палатки и, непроизвольно, как бы прячась от испепеляющего, змеиного взгляда сурового начальника, желая прова­литься сквозь землю, пригнулась и кустиками, кустиками, виляя, галсами, бросилась к задней дверце вездехода, нырнула внутрь. ПБ не произнес ни звука. Он взлетел на свое место, в кабину, рядом с водителем и хлопнул дверцей. Вездеход рванул с места в карьер, отбрасывая бурые шмотья разорванного траками торфо-раотительного слоя.

В оставшиеся до вылета в Нырвакинот дни Денис усиленно собирал ягоды (голубику, морошку) и варил варенье. Он укомплектовал ящик из четырех трехлитровых банок - таков был план по варенью и он его выполнил. Вместе с Чвычкой Денис построил коптильню, развесил подвяленую рыбу и начал топить. Таким образом, к концу августа у него была рыба соленая   (большой ящик о надписью «рудные пробы»), рыба вяленая (полукопченая) - ящик поменьше с надписью «образцы», ящик с вареньем и ящик с грибами.

Между тем приближался день рождения Чвычки. В палатке у него вовсю играла-пенилась брага. Она созревала в десятилитровой пластмассо­вой канистре, в горло которой был ввинчен большой лодочный ниппель.

Избытки газов, выходя наружу, периодически вздымали длинный резино­вый клапан, он подскакивал, становился торчком, раздувался и снова падал вниз, на полшестого. От свечи, стоящей на столе, на стенку палатки ложилась черная тень, поднимающийся и падающий клапан напоминал возбуждающийся мужской орган. Чвычка непрерывно хихикал. Галка делала вид, что ничего странного не происходит. Чвычка не выдержал, спросил:

-          Галя, тебе это ничего не напоминает?

-          Тьфу, дурак! - произнесла Галка, фыркнула и убежала. Мужики рас­хохотались.

А на складе, где как сторожевой пес Свистоплясова жил завхоз, про­исходила еженощная громкоголосая беседа трех товарищей - самого хозя­ина брагодела, Цука и Гаврилы Иконникова. Запасы рисово-изюмистой бормотухи не иссякали, кончалась одна фляга - созревала другая, так что пока начальника отряда нет на базе, пей - не хочу. Денис и Чвыч­ка в «клуб стариков» не входили, знаменитой забористой титовской бражки не пили. У них созревала своя, заквашенная по титовскому ре­цепту бражка. Однако и ее Денису отведать не пришлось - за день до Чвычкиного дня рождения он улетел в Нырвакинот.

В аэропорту «Залив Креста» вертолет встретил «бобик» - автомобиль-вездеход ГАЗ-69. Так случилось, что Денис был единственным пассажиром. Незнакомый водитель «бобика» помог Денису выгрузить вещи из вертолета и предложил подвезти в поселок. Денис обрадовался – такое везение! Четыре ящика и рюкзак вместились на заднем сиденье. В пути
добрый дядя признался, что он - рыбнадзор, ловит прилетающих из тун­дры браконьеров. Денис содрогнулся - вот так ситуация! Инспектор по­мог ему погрузить тяжеленные ящики в свой служебный автомобиль и везет домой! Как хорошо, что на ящиках имеются надписи «рудные пробы» и «образцы». Вот только запах выдает, камни так не пахнут. Но
гражданин рыбнадзор на рыбный дух не реагировал он весело рассказывал о том, какой штраф положен за ту или иную рыбу. Денис спокойно вздохнул только когда опасный груз был из машины извлечен и инспектор рыбнадзора уехал.

Счастливый экс-полевик стоял у порога родного дома и блаженно у улыбался. «Сезон закончен!» - произнес он и начал таскать ящики в свою квартиру на второй этаж. Самый тяжелый, пятидесятикилограммовый ящик (соленые гольцы) он о помощью дюжей жены затащил на чердак. Там ему предстояло простоять, постепенно пустея, всю долгую полярную зиму. Качество краской рыбы было отменное и со временем не менялось. А Большой Лентяй - Гена Цукин, возвратившись с поля пустым, зимой несколько раз, смущаясь и краснея, просил у Дениса рыбки – гость, дескать, пожаловал, нечем порадовать.   Денис охотно выдавал соленую
рыбину - закусывайте на здоровье, нам не жалко, у нас хватает этого добра.

Несмотря на полное отсутствие собственных полевых трофеев (даров тундры) начальник Руддерского отряда АФГК Цукин сезоном ос­тался доволен. Безмерно счастлив был и Чвычка, которому в день рождения   красавица-полевичка Галочка, помывшись в баньке, по­дарила себя. Про Дениса и говорить нечего - он имел богатую добычу. Всем понравилось это поле, особенно Цуку - он не перенапрягался, чувствовал себя вольготно, имел много приятных моментов при сплаве, потреблении красной рыбы, икры, оленьего мяса и браги. Он выполнил геологическое задание, он доказал, что большинство выделяемых по аэрофотоснимкам элементов на местности не подтверждается, но метод АФГК все-таки прогрессивный и им следует заниматься ( не руби цук, на котором сидишь). Цукин пел:

В общем - целом ставлю полю пять.

Хоть пришлось и киселя хлебать.

Я туризмом занимался, водным спортом увлекался,

Отдохну - и поплыву опять.

Четкость работы Право-Эргувеемского отряди была обеспечеиа бла­годаря исправному вездеходу, который развозил геологов к началу маршрутов, экономя их время и силы. Федор Свистоплясов доклады­вал жене:

Расскажу, Ирина, я тебе: соблюдая правила ТБ,

Ездил я на вездеходе будто Клевый, что-то вроде,

До чего же хорошо, ПБ!

С вездеходом в поле красота! Вездеход - геологов мечта.

Мы забыли переходы, вьюки тяжкие, подходы,

Нам близка любая высота.

В этом механизированном отряде особенно отличился Петр Уралов, человек современный, прогрессивный, коснувшийся европейской цивили­зации и японской аудиотехники. Он впервые в истории экспедиции при­менил в маршрутах диктофон, отказавшись от оперативного маршрутного заполнения полевых книжек со следами раздавленных комаров и дождевых капель. На базе, в комфорте, сидя за столом, он прослушивал свои на­говоры и печатал их на перфокарты. Получив на рассмотрение машинописные перфокарты, техсовет растерялся. Этот момент сам рационализа­тор комментировал так:

Техсовет убил я наповал! Прогрессивною методой,

Перфокартою и кодой всех сразил и всех очаровал.

Необычные полевые материалы Уралова представляли большое затрудне­ние для проверки - надо было сперва прослушать магнитофонные запи­си и убедиться в том, что они соответствуют тексту на перфокартах. Кроме того, при печатании на машинке Петя допускал много сокращений и ошибок, что тоже, как говорил Осадчий, ни в пи…, ни в красную ар­мию. В итоге техсовет единогласно постановил - таких экспериментов в дальнейшем не допускать, а Уралову поставить тройку с минусом.

Среди рыбаков, удочников и спиннингистов Право-Эргувеемского от­ряда блистал геолог Миша Шаров, отец трех дочерей.

Спиннингом владею, как артист.

На блесне отплясывали твист

Харюса, гольцы, горбуши, мальмы, нельмы-дорогуши,

Потому силен я и плечист.

Недалеко от Свистоплясовки по правому притоку Эргувеема про­ходил увлекательный геолпоход, возглавляемый Марком Ооадчим.

На Кеныне был геолпоход, подобрался опытный народ.

Пили, ели, загорали, халцедоны собирали,

Привезли агатов вертолет.

Пересек на вездеходе Чукотский полуостров гипертоник Собко.

В поле, значит, тоже побывал,

Вездеход, вобще, перегонял.

От Иони до Залива двадцать суток был счастливым,

Никаких болезней я не знал. Вобще!

За такое же время, лишившись сподвижника Ваньки Глухарева, избегал очередную площадь на пресловутой Ванкаремокой низменности Герман Птенцов.

Это был прекрасный блиц сезон,

Двадцать дней - и завершился он.

На бегу писнул я что-то про холмы и про болота

И домой вернулся, окрылен.

Так обстояли дела на востоке Чукотки. В западной части полуост­рова, на междуречье Амгуэма-Ванкарем третий год с переменным успехом трудился поисково-разведочный отряд Владимира Веника.

Оба мы с Тамарой Веники.

Были мы к открытию близки.

Где же золото зарыто? У разбитого корыта

Нам сидеть с Тамарой не с руки.

В Тэркэнейском отряде ГГС, работавшем в пределах вулканогенной зоны, шумел, изображая большого начальника, пантовитый инженер Виталий Клевый.

Кто начальник в поле? Это я! Такова профессия моя.

Захочу и всех уволю, покажу свою я волю,

Клевый прав всегда, мать тра-ля-ля!

Настоящий же начальник Тэркэнэйского отряда - трудяга и скромник Саня Крюканов, не имея видимой рудной минерализации, о результатах полевых работ выражался неопределенно:

Что могу про поле рассказать? Что могу народу показать?

Что покажут наши пробы - вес большой или микробы?

Это, право, трудно угадать.

И лишь одно наглядное, убедительное, причем экзотическое открытие сделал геолог Тэркэнэйского отряда Степан Небаба. Одна­жды во время обеденного перерыва, попивая чаек, Степа обратил внимание на черные корки по трещинам в андезитах. Лишайник - не лишайник,
смола - не смола, что же это такое? Степа вспомнил - подобные образования он видел на Памире, где еще в студенческие годы проходил прак­тику. Там они называются «мумиё», «горный воск»! Очень полезный для здоровья минерал.

Спохватился Стёпа - е-моё! На камнях повсюду мумиё!

Мумиё по андезитам! Станет Стёпа знаменитым

Через это мумиё своё.

У Стёпы радость, у его друга Кози ( Генриха Козина) – горе. На оловянном месторождении «Водораздельное» одна из скважин препод­несла ему большой и очень неприятный сюрприз. Козя жаловался:

Забурился я на глубину, почесал макушку - ну и ну!

Были жилы, стали жилки, тоньше пальца, вроде вилки,

Ничего я, братцы, не пойму.

А на левобережье нижнего течения реки Амгуэмы, в пределах Иультинского рудного района продолжались детальные поиски скрытых руд. Геофизический отряд Алексея Воронова пытался выявить оловоносные гранитные купола. В горняцком поселке у Лешки произошел бурный роман с шестнадцатилетней школьницей, которая влюбилась в него по уши и отдавалась страстно. Юная любовница стала главным достижением начальника отряда за полевой (точнее, половой) сезон. Что же касается геологических результатов, то о них Воронов говорил:

Трудная задача мне дана -Что искать вокруг Иультина?

Геофизика такая - ни на что не намекает. Эх, налью-ка с горя я вина!

Странные явления происходили в Порожистом отряде. Геолог Слава Майоров заблудился в пределах одной горы. Спустился он с нее вечерером смотрит - стоят палатки и никого нет. Попил он чайку, залез в кукуль и крепко заснул. Разбудила его под утро какая-то незнакомая девица и спрашивает - вы кто такой? Почему спите в моем кукуле? Слава сел, удивленно похлопал глазами - так это не наша стоянка? Это не Порожис­тый отряд?

- Нет, - отвечает девица, - это отряд хасынских геохимиков. А ваша стоянка с другой стороны горы.

