Ч А С Т Ь   Ч Е Т В Е Р Т А Я.

 

П О И С К И.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Ц и к л  V I I I  (1980 – 1983).

 

Место для базы Денис выбрал весной на вертолете, когда еще ле­жал снег, в привольном месте - на высоком берегу Чаанталя, ни­же устья реки Телекай. Строил базу Толик Виденко. В конце июня весь отряд выехал в поле. В его составе был и тринадцатилетний Вася Доценко. Как обычно, геологи крепко отметили новоселье. Праздник длился три дня. Он был сильно испорчен непрошенным ве­ртолетом, прилетевшим уже на второй день полевой жизни отряда для разброски лабазов. Почти все геологи, в том числе и начальник отряда, были не дееспособны. Спас положение единственный трезвый геолог Иван Глухарев. Он летал на вертолете и с помощью студентов разбрасывал по району работ заранее подготовленные лабазные бочки с продуктами.

Вертолетчиков, заночевавших на базе, пытался накормить де­журный по кухне рабочий. Он с трудом открыл банку сайры и стал грязным пальцем выковыривать рыбу в немытую алюминиевую миску. Высокомерно-брезгливые пилоты кушать консерву не стали, попили чаю и улетели. Свою задачу они выполнили лихо - люди и лабазы разбросаны по поисковым участкам, отряд мог начинать трудиться. Сногсшибательную вертолетную свистопляску, не интересуясь намерениями начальника отряда, устроил Федька Свистоплясов, времен­но замещавший ушедшего в отпуск Пухова.

На базе Чануанского отряда остался лишь Денис Доценко со своей группой, для него попозже требовался еще один вертолет­ный рейс. Иссякли спиртные запасы, прекратился грохот вертоле­та, кончилась суматоха, на базе наступила благостная тишина. Денис мог спокойно очухаться и приготовиться к маршрутам. Терзаемый похмельными муками начальник отряда метался по базе, сте­нал и непрерывно курил сигареты «Астра», душевная боль усугуб­лялась острой щиплющей болью под языком - там возникла красная опухоль с нарывами. Денису показалось, что мясо отстало от зубов. Он перепугался не на шутку и передал по рации Свистоплясову, что ему придется вылетать в поселок для лечения рта. Из центра экспедиции ответили, что рядом, в Чаантальской ПРП находится в командировке нырвакинотский стоматолог Баранов, можно обратиться к нему.

Переговорив по рации с дантистом и сообщив, что «мясо отстало от зубов», Денис в сопровождении рабочего пошел на базу ПРП (по карте - пятнадцать километров). Чаантальского радиста Денис с попросил передать кому-либо из ИТР, чтобы обеспечили лодку для переправы через Телекай, поэтому ничуть не удивился, когда на правом берегу реки лодку обнаружил.

Сурово насупленный   горный мастер Витя  Буцелюк удивился - вы откуда?

- Как откуда? Я же по рации сообщил,  тебе радист ничего не передавал? - в свою очередь удивился Денис.

- Нет.

- Ладно, хрен с ним. Я пришел к  Баранову.

- Компоту хочешь?

- О, еще бы!

Приговорив вместе с рабочим банку «Ассорти», Денис отправился в сборно-щитовой финский дом - комплекс «Геолог», нашел дантиста, показал ему пасть. Зубной врач обрадовался – легкая работа.

- Ну, я думал, что дело хуже, а это ерунда, обыкновенный стома­тит. Вот вам перекись водорода, будете полоскать. У вас яйца есть?

- Какие яйца?

- Куриные, разумеется

- Нету, откуда им взяться.

- Здесь вроде бы есть, спросите. Под языком будете смазывать яичным белком. Через неделю пройдет.