- Извините, - сказал Слава, покинул дамский кукуль и отправился искать свою стоянку. На горе его обдул холодный северный ветер, в почках возникла острая боль. Поковылял несчастный полевичок на базу, со­грел воду, налил в большой бак и долго в нем сидел, облегчая почечные страдания ( этот прием он применял и раньше - помогало).

Начальника Порожистого отряда Занозу привели в замешательство другие обстоятельства - полное отсутствие рудной минерализации на исследуемом участке и неожиданная беременность студентки в конце сезона. Заноза дал в экспедицию тревожную радиограмму: «Ходе полевых работ обнаружилась беременная студентка. Для ее вывоза требуется вертолет.» На вечере полевиков Заноза пел:

Знаю, что такое пустота. Наша сопка девственна, чиста.

Хоть исползай всю на пузе, в рюкзаке не будет груза –

Вот такие посетил места.

И еще хочу открыть секрет: от тушонки или от галет

Приключилось в поле чудо - со студенткой стало худо,

Увезли несчастную в декрет.

А Слава Майоров жаловался:

Это поле я в гробу видал! Заблудился, дуба чуть не дал.

На горе стоят лабазы, все их видно прямо о базы,

Между ними что-то я искал.

Поисковую разведку на рудном месторождении золота проводил Свободный отряд под руководством упорного гиганта Романа Дубова.

Расскажу вам, братцы, не тая как служила техника моя.

Мой бульдозер разувался,  ЗИФ зато бурил-старался.

От него в восторге просто я!

Объемы работ были огромные, исполнителей не хватало. Иван Глухарев, проводивший площадную металлометрическую съемку, даже журналы опробования не успевал заполнять. Объяснить толком это грубое нарушение методики работ Дубов с Глухаревым не могли.

Отобрали мы металломе, но журналов не писали, не.

То ли в поле не успели, то ли просто не хотели,

Описанье держим мы в уме.

За это на техсовете начальник и геолог получили хорошую взбучку и оценку удовлетворительно.

В поле Иван Глухарев сидел почти до нового года, а его истоскова шаяоя, отчаявшаяся жена неистовствовала дома:

Ветер воет, снег в окно летит,

Сын болеет, жалобно глядит.

Что за проклятая доля! Все давно вернулись с поля,

 Мой Иван чивой-то там сидит!

Прекращу я вою эту муру, в поле поскачу, как кенгуру.

Все запреты преступая, я канавы закапаю

И домой Ивана заберу.

Успешно завершил год Женя Виноградов. Он составил Лист Госгеолкарты-200, отправил его по инстанциям и в ожидании вызова во Всесоюзный геологический институт  (ВСЕГЕИ), слетал с Осадчим на Кэнынмуваам, насобирал несколько ящиком «бомб»  (агатовых секреций),
сделал камнерезный станок и приступил к распиловке и полировке срезов. Любое дело спорилось в его талантливых руках. А осенью он съе­здил в Ленинград, успешно защитил лист и возвратился домой, будто из концлагеря, худой, как щепка - одни уши торчат  (вообще-то он
всегда так и выглядел). Денис встретил друга такими виршами:

Наконец-то ты приехал, разудалый листовик.

Ликвидировав помехи, приобрел ты хмурый лик.

Защитился ты надиво, выпил десять бочек пива,

Только жаль, что этот лист иссосал тебя, как глист.

Денис Доценко в это время готовился к новому полевому сезону
по новому проекту АФГК и занимался производственным стихотворчеством.
Ежегодное послание экспедиционным женщинам в МЖД-78 звучало так:

Милые женщины, наша опера!

С помощью вашей сдвигаем мы горы.

Вы - наша радость, цветы и вино,

Лучшее, что на земле рождено.     

В стенгазете «За недра Чукотки» экспедиционный пиит превозносил до небес достоинства отдельных женских коллективов. Главную роль в создании красивых геологических карт играли оформители (среди которых прочно утвердилась и беременная Оля Доценко).

Чертим-пишем - первый сорт! Карты будто натюрморт:

 Зелень, синь и краснота, не работа - красота!

 Нам еще бы перья, кисти нам еще ба,

 Мы б чертить, наверно, стали лучше Соба.

Как всегда безбожно   льстил Денис и молодым-здоровым женщинам, ходящим в поле.

Мы сестрички-полевички веселы, стройны, сильны.

Мы порхаем, будто птички, мы в работу влюблены.

Пот соленый нас не губит, мы вкусны, как ананас.

 Нас геолог каждый любит, уважает каждый нас.

Персональных стихов удостоилась крепкая, румянощекая полевая подруга Веника, его жена Тамара (до замужества работала в групповом отряде Вадима Черных, где приобрела заслуженную кличку «Ягодка»).

На канавы я поеду, домик в ручки я возьму.

Как я врежу! Как  заеду! Покажу я мать-Кузьму!

 Все объемы вместе с Вовой буду делать-выполнять.

 Коль мы с Вовою здоровы - то чего ж еще желать?

Не забыл Денис и про геофизичек.

Геофизика прекрасна, потому что в ней сидим.

Мы физичим не напрасно, с нами Марк! Мы победим!

 (Марк Серов - главный геофизик, кандидат технических наук, недавно выписанный из Лениграда, мужик энергичный,  заводной, говорливый и бо­льшой любитель выпить).

Вспомнил Денис и о топографинях.

Кто мы есть? Графини Топо. Почему? Да потому,

 Что по тундре любим топать и графинить на дому.

Невозможно представить экспедицию без машбюро. Машинистки были все дамы упитанные, усидчивые  («чугунные задницы»), скорострельные и с чудовищным аппетитом.

Четыре грации стабильно восседают

И залпы-строчки быстро выдают.

Бумагу, рыбу, мясо поедают

И никогда не устают.

Каждый рабочий день геологи общались с инспектором спецчасти («первого отдела») - очень большой и доброй женщиной Тамарой Заболоцкой. Утром ими у они брали, а вечером сдавали опечатанные цинковые чемоданы с секретными материалами (геологическими картами на секрет­ной топооснове). Тома шутила:

У меня всегда порядок, не бывает лучше дел.

Все мужчины очень рады заходить ко мне в отдел.

А зачем? Секретно это, не могу раскрыть секрет.

Я сижу зимой и летом за решеткой много лет.

Во время полевого периода не было для геологов женщины нужнее чем радистка  Галя Луговая. О ней было написано:

Я на связь всегда готова и надеюсь на ответ.

Как у вас с погодой? Кто вы? До свидания. Привет.

Как у вас с грибами, Саня? Много? Очень хорошо.

Рыба есть? Сгорела баня? Что имеете еще?

Галя неправильно истолковала первую строчку, в которой, конечно: имелась в виду радиосвязь, а не половой акт, и на сочинителя страшно обиделась, даже здороваться с ним перестала. О том, что шутить с женщинами неприлично, Денис знал от Козьмы Пруткова и вложил эту истину в уста секретарши начальника экспедиции.

Я - бессменный часовой, не шутите вы со мной.

Потому что захочу - от начальства отлучу!

Яркой, интересной личностью, несмотря на черный зуб и кривые ноги, была служащая проектно-сметной группы артистка народного театра Дарья Орлова (тайная любовница Жени Виноградова и лучшая подруга его жены).

Хоть в рабочем кабинете, хоть на сцене - да везде

Как звезда я на примете, аплодируйте звезде!

 

 

ЧВЫЧКА   (штрихи к портрету)

Каждый год из СВГУ в экспедицию приходил запрос на желающих поступить в аспирантуру. Юрка Благоволин без колебаний записывался каждый раз - он всегда был готов войти в науку. Однако и без аспирантуры он по уровню своего развития вполне соответствовал кандидату ГМН, ибо много читал геологической литературы, выписывал все существующие профессиональные журналы. Он много знал, но знаниями не кичился, держал их в голове и использовал в практической работе.

Как и большинство товарищей-геологов, Чвычка любил выпить   и  поговорить «за геологию и женщин». Секса на Чукотке официально вроде как бы и не было, да и погода не позволяла им заниматься, однако подполь­ные эротические фотографии и слайды существовали и пользовались бо­льшим спросом у населения.

Однажды Денис встретил на улице Чвычку, Козю и Небабу - трех «упертых» холостяков. Они быстро и решительно держали курс на «сороковедерный» дом, в котором проживая Козин.

- Порнуху хочешь посмотреть? - спросил Чвычка.

- Хочу,

- Ну пойдем с нами.

В комнате у Кози был установлен проектор, увеличенные цветные изображения обнаженных женщин и разнообразных сексуальных сцен на большом экране приводили неискушенных в этом деле геологов в экстаз. Они попивали винцо и наслаждались волнующим зрелищем. Непрерывно раздавались смешки и возгласы: «Ух ты! Ну и ну! Во дают!» и т.п. Так европейская культура проникла в самый дальний уголок Крайне-северовосточной Азии, в полярную ночь, в каменный зэковский барак, в среду исследователей чукотских недр. Одним из рьяных приверженцев этой культуры был и передовой, прогрессивный, перспективный геолог Юра Благоволин - Чвычка.

К трем увлечениям Чвычки - геологии, вину и теоретическому сексу неожиданно добавилось четвертое - катание на горных лыжах. Случилось это ранней весной в выходной день. Стояла такая тихая и солнечная погода, что усидеть дома было ну просто невозможно. Сотни обывателей выползли на улицы, многие отправились в распадок, кто с лыжами, кто без них, пешочком, по поскрипывающему белому снегу. Неудержимо потя­нуло на гору и Чвычку, ему очень захотелось тряхнуть стариной, пока­таться на горных лыжах. Он долго, тщательно собирался, наконец, к полудню был готов и вышел из сумрака общежития на яркий слепяще-белый свет. Одет он был красиво, как на рекламе - пестрый спортивный костюм, лыжную шапочку и темные очки. Высокий, мощный, с широкими, поблескивающими металлической окантовкой горными лыжами, он смотрелся великолепно. «О, Великолепный Чвычка! Куда настрополился? Неужели в распадок?» удивился подошедший к нему Денис. «Горы зовут!» - ответил Юрка и дрожь нетерпения продрала его могучее, застояв­шееся спортивное тело.

- О-о-о, Юра! Физкультпривет! Да ты никак на горно-лыжную трассу собрался? (это уже Цук, Козя и Стёпа возникли).

- Да вот... решил, самое,… первый раз, - засмущался Чвычка.

- Первый раз! Открытие сезона! Это выдающееся, историческое собы­тие надо отметить. Ты как, не против?

- Мона.

Юрка неуклюже развернулся, ссутулился и потопал назад, в общагу. Оживленная хмельная компания с бутылками вина в карманах последовала за ним. В чвычкиной комнате друзья-геологи заседали до позднего вечера. Разго­ряченный вином, а потому говорливый Чвычка, сидя в спортивном костюме на своей койке, размахивал руками и яростно спорил на тему стратиграфии вулканитов. Забытые горные лыжи обиженно стояли в углу.

Одно время Чвычка жил в аэропорту, в восьмиквартирном экспедиционном доме. Его холостяцкая квартира, в которую можно было приходит! в любое время суток, привлекала свободолюбивых геологов, она превра­тилась в своеобразный мужской клуб. Как-то Денис Доценко и Гена Цукин приехали туда на тракторе (дорога была занесена и колесный транспорт бездействовал). Войдя в теплую, накуренную и проспиртованную квартиру морозные гости поднятием рук приветствовали народ.

- Как вы добрались? - спросил Чвычка.

- На тракторе.

- 0-го-го! - заржали ребята. - Они наняли трактор! Во дают!

Денис сел, на пустую, как ему показалось, койку, покрытую одеялом но ощутил под задницей прямую твердую жердь. Он привстал, пощупал предмет рукой - нога, что ли?

- Тут лежит человек? - удивился он.

-          Ага, человек, - засмеялся Чвычка, - и его фамилия –Виноградов. Он тут ночевал.

-   Ба, Женя, вот так встреча! - заорал Денис, одергивая одеяло с голо­вы спящего. Женя проснулся, улыбнулся,

-          Иде я?

-  У Юрки.

- А, вспомнил. Я, Денис, опять разругался со своей.

- Эт ничего, дело житейское. Только ты опять покайся. Как прошлый раз, помнишь?

- Да этих разов много было. Вино есть? Давай выпьем.

Выпили.

- Прошлый раз ты норовил заночевать в подвале, в кукуле. Ты был очень злой и всяко обзывал свою жену-бабу-хозяйку. Говорил, что она зря ревнует тебя к Дарье Орловой.

-          Зря, конечно, я давно к ней не хожу.

-  А я тебе тогда говорил: Женя, не дури! Остынь, успокойся иди домой и кайся, на коленях проси прощения за все, что было и чего не было, мирись! Семью ни в коем случае нельзя разрушать. Пей, гуляй, любовницу имей, но домой всегда возвращайся. Брак - это святое, нерушимое. И сейчас я тебе то же говорю, ты меня понял?

- Да, да, Денис, твоя правда, надо возвращаться. Вот только примет ли?

- Маруся примет и простит, не сомневайся. Проси у нее прощения, унижайся, соглашайся на любые условия, но чтоб никаких разводов. Вместе с Маней до конца! Выпьем за это.

Остальной подвыпивший геологический народ, не обращая на Женьку, и Дениса внимания, разноголосо рассуждал на другие темы.

- Стари-и-ик! Да брось ты ату бодягу! - гнусно-пронзительным голосом уговаривал Чвычку Цук. - Какая аспирантура? Какая диссертация? Кому они нужны?

- Дана, не буу, - обещал Чвычка, звякнув бутылкой. - Я не буу больше записса.

 

Ч р е з в ы ч а й н о е     с о о б щ е н и е

В мае семьдесят восьмого Оля Доценко подарила Денису долгожданную дочь, названную Катей. Семья была окончательно сформирована, программа «максимум» выполнена (два сына и дочь - вполне достаточно). Экспедиция поздравляла счастливых супругов.

 

С Е З О Н - 78

Денис Доценко, просидев всю зиму за дешифрированием аэрофотоснимков (АФС) и составлением предварительной аэрофотогеологической карты, составил программу полевых работ, выделил участки для наземного изучения, наметил водные и сухопутные маршруты. Он получил на складе две новенькие резиновые лодки НД-5, . дал им имена «Марья» и «Дарья» получил снаряжение, продукты, двух школьников-старшеклассников и в начале июля на вертолете МИ-8 вылетел на место полевых работ - правобережье нижнего течения реки Амгуэмы,    юго-западную окраину Ванкаремской низменности. Вылет сопровождался обильными возлияниями, провожали его два друга-собутыльника, два Марка - Осадчий и Серов. В аэропорту Де­нис пел:

Я за что люблю тебя, Чукотка?

Да за то, что не сдаешься ты

И за то, что каждою весною

Расцветают на тебе цветы.

И за то, что пуночки в апреле,

Прилетая, радостно поют.

Пережив морозы и метели,

Скалы из-под снега восстают.

Вылет в поле состоялся семнадцатого июля, на семнадцать дней позже намеченного срока. К этому времени талые воды сошли, половодье завершилось, водотоки сильно обмелели, но Денис все еще надеялся на сплав. Основное снаряжение (лодки, продукты, рацию) он разгрузил на берегу Экугваама, а сам с пацанами высадился в двадцати километрах западнее, на берегу Амгуэмы.

Холмисто-увалистая кочковатая тундра. Жара, духота, комарьё, из­матывающие маршруты. При спуске в долину Амгуэмы рабочие-малолетки отстали от геолога и учухали куда-то в сторону. Оглянулся Денис - нет пацанов, пропали. Он долго бегал и орал, пока ни обнаружил их значи­тельно ниже по течению реки. Обозленного геолога успокоил живописный берег широкой полноводной Амгуэмы - горный склон, крупноглыбовые развалы песчаников, высокие кусты густо-зеленого ольховника.

Обратный путь к стоянке был тяжким - заели комары. Ветер в спину, солнце в лоб, едкий пот заливает глаза и туча непрерывно атакующих кровососов. Пацаны стонали и плакали: «Каторга! Мучение! Домой, к мамам  хотим!» Но рановато они заныли - самое трудное было впереди.

Двадцать первого июля был совершен двадцатикилометровый маршрут-переход (лучше сказать, марш-бросок) под вьюками на стоянку номер два (к Экугвааму). Денису тоже было чрезвычайно тяжело (все еще сказывалось похмелье) - часто и гулко билось сердце, кружилась голова, его мотало из стороны в сторону, он спотыкался о кочки и падал. Пацаны, вывалив языки, еле-еле плелись следом.

Достигнув кучи под брезентом, Денис начал лихорадочно рыться в ней, нашел банку сока манго, вспорол ее и жадно приник к отверстию. Подошли пацаны - пи-и-ить! Воды-ы-ы! Зачерпнули из речки холодной воды в кружках разбавили сок манто и залпом выпили - уф! Вот она, награда изнуренному путнику, вот она, истинное блаженство! А дальше - неторопливая работа, установка палатки и рации, выход на связь, ужин и сладкий сон под журчанье тундровой реки.

В маршруты Денис стал ходить один. Пусть пацаны отдыхают и готовят пищу, - решил он. Да и спокойнее без них, не надо следить, чтоб не удрали сдуру куда-нибудь. Сидят в палатке - и хорошо, ну пусть сидят, так спокойнее.

Потом был так называемый сплав по Эргувеему. Речка оказалась настолько мелководной, что тяжело груженые лодки большую часть пути пришлось тащить по каменистому руслу, драть днище и бока. Бедные «Дарья» и «Марья». Они были изодраны в клочья, спускали воздух и пропускали воду со всех сторон. Это был не сплав, а стаск, сдёр, волочение. К назначенному месту (устье ручья Зеленого, десять километров по карте) «сплавщики» шли десять часов. Лодки Денису было жаль до слез - за один день угробил!

На следующий день пострадала и палатка - ее сорвало ураганны южным ветром, повалила и потрепало так, что в ней появилось множе­ство разрывов. Пришлось Денису заняться капитальным ремонтом сна­ряжения - лодки он заклеил, как мог, а палатку заштопал.

После выполнения намеченных маршрутов отряд должен был сплав­ляться по реке дальше на север, но теперь этот план выглядел сме­хотворным - от Экугваама осталась лишь цепочка редких ям с санти­метровым слоем воды на перекатах. Денис отправил в центр экспеди­ции радиограмму: «Застрял устье Зеленого. Дальнейшая работа невозможна без вертолета. Необходима переброска на четвертую стоянку».

 Отряд занялся рыбалкой. Пацаны прошлись бреднем по ямам Экугваама, вытащили из них огромное количество хариусов, засолили их не потроша, в двух ящиках, придавили гнетами-валунами. На ближай­шем бессточном тундровом озере полевики поставили сеть, в которую попалось несколько маленьких, тощих и бледных гольцов с червями и пиявками в жабрах и под плавниками (ни в какое сравнение с толс­тыми красномясными и эргувеемскими сородичами эти разнесчастные вы­рождающиеся рыбки не шли). В окрестностях стоянки Денис собирал грибы, которые жарились вместе с картошкой и пожирались со зверс­ким аппетитом.

Тридцатого июля утром Денис раскочегарил примус и поставил вариться грибной суп на обед. Затем просолившихся хариусов (около двухсот штук) он с помощью пацанов развесил вялиться на длинных веревках. И тут на стоянку черным вороном налетел вертолет. «Откуда? Неужели за нами? - запаниковал Денис. - Ведь мы совсем не готовы! Боже мой, что делать?» Он стоял, парализованный ужасом, наблюдал за маневрами вертушки - а вдруг мимо пролетит, вдруг не сядет? Сделав круг, вертолет сел, застал геологов врасплох. Начались поспешные, бестолковые сборы. Действовали по принципу - вали кулем, потом разберем. Пилоты спешили в Нырвакинот  (там портилась погода), командир бросал на разгильдяев-геолухов укоризненные взгляд! Чтобы как-то отвлечь летунов, ублажить их, Денис вскрыл банку манго, дал им - угощайтесь. А вот удочки, а вот яма, в ней - хариусы, можете половить (рыба была поймана бреднем   и выпущена в яму, где сохранялась в свежем виде для жарехи и ухи).

Рыбалкой увлекся второй пилот, бортмеханик помогал таскать грузы, а командир   нервно расхаживал и поглядывал на часы. Наконец, все было запихано в вертолетную утробу, стрекозел взлетел и тут же приземлился возле озера, на котором стояла сеть. Лодку, лежащую на берегу, ветром от винтов сдуло и понесло. Денис сиганул в воду, поймал лодку, вытащил на берег, выкрутил ниппель, выдавил воздух. Пилоты в это время тащили сеть, жадно на нее взирая - каков улов? Увы - всего один хилый гольчик. Второй пилот нанизал его на кукан, где уже болталось пять хариусов, и понуро поплелся к вертолету. Бортмеханик помог Дени­су затолкать лодку в салон. Подбежали пацаны со сложенным бреднем и вертолет помчался к указанной Денисом точке на карте.

Так Равнинный отряд АФГК неожиданно, экстремально, по сумасшед­шему был переброшен на новую стоянку. Вертолет улетел,  зазвенела тишина. Переодевшись в сухие штаны и намазавшись дэтой, полевики спокойно сидели и ели хлеб, подаренный пилотами, свежую редиску и зеленый лук - передачу из Нырвакинота.

-          Красивая жизнь! - произнес Денис, блаженно развалясь на поляне.

-  Да, очень красивая, - согласились   с ним его молодые коллеги, уже позабыв только что перенесенные трудности и волнения.

Выполнив четыре маршрута, Денис сделал важное стратиграфическое открытие - среди отложений, относившихся к нижне-среднетриасовой амгуэмской свите, он выделил верхнетриасовые отложения карнийского яруса, содержащие трубчатые раковины крупных фораминифер (флагрины). Эта находка существенно меняла представление о геологическом строении фундамента Ванкаремской низменности в бассейне нижнего тече­ния реки Экугваам (вместо антиклинали получалась синклиналь).

На четвертой стоянке Денис получил не только геологическое удовлетворение - он имел удовольствие отведать непотрошеного вяленого ха­риуса. Ему показалось, что ничего вкуснее он до сих пор не едал. «Во­ так рецепт! - изумился он. - Молодцы, ребятки! Такую вкуснятину сделали. И главное - очень просто, возни мало, разделывать рыбу не надо, кишки остаются внутри. Поймал, обмыл, уложил в ящик, пересыпав буро­вой солью, положил гнет, через трое суток вынул, развесил, завялил - и ешь – наслаждайся - облизывайся! Рыба, пропитавшись внутренним жиром, приобретала необыкновенный, специфический вкус (впоследствии жена и дети Дениса, тоже дали высокою оценку непотрошеному вяленому хариусу из реки Экугваам).