Суровый Буцелюк выделили больному соседу три яйца, Денис бережно завернул их в вату и бумагу и засунул в карман рюкзака. Успокоенный тем, что болезнь оказалась детской, пустяковой и что в поселок лететь не надо, Денис отправился в обратный путь на свою базу. Переправившись на резиновой лодке через Телекай, он увидел оленье стадо, пьяных сопливых чукчей-пастухов и двух не менее пьяных рабочих Чаантальской партии (лодка принадлежала им). Здесь, на галечном пляже, среди кустов ивы была заключена взаимовыгодная тундровая сделка - за две бутылки водки, которые тут же и были распиты, рабочие взяли у чукчей тушу свежезабитого оленя.

На свою базу Денис возвратился вечером. После длительного зимнего сидения на камералке это была первая прогулка по тундре, первая разминка перед началом систематического маршрутного исхаживания территории. Тридцать километров - не пустяк, как-то завтра будут чувствовать себя мои бедные ножки?" - думал Денис, подходя к базе. Он плелся, спотыкаясь о кочки и цепляясь за кусты - усталость была невероятная. Из крайней палатки-кухни тянуло ароматом горячих пельменей - завхоз Володя Рогов расстарался, угодил начальнику. Жаль только, что еда для Дениса
стала мукой, жевать невозможно - больно под языком. Пришлось ему глотать пельмени целиком. Зато крепкий чай шел хорошо, он вызывал обильный пот и дополнял блаженство покоя, наступившего после длинного, утомительного пути.

Из ИТР на базе помимо Дениса находился старший техник-гео­лог Петя Польский. В поле он выехал рано, вместе с Толиком Виденко строил базу, заболел (его сразил приступ астмы), был санрейсом вывезен в поселок. Подлечившись, он вернулся в отряд. Не прошло и десяти дней, как астма снова начала его душить. С каждым днем ему становилось все хуже, ингалятор не помогал. Ин­огда Петру что-нибудь требовалось, а поблизости никого не было. Он стрелял из карабина, на выстрел прибегал или Денис, или его сын Вася, или завхоз Рогов. Чаще всего требовалось налить в термос кипятку и сыпануть туда соду. Петя делал горячую ингаля­цию, тяжело, со свистом и хрипом дышал над паром. В палатке стоял тяжелый, гнилой, мертвецкий дух. Больной непрерывно кашлял и харкал на пол, где образовалась зеленая зловонная лужа. В перерывах между приступами кашля он глотал пригоршнями таблетки, Денис тоже лечился, полоская рот перекисью водорода и смазывал больное место под языком яичным белком.

- Не палатка, а лазарет, - хрипел Польский.

- Слушай, Петя, может пора вызывать санрейс?

- Нет, пока не надо.

Но вот наступил момент, когда удушье стало настолько силь­ным, что Петр свалился с нар, дополз до порога и тонким детским голосом закричал: «Мама!» Целую неделю он почти ничего не ел, лишь иногда посасывал сгущеное молоко. На него страшно было см­отреть - живой скелет, да и только, под глазами - черные ямы. «Все! - решил Денис. - Парень доходит, пора вызывать вертолет». И он заказал санрейс.

На вертолет Петра вели под руки, его ноги подгибались и заплетались. Десять дней больной держал в напряжении людей, живущих на базе, не давал им спать, пугая хрипами, стонами и жуткими криками. И вот, наконец, его увезли в Нырвакинот. Там его спасут, вылечат, но не скоро. Отряд лишился работника, оставшимся придется пахать за того парня. Да, подвел Петя полевиков, без вины виноватым оказался.

 

2. Бесполезные маршруты

 

Свистоплясов решил, что вертолет на Чануанский отряд пораб­отал достаточно, а если он что-то не доделал, то виноват в этим начальник отряда. Вертушка работала на другие отряды, а Денис сидел на своей базе и мучился бездельем. Тринадцатого июля, в день открытия Московской Олимпиады, он решил сделать первый маршрут с пятикилометровым подходом. Сопка, на которую он пошел с сыном Васей, получила название Олимпийской. По пути к ней маршрутная пара пересекла Чануанскую рощу - густые заросли трехметровых чозений с кустами красной смородины.