Четвертого августа резко похолодало, исчез комар, небо затянуло тучами  наступила осень. Денис дал РД номер два: «Начиная пятого августа жду вертолет   аэровизуальных наблюдений переброски последнюю стоянку левобережье Амгуэмы». Настудила кукулиная жизнь с редкими дальнобойными вылазками на выходы коренных па­род, ловлей рыбы и сбором грибов.

Пятнадцатого августа была отправлена РД номер три: «Ожидан­ии вертолета просидели одиннадцать дней. Продукты на исходе. До двадцатого августа надо отработать еще один участок и закончить сезон. Срочно требуемся вертолет для заброски на последнюю стоянку». Семнадцатого августа   из центра экспедиции был получен ответ: «В связи с отсутствием авиатранспорта по погодным ус­ловиям вам необходимо вернуться на базу экспедиции, на вездеходе Мясоедова. Подпись – Тафик».

Подводя итого сезону, Денис написал:

Это был прекрасный блиц-сезон,

В две недели завершился он.

Амгуэму и карнюху осмотрел, лизнул, понюхал

И залег, туманами пленен.

Я в июле крепко поднажал,

В августе от холода дрожал.

Неуютно было что-то, в ожиданьи вертолета

В кукуле я месяц пролежал.

Девятнадцатого августа в час ночи Денис постучал домой, держа в руках две полевые сумки и тубус с секретными материалами. Рыба, грибы, камни, остатки продуктов и снаряжения переночевали в вездеходе. Утром дары тундры были доставлены домой и сыновья смаковали отлично завяленных, жирных, вкусных хариусов с кишками.

Тафик, временно исполнявший обязанности начальника экспедиции, в первый же рабочий день огорошил Дениса. Он предложил ему два варианта - или сопровождать бульдозер на Крриду, или ехать на пару с Глухаревым опробовать керамзитовое сырье (углисто-глинистые сланцы и алевролиты).   Из двух зол Денис выбрал меньшее - Ваньку с керамзитом.

Двадцать восьмого августа на грузовом автомобиле, взяв все самое необходимое, Глухарев и Доценко выехали на сороковой километр трассы Нырвакинот - Иультин, в истоки реки Укоечхойгуам. Здесь, попив вина и отоспавшись, геологи пошли в маршруты. Под черным мрачным небом, мучимый похмельем, лакая холодную воду изо все встречных луж, Денис кое-как выполнил целевое задание и вернулся в палатку, Ванька ходил значительно дальше, вернулся позже и промок под дождем. Стоянка на твердой, каменистой площадке (нигде ни кустика, ни травинки) была унылой, сырой и холодной.

В дальнейшем и погода и настроение пошли на улучшение. Из обследованных (зарисованных и описанных в полевой книжке) коренных выходов алевролитов были отобраны пробы, задание было выполнено и Иван Иванович, суровый мушшина, запел, как соловей. На вершинах гор лежал молодой ярко-белый снежок, температура воздуха около ноля, бодрость и свежесть излучает природа. Приехала машина, геологи загрузились и вернулись домой. Денис, великолепно устроившись в кузове на мягких кукулях, восторженно любовался альпинотипными вершинами Искатеньского хребта, его карами, моренами, разноцветными скалами, белыми снежниками, пестрыми осыпями, золотисто-багряными полянами в нижней, придолинной части склонов - осенняя палитра радовала глаз. В такое время года, при солнечной погоде Искатень к югу от перевала сказочно красив.

Первого сентября Денис сдал свои записи и пробы Глухареву и сразу же забыл про керамзит. А Ваньке еще пришлось погнуться-попотеть. На наиболее перспективном участке, прямо возле трассы, ему выпало счастье отбирать технологическую пробу весом в тридцать тонн! Делал он это, разумеется, не один, а с помощью бульдозера, но все равно надорвался.   На вечере полевиков Иван и Денис пели дуэтом:

Знаем, что такое керамзит -

Пучится и газами разит.

Но зато он к трассе близко

И лежит в долинах низко,

Глухарева мучит, паразит.

 

Что такое проба в тридцать тонн?

Знают только Ванька и Ньютон.

Это сила! это масса!

Хорошо, что близко трасса,

Хорошо, что все прошло, как сон.

Бульдозер на Корриду перегонял Стас Заноза, переведенный из начальника отряда в геологи по геолпоходам. В новой должности он побывал на Кеныне, пособирал в свое удовольствие агаты и был очень доволен - его коллекция пополнилась. И вдруг это ужа­сное задание! Заноза искренне возмутился и сказал Тафику:

Я люблю геолпоходы и агаты я люблю,

Я свои младые годы на походах загублю.

Но бульдозер, как ни молишь, гнать куда-то не хочу.

А заставишь - тот бульдозер я всего лишь проглочу!

Проглотить бульдозер Занозе не удалось, пришлось ему две недели на нем трястись, не спать, мерзнуть и материться,

В начале сентября Денис собрался лететь на аэровизуальные наблюдения - без них геологическое задание Равнинного отряда считаться выполненным не могло. Неделю геолог пантовался, ходил в полевой форме, но вертолета так и не получил, аэровизуалка накрылась. Вместо нее поступило предложение лететь в Магадан для работы над листом Госгеолкарты-200. Вылет состоялся семнад­цатого сентября. Вместе с Доценко по своим   важным производст­венным делам (с направлением работ на 1979 год) летели его на­чальники - Пухов и Тафик.

В Магадан из залива Креста группа геологов ВЧГЭ долете­ла за один день - случай небывалый. Более того, их уже ждал за­бронированный номер в СВГУшной гостинице - вот что значит, ду­мал Денис, ездить с шишками. Зеленая улица! Даже магаданская погода - и та ликовала - небо ясное, голубое, температура возд­уха +10° С, оранжевая лиственничная тайга покрывала горы (в Ана­дыре было мрачно, шел снег и температура около ноля - чувство­валась огромная разница между Колымой и Чукоткой).

Вечером Кирилл и Денис по старой командировочной привыч­ке решили как следует отметить прибытие, оббегали все рестораны Магадана и нигде свободных мест не нашли. Пришлось им брать в гастрономе ультражирный палтус и сухое вино «Ркацители». В ном­ере гостиницы Денис предложил тост за рождение первенца - ему исполнилось одиннадцать лет.

На следующий день начальники-коммунисты Тафик и Пухов пере­брались в шикарную обкомовскую гостиницу, а беспартийный-рядов­ой Доценко остался на месте - ему и тут хорошо.

Интенсивная работа над запиской к листу (исправление - заме­чаний редактора Шпетного) продолжалась три дня. Потом наступа­ло послабление и появилась возможность ежевечерне посещать рес­торан «Магадан», где Денис и Кирилл принимали свои законные дв­ести грамм водки и две бутылки пива, закусывая салатом и биф­штексом с яйцом.

Денис навестил старинного друга Блямса, отменно у него покушал, с молодой его женой Людой попил коньяку, посмотрел цветной телевизор. Шарик жил замечательно, в любви и ласке, он как сыр в масле катался, вот только пить ему было нельзя, здоровье не позволяло. Впрочем, это ему и не требовалось, он и без вина был весел, горяч и болтлив. Люда с обожанием взирала на своего легендарного, кучеряво-носатого кумира.

Купив на магаданском рынке малосольных огурцов, морковки и груш, Денис отправился в обратный путь, на Чукотку (впервые он не вез из Магадана пиво - своего в Нырвакиноте хватало). Возвращались начальники, защитив направление работ. Пухов ничего не купил, а Тафик вез куриные яйца, всю дорогу их бережно охраняя. В Анадыре Денис и Кирилл устроились в гостиницу, а Тафик с яйцами идти в номер отказался, мотивируя это тем, что все опоздавшие на регистрацию пассажиры жили в номерах. А вот он, хитро-мудрый Тафик с яйцами, сидя на стульчике в зале ожидания рядом с динамиком, не разоспится, не расслабится, он, дескать, немедленно услышит объявление и первым на регистрацию прибежит! Во как! Однако, лукавил Пежар. На самом деле он просто не мог больше находиться в одном номере с непрерывно курящим Пуховым, который в шикарной обкомовской гостинице чуть было его ни отравил густым вонючим дымом "Беломора" и водочным перегаром. Те­перь непьюще-некурящий Тафик бегал от Пухова, как черт от ладана.

В Анадыре нырвакинотцы просидели всего лишь трое суток. Двадцать шестого сентября командировка Дениса Доценко была завершена и он приступил, наконец, к камеральным работам   по Равнинному отряду АФГК. Одновременно он делал обозрение полевых работ и по другим отрядам (для вечера полевиков).

В конце ноября закончил    трехлетние полевые работы Тэркэнэйский отряд групповой геологической съемки, территория которого располагалась в пределах Восточно-Чукотской вул­канической зоны. Заключительная песня Сани Крюканова звучала так:

 Виноградов подарил студента очень мощного,

Пролезает в полушубке в скважину замочную.

 Много точек, много точек, только нет руды нигде.

 Среди свит, подсвит, свиточек мы мечтали о руде.

Я закончил групповую, групповая нравится,

С десятью теперь смогу я без усилий справиться!

На востоке Чукотки, охватывая эргувеемский золотоносный район, работал новый - Межгорный отряд ГГС (начальник отряду Эдуар Синицин, старший геолог Юрий Благоволин-Чвычка). Напросился в этот отряд и бывший начальник Пепенской ГРП знаменитый Спартак Собакин, проживающий в Чите. Захотелось ветерану посетить род­ные места, тряхнуть стариной, порыбачить, поохотиться, клыков моржовых пособирать. Написал он другу Пухову письмо, получил по блату вызов и должность геолога Межгорного отряда. Разведчик - россыпник без высшего образования в геологии ничего не смыслил, занимаясь шлиховым опробованием, большой пользы отряду не при­нес, но сам изрядно обогатился. Главным его трофеем была шкура огромного бурого медведя, которую он тайно обрабатывал на полу Денисовой подвальной мастерской (в то время отстрел медведей был запрещен). В поле пенсионера Собакина поражал голый энту­зиазм и геологический фанатизм Благоволина   и Синицина, которых, ничего, кроме маршрутов, не интересовало. Он не мог понять - ради чего они так стараются? И как это так - жить в тундре и питаться одними консервами? Эдуар Синиции об этом полевом сезоне рассказывал:

Бегал я по горам, как архар,

От меня валил соленый пар.

Но зато теперь смогу я сделать медом групповую,

Только б не заел меня комар.

Мне не жалко двадцать килограмм,

Их на игнимбритах я отдам.

На ублюдковых породах забываю я про годы,

Забываю про цветы и дам.

Рыбы не видали весь сезон,

Каждый был в породы погружен.

Сайру ели, воду пили, молотки позатупили,

Выл Спартак увиденным сражен.

И сказал обиженный Спартак:

 «Разве можно убиваться так?

Лучше б рыбой и охотой увлекались вы до пота,

Благоволин - бука и чудак».

Начальник Руддерского отряда АФГК Гена Цукин продолжал заверочные работы в бассейне Эргувеема. В поле у него снова раз­болелся левый глаз. Цукин пел:

Снова в лодке плыл по речке, только рыбу не ловил.

Мой отряд - три человечка, лошадиных десять сил,

С поля с глазом я приехал, но на дэту не грешу.

Дэта вовсе не помеха, я отчетик напишу.

Ново-Эргувеемский отряд Федора Свистоплясова открыл рудопроявление золота Коррида и проводил на нем поисково-разведочные работы. Особенность полевого сезона отразила в своей по женски эмоциональной песне Света Уралова, молодая Петькина жена.

Ах, Коррида ты Коррида, распрекрасная страна!

По тебе, моя Коррида, я вздыхаю не одна.

Чайки кружат белой ночью над зеленою водой,

Гости едут на рыбалку многочисленной гурьбой

И в палатках спят вповалку, что же делать мне с собой?

На Водораздельном   оловянном месторождении продолжал поисково-разведочные работы Алексей Мишин.

Я надолго, очень прочно оседлал Водораздел,

Чтобы дать запасы точке, выдать много рудных тел.

 Помогал мне Мандыч мощно, Шавкин был, совет давал.

Я дорогу строил срочно и бурить не уставал.

Поработали немало, люди все, как на подбор.

И «Гагара» не дремала - замечательный прибор.

В ходе полевых работ на рентгено-радиометричекском приборе «Гагара» работала молодая специалистка техник-геофизик Маша Степанова, девочка-блондиночка, стройная и привлекательная. Дн­ем она оперативно определяла содержания металлов в дробленых пробах, а по ночам охотно отдавалась полюбившемуся ей парню. Вернулась она в поселок беременной и вскоре родила сына, что, дало повод геологам поздравить Мишина с реально-естественным, «приростом запасов».

Продолжал выдавать подземно-слепые (геофизические) купола непонятного состава Северо-Иультинский отряд Алексея Воронова.

Куполов десятки мы даем, Иультин глубинный создаем.

 Коль хотите - разбурите, не хотите - не берите,

Мы почти задаром отдаем.

Все еще действовал Порожистый отряд, руководил которым на сей раз, Сергей Любомиров. Это был его последний чукотский сезон - на следующий год Сергей собирался уезжать в Красноярск.

Выдал напоследок я руду и теперь спокойно я уйду.

 Только жаль, товарищ Пухов, что канав я не понюхал,

Где теперь канавы я найду?

Силы и здоровье сохранил, ветерана честь не уронил.

Хоть в Сибири жить я буду, но Чукотку не забуду,

Потому что всю исколесил.

На проводах Любомирова Денис прочитал адрес со стихами:

Что ж, пришла пора проститься  - до свиданья, ветеран.

Пусть тебе Чукотка снится: с телевышкою гора,

 Жизнь прожитая недаром песня, спетая без нот_,

Наш залив, долины, кары, город наш Нырвакинот.

Путь, что был далек и долог пусть запомнится навек,

 До свидания, Геолог! До свиданья, Человек!

Однажды утром в выходной день зашел Денис в общежитие к др­угу Чвычке, недавно вернувшемуся с полевых работ, похмелился. Чвычка лежал в постели, задрав бороду к потолку. Денис поговорил с ним о том о сем и уже собирался уходить, как вдруг рядом с Чвычкой, возле стены, что-то зашевелилось.

- Кто это там у тебя? - спросил заинтересованный Денис.

- Ну кто еще кроме меня здесь может быть? - спросила, высунувшись из-под одеяла, разлохмаченная Галкина головка. Чвычка хмыкнул.

- А! Ну да, конечно, - смущенно пробормотал Денис и немедленно смылся.

Вскоре Благоволин и Матускина посетили ЗАГС и официально расписались, стали мужем и женой. Шумной свадьбы они не делали, потому что Галка вышла замуж второй раз и имела сына от первого браке. На Чукотку она приехала после окончания геолого-разведочного техникума. Стройная, гибкая черноглазая девица (комсомолка, спортсменка), свежая и румяная, как утренняя заря, она поражала северных мужиков с первого взгляда. Известный женолюб Виталий Клевый в первый же день знакомства с ней пытался ее облапить и поцеловать в щечку, но Галочка, хохоча, отбилась от него.

Молодая специалистка была направлена в ГРП, где вышла замуж за горного мастера Матускина и вскоре родила сына. Сразу после этой великой семейной радости горный мастер был убит «по всем правилам техники безопасности», как выразился инженер по ТБ Васильев. Трагедия произошла просто и нелепо. Галкин муж сидел за столом в своем домике-балке за пределами опасной зоны, примерно в километре от шурфовочной линии. После взрыва с неба на огромной скорости, как метеор, на балок упал один-единственный камень, пробил крышу, проломил череп человеку. Галка стала вдовой и матерью-одиночкой. Когда сын вышел из младенческого возраста, она отвезла его к родителям на материк, а сама пошла в поле в Право-Эргувеемский отряд, где и схлестнулась с Чвычкой. Соблазнить подвыпившего парня не составляло труда. Но прошел еще целый год, прежде чем Благоволин сдался. Галка ему несомненно нравилась, к тому же ему осточертело каждый отпуск возить с Чукотки в Ленинград огромный рюкзак грязного белья для стирки, а потом тащить его обратно. Теперь бельевая проблема была решена, Юркина мать перекрестилась - слава Богу при бабе охломон.

В МЖД-79 Денис написал женам геологов:

Привет вам, женщины-подруги, от всех геологов привет!

Желаем вам вдали от юга цвести и пахнуть сотню лет.

Для нас, мужчин, вы - объеденье, вино, кристаллы и цветы,

Смысл бытия и вдохновенья, и воплощенье красоты!

Женщин в экспедиции становилось все больше, а количество парней, особенно техников-геологов, катастрофически сокращалось. Сестрички-полевички пели:

С каждым годом больше нас выпускают ВУЗы,

Потому что в самый раз нам тюки и грузы.

Не боимся кукулей, сапогов огромных,

Завлекаем мы парней даже самых скромных

Мы не можем обрастать бородой-усами,

Но зато мы можем стать сами чудесами.

И в спецовке любят нас - такова природа,

Не отводят парни глаз, путают породы.

В ходе полевых работ всякое бывает.

Много Пухову забот, каждый это знает.

Мы стройны, как тополя, и не косолапы,

Будут Пухову поля - станет крестным папой.

Одну из таких геологинь в камеральный период заполучил и Денис Доценко. Звали ее Люба, перевелась она в ВЧГЭ из Чауна, где ее муж-геолог Георгий (Жора) Тынский скандально прославился тем, что убил в поле трихинилезного медведя, сам отравился его мясом и отравил весь отряд, уложил на больничные койки. Люба пока приехала одна и, войдя в кабинет, поразила начальника отряда своим прекрасным лицом и веселым нравом. (И красива, и умна, в ней изюминка видна» - выдал экспромтом Денис). Он украдкой любовался сотрудницей и тайно завидовал ее избраннику, которого она, судя по ее высказываниям, по настоящему любила.

Ознакомившись с материалами Равнинного отряда. Люба стала надежной, трудолюбивой помощницей Дениса в составлении отчета. Отчет получился интересным. Помимо инструктивной графики он включал «Альбом отдешифрированных и аннотированных аэрофотоснимков», геоморфологическую схему, отражающую стадии оледенения на Ванкаремской низменности и ее горном обрамлении, трансгрессии и регрессии, морские, ледниково-морские и ледниковые образования, сформировавшие приморскую равнину. В отчете были приведены многочисленные, обработанные Денисом, разрезы по буровым линиям и корреляционные схемы неоген-четвертичных отложений. Выделены древние погребенные долины и, что самое главное, составлена карта-фантазия мезозойского фундамента Ванкаремской низменности ( по данным геофизических и буровых работ). Эту схематическую карту, нарисованную на листе ватмана (составительский экземпляр) по молодости лет посчитал достоверной   геолог-роосыпник Сергей Колечко. Она ему так понравилась, что он выпросил ее у Дениса   и повесил в своем кабинете, как наглядное пособие и руководство к действию.

И не только молодой Колечко восхищался этим произведением геологического искусства. Большое впечатление карта произвела и на старого геолога, начальника поискового отдела СВГУ Павленко. Тот даже направил геолога из соседней экспедиции для перенятия опыта. Из всего этого следует, что Равнинный отряд АФГК завершил свои работы успешно.

 

 

В апреле состоялся телефонный разговор двух подруг - Нади Собко (Нырвакинот) и Маши Табаковой (Саратов). Позвонила Маша,

- Надя, Надя, самое, это ты?

- Я, конечно, кто ж еще, Алла Пугачева, что ли?

- Ты еще на пенсию не пошла?

- Нет пока, работаю. Там же, в   --здюлькиной конторе.

- Надя, эт самое, как его...тьфу, забыла. Ага, вспомнила. С праздником тебя, с днем геолога!

- Спасибо, Маша, мы с Собом тоже вас с Эдиком поздравляем с тем же самым и по тому же месту! Ну, как вы там поживаете в своем процветающем Поволжье?

- Мы то? Да хорошо, ей Богу. Удивляюсь, понимаешь, как это я могла на вашем диком севере просуществовать тридцать лет!

- Ну, кума, ты даешь! Совсем заелась! Забыла, что ли - тут свои прелести и удовольствия имеются. Мясо, например. Почти задаром продают. Девяносто копеек килограмм, представляешь? Маруся Виноградова за три рубля целую тушу купила!

- И-и, Надюша, так это ж те олешки, что от зимней бескормицы сдохли. В «Волжском пахаре» писали, что на Чукотке колоссальный падеж. На снегу ледяная корка образовалась, олени не могут ее пробить.

- А-а, ну тогда понятно, почему олени такие тощие - ни жиринки. Ну ладно. Передай Эдику, что у нас пивбар открыли, теперь как в Европе живем.

Эдик: Надя, давай вызов, выезжаю.

Маша: Ладно тебе болтать, отдай трубку. Надя, что я еще хотела спросить... Ага, вспомнила. Клевый чем занимается? У меня к нему дело есть.

- Он сейчас вроде бы в гидрогеологическом отряде Полукружкина, точно не знаю, надо у Соба спросить. Передать ему что?

- Ага, передай. У нас тут организуется новый трест «Промсбытхерамзит» ищут директора, может Виталий согласится?

- Хорошо, передам. Но сейчас Клевый, по моему, не в форме. Он играл в баскетбол и сломал руку. Теперь не только крыс, даже мышей не может ловить.

- Что ты, кума, говоришь такое? Разве он кот?

- Кот не кот, а крысу в геофонде поймал.

- Свят-свят-свят...

- Да ты не слыхала, что ли? В газетах же писали, и по телевизору, «В мире животных» показывали. Если бы ни Клевый, то эта зверюга, эта шушера и Риту Кутенкову до истерики бы довела, и все бы отчеты к чертовой матери сгрызла.

- Ужас-то какой! Я сколько лет в фондах просидела, никогда такого не было.

- И еще у нас интересное событие - Доржиев Жупела побил!

-Батюшки-светы какой хулиган! Или они боксеры?

- Все-то ты забыла, кума, биллиардисты они. Клуб «Пирамида» помнишь?

- Это который фикалями затопило?

- Вот-вот, он самый, только он давно просох и соревнования продолжаются.

- А по работе кто у вас самый передовой?

- В большом почете Веник, он на площади у райкома висит.

- А за что его повесили?

- Это мы сами только недавно узнали. Получили мы с Собом нашу любимую газету «Заполярный горняк»  (в ней программу телепередач печатают) и на первой странице видим портрет нашего симпатичного Володи, под ним подпись: «Помещен в галерею трудовой славы за сдачу в эксплуатацию горно-рудных месторождений». Геологи, правда, ничего об этих месторождениях не знают, Веник тоже удивлен, но журналистам виднее.