Продираясь сквозь кусты, Денис провалился в яму, заполненную водой. Вася, шедший позади, радостно заржал, ловушку пере­прыгнул и тут же угодил в другую такую же яму! Теперь расхохотался Денис - нет ничего приятнее для человека, чем видеть др­угого в таком же дурацком положении, в котором сам побывал.

Пройдя рощу и несколько рукавов Чануана, маршрутчики подо­ждали еще двоих - техника-геолога Комкина (студента-прак­тиканта) и рабочего Ждана. Вверх по склону горы Олимпийской Де­нис наметил профиля литохимического опробования и вся груша прошла по нему. По ходу Денис учил студента пробоотбору и ведению записей в журнале. На вершине горы Денис покинул металлометристов и пошел по своему маршруту. Вася следовая за ним. На южном склоне горы отца и сына поразили своей неожиданностью и красотой кусты дикой розы - цветущего шиповника. В долине реки Чануан прошли каньон - корен­ные скальные выходы массивных песчаников. Через бурную валунистую речку Денис и Вася переходили осторожно, подняв голенища резиновых сапог. Вася держался за отца. На выходе из каньона маршрутчики увидали множество стрижей и их гнезд, прилепленных к стенке обрыва.

Первый в жизни геологический маршрут оставил у Васи много впечатлений. И удивительная для восточной Чукотки чозениевая роща со смородиной, и смешные случаи, и цветущий шиповник, и обед на альпийском лугу, и бурная речка, и стрижи. На базе Вася обучался рыбной ловле у завхоза Рогова. Хариус, снятый с крючка, или вынутый из сетки и трепещущий в руках, приводил мальчика в восторг. "Хорошо в поле, - сказал однажды Вася, - я тоже буду геологом».

Неожиданно на базе появился заброшенный на лабаз Толик Виденко. «Девочкам нужен тазик»,- объяснил он причину своего при­хода. На базе геолога ждал приятный сюрприз - булькающая посылка от жены, прилетевшая санрейсом для Петра. Толик, не мешкая, выпил две бутылки вина, упал на спину и заснул рыжей бородой к небу, с дымящейся сигаретой в зубах, свесив с нар ноги, обутые в болотн­ые сапоги - не успел снять. Проспавшись, геолог засунул в рюк­зак забытый впопыхах при вертолетной заброске тазик и отправился во свояси, за двадцать пять километров, через хребет, в соседнюю долину. Там его встретили улыбками, аплодисментами и словами благодарности миниатюрная черноглазо-раскосая красавица-якуточка Саргылана и крепенькая голубоглазая хохотушка Леночка. Обеспеченные всем необходимым, девочки трудились безропотно, в меру сил отбирая литохимические пробы на крутых склонах Чануанских гор.

Вскоре после ухода Толика студент Комкин и рабочий Ждан обнаружили в тундре оленя, подранили его и погнались за ним. Олень переплыл на остров, расположенный посреди небольшого озера и спрятался там в кустах. Взбудораженный Комкин прибежал на базу, закричал:

- Нужна лодка! Скорее! Уйдет!

- Кто уйдет?

- Олень! Мы его ранили! Он на острове сидит, Ждан его стережет.

- А где это место?

- Да недалеко, километров пять отсюда.

И ты собираешься лодку тащить?

Да.

Пока Комкин бегал за лодкой, Ждан, бросившись в ледяную воду, доплыл до острова и спугнул оленя. Рогатый переплыл озеро и ушел в тундру. Окоченевший Ждан, клацая зубами, прыгая и приседая, остался на острове, назад ему никак не хотелось. Приперся с лодкой на горбу распаренный, потный Комкин. Увидав на острове пляшущего  Ждана, он страшно удивился.

- Ты как туда попал?

- Пе-пе-реплыл.

- За-за-чем? - спросил Комкин, тоже почему-то заикаясь.

- Ну что ты стоишь? - заорал Ждан. На-на-дувай лодку, гони сюда, я плыть обратно не могу, во-вода холодная!

- А олень где? - накачивая лодку, крякнул Комкин.

- У-бе-бе! Убежал! Ту-ту,..туда. Вту-ту... тундру.