- Эт самое, Надя, а Юра Благоволин в самом деле женился?

- Женился, кума, женился, Галка вцепилась в него мертвой хваткой.

- Ну и слава Богу, один холостяк отмучился.

- И не говори, Маша, прямо гора с плеч. А вот Генриха Козина оформители окончательно списали, говорят, у него срок амортизации кончился. На Мишу Лепешкина тоже махнули рукой. Но Степан Небаба еще котируется, кандибобером ходит. Сейчас они вдвоем с Мыколой Кукуленко парубкують.

- А геофизики у вас еще не переведись?

- Да ты что, кума, сдурела? Наоборот, они размножаются, как кролики. Скоро всю экспедицию полонят и геологов к чертовой матери выживут.

- А что Серов?

- Да что Серов! Хохочет, Особенно по средам, когда у него «приемный день».

- Подумаешь, шишка какая, приемный день сделал...

- Да принимает он не посетителей, а вино!

- Вона что! Тогда понятно. А геологи к нему как относятся?

- Подчиняются. Он даже Занозу в геофизика превратил, не говоря уже о Воронове, который давно под геофизическую дудку пляшет.

- Групповую съемку еще не прикрыли?

- Бог с тобой, как можно! Вот ты послушай, что Саня Крюканов поет: «Я закончил групповую, групповая нравится. С десятью теперь смогу я без усилий справиться». А Синицин и Благоволин вместо трех лет за один год карту нарисовали, теперь, стало быть, два года будут контуры уточнять, финтифлюшки выписывать.

- Надя, ты меня прости, дуру старую, я забыла, наверно, для чего они работают, геологи в нынешнее время? В старину они полезные ископаемые искали, а что сейчас? На картах групповиков что-нибудь пользительное есть?

- Чего нема, того нема, чистая геология. Карты похожи на эту, как ее, неприличное такое,.. абсрак...абсрак...абсрактную живопись, во! Да ты знаешь, кума, так-то оно и лучше. Для жен геологов. А то понаоткрывают рудопроявлений, а на них надо канавы проходить. Вот некоторые геологи и сидят в поле до зимы, их жены скучают, томятся, ругаются - кому это надо? От Оли Мишиной и Томы Клиновой Пухов уже прятаться начинает. Под стол лезет, как услышит их голоса. Как засядут ихние мужики на горных участках - и ни слуху от них, ни духу и вообще ничего. Какой молодой жене это понравится?

- Что верно, кума, то верно. Мой вот - старый хрен, а и то другой раз ждешь не дождешься, когда вернется домой из поездки по селам.

- Маша, а про АФГК ты слыхала?

- Господи помилуй, а это еще что за чудо заморское?

- В ВЧГЭ тоже немногие знают. Расшифровывается это так: аэрофото-геологическое  картирование. Высшее достижение геологической мысли! Прогрессуха колоссальная!

- Да неужто этот метод лучше группового?

- Ах, едриттвою в корень! Да никакого сравнения! И людей меньше, и площадь больше, и затраты совсем ничего!

- Вот это здорово! Как же они в поле работают?

- Плавают на лодках, ходят пешком ...

- Без вертолетов обходятся?

-  В этом году Доценко и Цукин без аэровизуальных работ остались, а карты рисуют, куда ж денешься.

- Ну что, кума,  заболтались мы с тобой, пора и за стол садиться, пpaздновать. Напоследок хочу спросить - как у геологов с жильем?

- Скоро все будет о,кей! Все будут довольны и рады - такой домину для экспедиции отгрохали! «Арктика» называется. На северной окраине поселка, поперек всех ветров, другие дома от северной стужи загораживает, чтоб, значит, теплее и тише в них было.

- Ну вот и слава Богу, поживете в просторных квартирах со свежим воздухом. Привет ветеранам. Кстати, они на материк не собираются?

- Уехали и Иконников и Любомиров. А остальные рысаки еще не сдаются, трюхают помаленьку. Шустрит, как и прежде, Федор Свистоплясов. Сейчас он вахту на Корриде высиживает. Скоро его сменит Петя Уралов. Ты знаешь, чем он прославился? В маршруты с диктофоном ходил, а описание точек наблюдения выдавал на перфокартах сразу в печатном виде. Правда, опечаток много. Вот, например, послушай: «Кавернощные разиности лпотных туфво». Что это значит, как думаешь?

- А хрен его знает.

- Вот и Пухов так же сказал, а Петя ему перевел: «Кавернозные разности плотных туфов». Ну все, Маша, нам с Собой надо в ресторан бежать, будем отмечать день геолога вместе со всем коллективом. Тряхнем, понимаешь, стариной, чтоб чертям тошно стало! Пока!

 

В камеральные периоды не давал покоя начальникам отрядов и старшим геологам главный геолог ВЧГЭ Тафик (Пежар де Клювжо). Он замучил их политзанятиями,  заставлял читать политическую литературу, готовиться, делать конспекты, рефераты, а на занятиях в обязательном порядке выступать. Он выслуживался  перед райкомом КПСС, он изображал из себя рьяного борца за коммунистические идеалы, и все только для того, чтобы
получить хорошую характеристику для поездки в загранкомандировку в капстрану, где можно хорошо заработать и купить машину. Политкружок Тафика считался лучшим в районе, его занятия часто посещали инструкторы райкома, идеологические работники, и перед ними геологи должны были показать свою политическую зрелость.

Досаждал не только Тафик, раздражали и ежедневные политинформации. Учил разнесчастных геологов плановик-экономист Доржиев, учил главбух Жупел, учили все, кому не лень, как правильно мыслить и развивать социалистическое производство. Сплошная теория, а на практике - завал. Ванкаремская буровая эпопея заканчивалась безрезультатно. Настало время подводить плачевные итоги и делать административные выводы. В конце концов, главный козел отпущения Тафик был переведен в другую экспедицию, а на его место назначен...

Это была сенсация. Главным геологом ВЧГЭ был назначен идеологически невыдержанный, беспартийный лабух-гитарист Евгений Виноградов! В черном костюме, белой рубашке с галстуком Женька сидел   в персональном кабинете, в руководящем кресле, за административным столом и... никакой эйфории не испытывал. Он относился к числу тех беспокойных, суетливо-проворных мужиков, у которых "шило в жопе". Он часто вскакивал, убегал из кабинета, навещал товарищей-полевиков. Виноградов был вторым из числа, коренных чукотских геологов, достигшим такой высокой должности после кандидата ГМН Ратникова, но этим отнюдь не гордился, она его не радовала, потому что вынуждала в рабочие дни вести абсолютно трезвый образ жизни.

Среди негеологических (бытовых) проблем у большинства старых геологов была проблема с материковским жильем. Денис Доценко, написавший в 1974-75 годах заявления на кооператив в сто городов Советского Союза, за три года получил девяносто прямых или косвенных отлупов. Собрав и систематизировав отлупы, он написал жалобу председавалю Верховного Совета СССР Подгорному. Подгорного тут же сняли и отправили на пенсию, а его администрация отфутболила письмо в Магадан, СВГУ с предложением решить жилищный вопрос геолога Доценко на месте. Вот такая получилась загогулина. Денис совсем уж было отчаялся, как вдруг осенью семьдесят восьмого пришел положительный ответ из города Тольятти! Это была большая удача. Тем более что в этом городе уже жила Олина сестра, работавшая на ВАЗе и Доценкам было где переночевать. Обрадованный Денис немедленно сообщил другу Виноградову, что в Тольятти принимает северян. Женька послал заявление и тоже получил очередной (сразу за Доценко) номер. Денис и Оля верили и не верили, они с тревогой и волнением ждали извещение из ЖCK-22 с требованием первого взноса. Вот когда это произойдет, когда первый взнос будет отправлен, можно быть уверенным, что кооператив - реальность. А пока - надежда и ожидание.

В1979 году у Доценко наступил очередной отпуск с оплатой дороги в оба конца. Никаких профсоюзных путевок у них не было, поэтому Денис написал заявление в бюро путешествий и экскурсий города Фрунзе с просьбой выслать ему туристическую путевку по Средней Азии за наличный расчет. Ему и тут сопутствовала удача - путевка была получена, начиналась она двадцать пятого апреля. Но перед этим прекрасным событием Денису предстояла тяжелая и неприятная работа - доработка и защита листа Госгеолкарты – 200 в СВГУ.

Шестого апреля на вертолете МИ-8 Денис Доценко по блату (помогла ­ Олина подружка Маша Карова, работница аэропорта) вылетел в Анадырь, переночевал там на лавке в зале ожидания и, благополучно добравшись до Магадана, поселился в СВГУшной гости­нице. Все пока шло четко, по плану.

В Управлении, узнав, что рецензент Кобылянский учинил ему полный разгром, Денис огорчился, приуныл. Удрученным выглядел и редактор листа, работающий пенсионер Шпетный, спокойный и так­тичный дед. Он тоже считал, что высокомерный Кобыла поступил слишком формально и жестко. Объем исправительных работ был велик (причем не только для автора листа, но и для чертежниц), а сроки ограничены отпуском и путевкой.

Денис предварительно забронировал билет в Новосибирск на двадцать первое апреля, предупредил об этом куратора Мулевича и принялся за дело. В пятницу тринадцатого апреля в конце рабочего дня Саша Гросс, начальник тематического отряда, изучающего форму   золотин россыпного золота, пригласил Дениса в свой кабинет на выпивку по поводу     сороколетия. Денис сказал: «Предлагаю тост за бывшего нырвакинотского чукчу, бродягу, бича, алкаша и отъявленного матершинника, а ныне ученого геолога - знатока всего Северо-Востока, трезвого мыслителя и мудреца, самого культурного человека Магаданской области, поклонника изящной словесности и золотого тельца Сашу Гросса! Виват!» И стаканы зазвенели. Гулянье было продолжено на квартире у Гросса с видом на бухту Нагаева.

В субботу основной задачей Дениса было посещение больницы, где лежали Клевый с травмированной рукой (неправильно срослась, снова ломали) и  Блямс со спайками кишечника и полной непроходи­мостью. К Блямбергу Денис и Виталий зашли вместе. В палате у больного они обнаружили доктора ГМН Соломона. При появлении новых посетителей Соломон попрощался. Входя, он бодрым, жизнера­достным голосом пообещал Блямсу, что завтра, на еврейскую пасху, он снова придет и принесет мацу - от нес Мойша быстро поправится.

Рядом с мужем круглосуточно находилась Люда.  Блямс был плох. Он лежал голый на высоком столе и был подключен шлангом - отсосом к канализационной трубе. Из-под ключицы у него торчала питательная трубка. Говорил он с трудом. Операция, которую ему сделали, была пятая по счету, но врачи утверждали, что клиент и на сей раз выкрутится, будет жить.

Остатки субботнего дня Денис провел у Гросса за приятной беседой, потребляя водку, пиво и жареное мясо. В воскресенье он встречался с Николаем Жарковым (первым мужем Ирины Свистоплясовой) у него на квартире. Чукчам было о чем поговорить и что вспомнить. Хорошо поднабравшись, они спустились в подвал, где  Николай показал Денису свои запасы моржового клыка и подар­ил ему мореный полуокатанный обломок,  твердый, как камень.

В понедельник неожиданно была объявлена досрочная защита листа. «О, ужас! - воскликнул болеющий Денис. - К чему такая спешка?» Оказывается, председатель НТС главный геолог СВГУ Горо­децкий должен ехать на какой-то симпозиум или коллизиум, хрене его знает, поэтому лист надо немедленно защищать и утверждать. Два бешеных пса - Кобылянский и Мулевич - навалились на несчастного, потно-дрожащего автора и, воротя носы, корча отвратительные гримасы, обзывая по всякому, тыкали его носом в недоделку. В обед Денис выпил пива, немного успокоился, но все-равно предстал   перед самодовольными членами НТС в жалком виде. Многое из того, что было написано в записке, он подзабыл, на вопросы отвечал невразумительно, чем вызвал всеобщее осуждение. Члены хихикали и укоризненно мотали умными головками. Смешав автора с говном,  НТС лист утвердил.  Сразу   после защиты Мулевин буркнул:  « Ты пить кончай! Работы много».

Вечером вдвоем с чудесной женщиной Катей, бездетной женой Жаркова, Денис отметил защиту листа бутылкой вина. Катя рассказала, что вот здесь, в этой кухне до женитьбы частенько бывал  Блямс. Рано утром, покинув женщину, проживающую этажом выше, он вваливался к Жарковым и прямо с порога орал: «Катя-а! Моло-чка-а-а!» А потом, засосав стакан, половой бандит докладывал: «Шесть с половиной палок!»

- Да брехал он все, - донеслось   из зала, - что ты, Шари­ка не знаешь? Ой-й-й...

Хозяин квартиры в выпивке на кухне не участвовал и в беседе Дениса с Катей участия не принимал. Отходя от многодневной пьянки, Николай пластом лежал на диване, стонал, плакал и бле­вал. Он выглядел гораздо хуже теперешнего больного Блямса, под­ключенного к системе канализации.

Три последующие дня под неусыпным контролем гнусного нытика Мулевича Денис плодотворно трудился, исправлял многочисленные замечания. Девятнадцатого апреля в отдел госкартирования, где обретался Денис, позвонила Оля и сообщила преприятнейшую новость - Тольяттинсхий жилищно-строительный кооператив потребовал первой взнос - четыре тысячи восемьсот рублей да плюс триста за пере­вод - итого пять сто.   Такие деньги на сберкнижке Дениса имелись, он отправил телеграфом доверенность жене, та деньги сняла и отправила на счет ЖСK-22. Фундамент дома был заложен, четырехкомнатная квартира гарантирована. Так Доценки после пятилетних поисков и разочарований получили реальную возможность приобрести квартиру на материке.

Денис воспрял духом. По работе над листом он тоже вышел на финишную прямую. Вечером этого счастливого дня вместе с Мандычем и Жарковым геолог посетил нагаевскую баню («Водно-лечеб­ный оздоровительный комплекс»), попарился дубовым веником, поплавал в охлаждающе-бодрящем бассейне, попил пивка и почувствовал себя на седьмом небе.   Двадцатого апреля , в пятницу, он окончательно завершил доработку карты и записки к ней, передал все материалы   редактору Шпетному и записал в полевую (теперь отпускную) книжку стихи, которые он когда-то посвятил Виноградову и которые в данный     исторический момент подходили к нему:

Завертепил эту шелупонь,

А теперь никто меня не тронь!

Потому что я победу одержал и в отпуск еду,

Потому что бешеный, как конь!

 

О Т П У С К - 79 .

 

Двадцать первого апреля температура воздуха в Магадане соста­вляла –10° С, в Новосибирском аэропорту Толмачево +8° С. Здесь уже явно чувствовалось дыхание весны, скворцы трещали на березах.

В столице Киргизии Фрунзе Дениса  тепло (при +20°С)   встретил чукотский друг Кузьма. Он привел его в свой частный домик с цветущим садом, женой и дочкой, зарубил собственного петуха (у него был небольшой курятник), сварил плов, угостил домашними (Лерочкиными) разносолами и сливянкой домашнего производства. Друзья беседовали до двух ночи в летней кухне. Чукотский гость по просьбе Кузьмы обстоятельно, подробно, покабинетно рассказал о ге­ологах ВЧЭГ и результатах полевых работ.

Коронный номер киргизской программы - поездка на озеро Иссык-куль. В начале пути светило солнце, белоснежные цепи гор и зелень долин составляли прекрасный пейзаж. Вдоль дороги - улица длиной сто пятьдесят километров, сплошные поселения огородников- дунган. Туристы, не заметив ни одной птицы, проехали Токмакский фазаний заповедник. За ним последовала гранитно-мраморная гора, на которой велась добыча облицовочных материалов. Растительность вдоль дороги убогая, только в долине реки Чу растут ивы и травы.  Близ Иссык-куля голые скалы и осыпи сменились мощными накоплениями красного лесса и белых глин. Выходы изрезаны оврагами и отполированы ветрами. Вид фантастический, необыкновенный. На берегу озера (абсолютная высота 1700 метров) распложено село Рыбачье. Деревья здесь еще совсем голые, по осеннему унылые, нигде ни зелени, ни цветов нет - разительный контраст с цветущим Фрунзе (высота над уровнем моря - 750 метров). Сплошные тучи, гор не видно, накрапывает дождь. Вода в Иссык-куле соленая, зеленая, холодная, отталкивающая, берега озера пологие, возле турбазы сплошь покрытые зарослями облепихи. В густом колючем кустарнике летними туристами проложены ходы - норы, по ко­торым можно продвигаться только ползком. Ведут они к тайным ле­жбищам, в которых уединяются влюбленные парочки.

Первое мая    Денис встретил в Ташкенте. Было облачно, пасмурно, прохладно, временами шел дождь. С утра туристы посетили театр оперы и балета имени Алишера Навои, после обеда -исторический музей, где Денису понравилась коллекция черепов от самого древнего обезьяно-человека до современного гомо.

Праздник путешественники отмечали после ужина в гостиничных номерах. Пьяный Денис безуспешно пытался соблазнить одну из шутниц по имени Тая. Это была женщина молодая, еще комсомольского возраста, инструктор горкома ВЛКС, пьющая и курящая. Обладая хорошей фигурой, она имела удивительно мягкую грудь, что значительно снижало ее соблазнительные качества. В первые же дни на Таю положил глаз староста группы, воронежский экономист Мишка Толокушкин, но она предпочла чукотского геолога, она украсила собой его среднеазиатский маршрут.

Второго мая, с удовольствием осмотрев экспозиции музея изобразительных искусств (понравилась резьба по гончу ), Денис выехал в Самарканд (Мараканду). И только тут он увидел, наконец, настоящую, Среднюю Азию с ее восточной экзотикой и бытовым дискомфортом.

Еще более сказочной показалась  Бухара, куда Денис в составе небольшой группы добровольцем приехал на автобусе пятого мая. Здесь он осмотрел летнюю резиденцию эмира, средневековую крепость Арк с тюремными ямами (зинданами), мечеть, духовную семинарию (медресе) и мавзолей Саманидов (девятый век).

В  Бухаре уже во всю цвели розы и продавалась клубника. Мно­гие женщины-­бухарки носили дорогие старинные украшения из мас­сивного золота и серебра с сердоликами, бирюзой и перламутрам.

Апофеозом туристической поездки по Средней Азии стало купа­ние в подземном  Бахарденском озере, на глубине шестьдесят метр­ов, к теплому сероводородному водоему, расположенному в огром­ной пещера, как в преисподнюю вела крутонаклонная, слабо освет­ленная лестница. Уже сам спуск вызывал жутковатый восторг, а плавание в озере, в свете фонарей кажущемся бездонным, заполняющим кратер вулкана, здорово щекотало нервы. Однако теплая газированная вода успокаивала и ласкала тело. Денис и Тая заплыли в дальний угол, в полумрак и улеглись на мелководье. Черный невидимый свод пещеры над головой, неровные глыбистые (свет и тень) стены и берега, таинственно мерцающие блики на озерной глади, серный запах - все это напоминало мягкий вариант ада, огромный каменный котел, наполненный плещущимися в подогретой воде грешниками...

Из пещеры Денис и Тая выбрались последними.

- Ага, вот и они! - зашумела толпа. – А мы думали, что вы  утонули.

Тая смущенно потупила взор, щеки ее запылали. Необыкновенное, фантастическое купание было отмечено бутылкой чудесного туркменского вина. Вечером состоялся прощальный ужин в ресторане.

Ночью Мишка Толотушкин ушел прощаться со своей турподругой и попросил Таю, проживающую с ней в одном номере, выйти погулять пару часов. Тая пришла к Денису и осталась у него до утра. Вот так и вышло: конец - всему делу венец...

Перед   вьлетом из Ашхабада в Минводы Денис вспомнил о жене и купил ей ювелирный подарок - серебряные, серьги и перстень с рубинами.

В Ессентуках, подводя итоги замечательному во всех отно­шениях среднеазиатскому маршруту («наделал – обдумай»), Денис выдел самое-самое, что поразило его и запомнилось навеки.

Киргизия - дорога на Иссык-куль. Таджикистан - Варзопское ущелье, дорога на Нурекскую ГЭС, высочайшая в мире плотина. Узбекистан: Ташкент - театральная площадь с прекрасными фонтанами, театр Навои, стена фонтанов на площади Ленина, современные архитектурные ансамбли; Самарканд - Регистан,  Биби-ханум (мечеть, посвященная любимой ханской жене); Бухара – древние архитектурно-исторические памятники; город Навои – современное рукотворное чудо в пустыне. Туркменистан - Ниса, Фирюза и Бахарденское подземное озеро. И еще Денис узнал: узбекское национальное кушанье «бешмармак» означает «пять пальцев»  (поедается пятерней).

В конце, июня Денис - со старшим сыном Васей приехал на автобусе из Энгельса в Тольятти, с помощью свояченицы Вали нашел фундамент будущего кооперативного дома, убедился, что ЖCK-22 это не фикция, а реальность и что через год четырнадцатиэтажное здание вполне может быть построено (Виноградов, к сожаление, в этот дом не попал, Денис оказался последним членом ЖСК).

И еще одну тольяттинскую радость поимели отец и сын Доценко - плавание на яхте под парусами по Жигулевскому морю (Куйбышевскому водохранилищу). Капитан яхты (кэп) - свояк Анатолий Куксенко - управлял гротом, необученный и нерасторопный матрос Доценко-старший стоял на стакселях, действуя весьма бестолково, получая втыки кэпа и удары реей по башке. Женщина и дитё  (Валя и Вася) загорали на палубе. Яхта, подгоняемая ветерком, бойко пересекла водохранилище, достигла Жигулей, прошла у желто-белых обрывистых берегов, мимо кургана Молодецкого, с которым связано множество легенд, вошла в лиман - узкий длинный залив в устье реки Усы и причалила к берегу. Высадившись, «мореплаватели» пообедали с пивом, погуляли по лесным полянам, пособирали землянику и отправились в обратный путь. Наступил штиль, яхта легла в дрейф, остановилась, Валюха легла в трюм и заснула, а трое мужиков любовались скалисто-зелеными берегами, закатным небом и потихоньку гребли. Они с трудом пересекли фарватер, чудом избежав столкновения с теплоходом, и при­близились к левому берегу. Наступила тихая звездная ночь. Запоздав­шая моторная лодка, заметив плачевное состояние парусной подруги, обессиленных матросов и орущего капитана, взяла терпящее бедствие судно на буксир и притащила к причалу яхтклуба. Домой голодные, уны­лые яхтсмены плелись пешком через лес километров десять, Валюха ядо­вито критиковала Толика, а Толик бормотал: «Да, без мотора не обой­тись, надо все-таки мотор ставить».

В Саратов Доценки возвратились авиатранспортом (из куйбышевского аэропорта «Курумоч»). Воздушный путь с автобусными подъездами к самолету показался им предпочтительнее изнурительно-долгого наземного пути. В Энгельсе Дениса ждала радиограмма: «Рассмотрение материалов ВСЕГЕИ назначено на девятнадцатое июля вам     необходимо быть Ленин­граде за три четыре дня раньше = Городецкий».

Ленинград. Васильевский остров. ВСЕГЕИ. Пережив коло­ссальный мандраж, Денис за десять минут (уложился в регламент - уже хорошо), сделал сообщение, на вопросы, заданные академиками, ответив удовлетворительно и - гора с плеч! Вершина Геологического Олимпа покорена! Теперь Денису предстояло потихоньку с нее спускаться.

Получив материалы и замечания к ним, Денис занялся исправлениями. Делал он тоже самое, что и в Магадане, но в абсолютно другой, доброжелательной обстановке. Да и замечания по карте и тексту записки были легко поправимые, просто нужно было приходить, са­диться за стол и не спеша, последовательно работать пером и тушью.

Двадцать седьмого июля, в пятницу, Доценко завершил все исправи­тельные работы по листу, сдал его, куда следует, отметил командировочное удостоверение и с двумя товарищами-геологами в аспирантском общежитии крепко обмыл успех.

На железнодорожный вокзал Денис приехал один (пьяных провожающих не пропускали в метро), с трудом нашел свой поезд, свой вагон и в полночь отправился в Москву.

В купе три женщины. Денис попросил у них сосуд, предложил коньяку - дамы почему-то отказались. Что за народ! «Ладно, за ваши прелести» - провозгласил он и выпил, закусив   бутербродами и грушами, из запасов очаровательных попутчиц. Забравшись на верхнюю полку, геолог всю ночь проспал, ни одну женщину не тронул, напрасно они беспокоились…

Десятого сентября пятеро Доценко, попрощавшись и Волгой, по воздуху  перенеслись из Саратова в московский аэропорт  Быково, оттуда пе­реехали во Внуково, где и заночевали на лавках.   Имели они на три билета восемь багажных мест (в том числе и электроплитку «Мечта») и одну безбилетную девочку Катю. Самолет летел по мар­шруту Москва – Норильск – Хатанга - Анадырь. В аэропорту чукотской столицы он приземлился двенадцатого сентября, Доценки приобрели билеты в Нырвакинот на четырнадцатое и устроились в гостин­ицу, Оля с детьми в одном номере, Денис - другом. (В 1979 году было завершено строительстве нового огромного здания аэропорта со всеми службами и многоместной гостиницей. Пребывание в аэро­порту для пассажиров стало значительно цивилизованно и легче, чем до сих пор).

Залив Крестазакрылся по ветру. Из Магадана в Анадырь прилетел Главный геолог ВЧГЭ Евгений Виноградов. Денис обнял его, пригласил в свой номер, смотался в поселок, купил водки и друзья начали обмывать радостную встречу. День они закончили ужином в ресторане. За соседним столиком гудели рыбаки-мореманы, играл оркестр солист пел-надрывался: «Ямщик,  не гони лошадей».

Утром следующего дня обитатели Денисова номера и зашедший к ним Виноградов похмелились, ожили,  загалдели. После обеда их всех за неумеренное, шумное распитие спиртных напитков из номера выселили и Денис захватил лавку в зале ожидания, надеясь на ней переночевать. Но вечером ветер в Заливе Креста стих и туда направили грузовой Ил-14, на котором семья Доценко и улетела. Женя Виноградов остался в Анадыре. В Нырвакиноте он появился через два дня с подбитой скулой - подрался из-за лавки с каким-то другим пьяным мужиком. Экспедиция впервые наблюдала битого главного геолога, возвратившегося из Магадана с важными про­изводственными бумагами.

У Оли Доценко отпуск кончился и она вышла на работу, Катю принял детский сад, мальчишки пошли в школу   (Коля - в первый класс) и только у Дениса отпуск за счет ленинградской команди­ровки все еще продолжался, отец семейства занимался оборудованием новой трехкомнатной квартиры в «Арктике». Целую неделю он пил вино и душу его терзала песня «Ямщик не гони лошадей, нам некуда больше спешить». Это было какое-то наваждение, Денис никак не мог избавиться от этой въедливо-слезливой мелодии, отражавшей его минорное настроение. К нему заглядывали с бутылками  поддерживали в бодром состоянии товарищи-геологи Женя Виноградов, Юра  Благоволил, Толик Виденко, Степан Небаба. Дело шло мед­ленно, Оля в конце концов взбунтовалась и призвала на помощь своего вечно трезвого и делового поклонника – Виталия Клевого. Клевый бил дырки в бетонных стенах под полки и вешалки, Денис специализировался на заделке окон,

Фу! Наконец-то!

Двадцать шестого сентября хмельной отпуск у Дениса , слава Богу, кончился и начался новый трудовой и производственно-стихотворный этап. По заказу начальника экспедиции Супина, Доценко поздравил с двадцатилетним юбилеем Иультинский горно-обогатительный комбинат (ИГОК).

С днем рожденья, комбинат!

Двадцать лет - расцвет и зрелость,

Многотонный концентрат,

В деле сметка, сила, смелость.

Знает рудник вся страна,

Три металла, труд ударный.

Горнякам Иультина

Клад подвластен заполярный.

ВЧЭГ всегда для вас

На Чукотке быть готова,

Чтоб пополнить ваш запас

И идти на поиск снова

Непосредственно вокруг Иультина с целью поисков скрытого (подземного)   олово-вольфрамового оруденения продолжал работать геофизический отряд Алексея Воронова.

Купола мы в недрах роем, ищем, будто трюфеля.

Тайны, может быть, откроет геофизикам Земля.

Ждем теперь мы от бурежки на гипотезу ответ.

Оба в страхе - Марк и Лешка - будет «кумпол» или нет?

Вскрыв скважиной отрицательную гравиметрическую аномалию, ко­торая теоретически должна была соответствовать гранитному куполу, Лешка ахнул - аномалообразующим объектом оказались габбро, дающие, как правило, положительные аномалии! Тео­рия подтвердилась с точностью до наоборот. Как же так? Марк пу­стился   в длинные путаные объяснения геофизических чудес, прои­сходящих в природе, он научно обосновал   вероятность такого яв­ления и предложил заверить еще несколько аномалий, которые уж наверняка фиксируют гранитные оловоносные купола. Разочарован­ное начальство ему не поверило, работы по поискам невидимых, скрытых на глубине гранитных куполов были прекращены.

Готовил минерально-сырьевую базу для Иультина и другой   Лешка  Мишин. Хоть и далековаты от ИГОКа месторождения Телекая, но если руды богатые, их можно вывозить по зимнику на «Уралах» и это будет экономически выгодно. Сезонный поисково-разведочный отряд Мишина (старший геолог Николай Кукуленко) постепенно превратили в круглогодичную геологоразведочную партию. Мишин недоумевал:

Полевик обычный был когда-то я,

Возвращался осенью домой.

А теперь простился я с ребятами,

В поле остаюсь я и зимой.

Как же так, друзья мои, случилася,

Что - увы! - попал в разведку я?

ГРП с отряда получилася,

В цепи нас с Мыколой закуя.

На россыпном золоте специализировался молодой геоморфолог Сергей Колечко. Он применил новый - кварцево-галечный метод по­исков погребенных россыпей к западу от действующего прииска Во­сточного. Вместе с ним ходила по тундре его жена Света, метод странный, подозрительный. Ветераны-геологи, посмеиваясь, пели на мотив «Гали молодой»:

Бегали Колечки по реке Оленьей,

Гальку собирали весело, без лени.

Ой, ты, галька, галечка с песочком,

Краше тебя нету в полевом лоточке!

С золотом увяжем кварцевую гальку,

Россыпь-невидимку где искать укажем.

Кварцевая галька все покажет точно.

Графиком на кальке мы спасем Восточный.

Ой, ты галька, галечка с песочком,

Графиком на кальке мы спасем Восточный!

Крутился-вертелся неугомонный организатор поисков золота Федор Свистоплясов (чукотский стаж - двадцать четыре года).

Все бегом-бегом наш Федотка мчится,

То на склад, то в порт может он удалиться,

То, глядишь, машины он пробами грузит,

А потом вдруг в поле он сидит.

Вездеход, бульдозер, «Буран» он имеет,

Над моторной лодкой от счастия млеет,

 Забежит домой на минутку Федя

И опять уж в поле он летит.

Его жена Ирина (двадцать лет чукотского стажа), осев в минералогической лаборатории, вспоминала свою молодость.

Я была молода, как тростиночка,

Потрудилась тогда моя спиночка.

С рюкзаком, молотком и с лоточками

По долинам я шла со цветочками.

В поле грузы несла я играючи,

Пробы мыла - жила припеваючи.

А теперь я тружу глазки-пальчики,

Я в шлихах нахожу минеральчики.

Нерентабельность групповой геологической съемки была отра­жена в «Марше групповиков».

Съемка, съемка групповая! Мы идем, не уставая.

Эх! Сила есть, толку нет, и не надо,

Силы много, толку мало - ну и что же!

Раздраконим вулканиты - туфы, лавы, игнимбриты.

Свиты есть, нет руды и не надо,

Силы много, толку мало - ну и что же!

На пусты места садимся и пусты места снимаем.

Карта есть, вот и все, ну и ладно,

Труд огромный, толку мизер - ну и что же!

Вдохновителем и организатором всех побед и поражений полевых сезонных отрядов был все тот же несгибаемей, могучий чукотский богатырь Кирилл Пухов, который в канун нового 1980 года после второй бутылки водки громко, по оперному, запел:

Я бродил по разным странам, на Чукотке свил гнездо,

Дедом стал и ветераном, все изведал от и до.

Все довольны капитаном корабля ЦГГП.

Кости режу неустанно и плыву я без ЧП.

Геолог, веселей разворачивай дела,

Ё-го-го! Уложись в сезон.

На  Бога не надейся, как черт работай смело,

Ё-го-го! В этом есть резон.

Учитывая ценные указания бывалого начальника партии, освободившийся от листа и хорошо отдохнувший начальник отряда Денис Доценко начал подготовку к новому полевому сезону. Что же ему предстояло делать в 1980 году? Спустившись с заоблачных высот Большой Геологии с ее регионально-теоретическими построениями, Денис вернулся к конкретным, локальным поискам в пределах Чаантальского рудного района, на территории деятельности групповиков. Чануанский отряд, который возглавил Денис, должен был работать на готовой геологической основе масштаба 1:50000, про­водя детальные поиски олова и золота   на известных ореолах рас­сеяния этих металлов.

Сколько бы ни было в жизни геолога полевых сезонов, ни один из них не похож на другой - все разные. Это объясняется тем, что каждый год меняются площади работ, рельеф местности, животный и растительный мир, геологическое строение и полезные ископаемые, климатические условия. Меняется из года в год и со­став отрядов, другие люди, другие характеры сталкиваются и сосуществуют в полевых сезонных отрядах каждый год. Вот почему полевые сезоны геологам не надоедают, каждой весной они испытывают неудержимую тягу на лоно природы, к новым местам и новым  открытиям.