На базу лодку в быстром темпе тащил, согреваясь, Ждан. Инте­ресные ребята! Комкин - коренастый, широкоплечий, черноглазый, о длинными черными волосами, перевязанными красной лентой через лоб - красивый малый, похожий на киношного индейца. Ждан - цыган, высокий, атлетического сложения, смуглый, с черной, пышноволосой, кучерявой головой. И оба - анархисты, совершенно неуправляемые, своенравные, говнистые парни. С ними Денису предстояло выбрасываться на лабаз и работать весь сезон.

Проявили они себя уже на базе. В один из длинноподходиых маршру­тов при жарко-душной погоде Денис, как обычно, энергично шагал впе­реди, а его спутники - Комкин и Ждан -лениво плелись следом. На длин­ном подъеме - тягунке среди моренных холмов ребята как-то вне­запно исчезли. Они, по-видимому, присели отдохнуть да и заснули, по­тому что поздно легли спать, долго колобродили, бренчали на гитаре. Денис поднял их рано - и вот результат. Искать молодых мудаков он не стал, Комкин имел карту с профилями пробоотбора и мог самостояте­льно выйти на участок. Но и там в течение всего дня Денис металлометристов не заметил. Обнаружил он их поздно вечером на базе.

- Вы где были? - зло спросил начальник отряда. - Куда вас черти носили?

- Были там, где намечено на карте, - спокойно, глядя прямо в глаза Денису, ответил Комкин.

- И что вы там делали? Пробы отбирали?

- Отбирали. По всем профилям.

Почему же я вас там не видел?

Не знаю.

И в самом деле - журнал заполнен, пробы есть, но не отобраны ли они с одного места? Там, среди морен, где спали эти засранцы? Как это определить? Только по анализам, которые будут только зимой. Пришлось Денису поверить и смириться.

Долгожданный вертолет появился в конце июля. На нем прилетел заметно поддатый Федор Свистопляоов, помог загрузить и забросить лабазы в верховья Чануана. У Дениса начались, наконец, систематические поисковые маршруты.  Он ходил один (Вася остался на базе), без радиометра, выискивал рудную минерализацию, брал штуфные пробы со всех «подозри­тельных» - гидротермальных и метасоматических образований. Он тас­кал такие тяжеленные рюкзаки, что аж трещали лямки. Конкин и Ждан сначала ходили вместе, потом для ускорения работ стали ходить по одному. В первых маршрутах ребята хитрили, брали маленькие, по полмешочка пробы - ну чтоб легче было тащить. Денис им сказал, что так не годится, пробы у них не представительные, надо набирать полные мешочки.

- И так рюкзаки тяжелые, - огрызнулся Ждан.

- А ты мой попробуй, - предложил Денис.

Ждан, стоя на коленях, двумя руками дернул рюкзак - не поднимается.

- Ого! – воскликнул рабочий, стал на ноги, с трудом оторвал рюкзак от земли и немного передвинул его в сторону.

- Да-а-а...., - только и смог вымолвить он.

- Вот так, ребята. Прошу вас - берите полноценные, представительные пробы. А то от таких проб, что вы берете, после просева ничего не ос­танется .

Отработав один лабаз, группа Доценко перешла на другой. Здесь к Денису пожаловали неожиданные и нежелательные помощники. Вопреки на­меченному плану на стоянку привел своих девочек с тазиком Толик Виденко.

- В чем  дело? Что такое? – возмутился и встревожился Денис.

- Наш лабаз разграбил медведь. Я туда ходил предварительно один. Бочка открыта, банки побиты, керосин вылился.

- Та-а-к, - протянул огорченно начальник отряда. - Обидно, досадно, но ладно. Будем работать вместе, быстрее закончим, а потом отра­ботаем и твой участок.

Об уничтоженных продуктах Денис ничего не сказал, все и так знали что их стоимость расписывается на тех, кому они были предназначены. Не повезло ребятам и девчатам, придется платить за медвежьи услуги. Студентки и студенты рвались на базу, они бегали по профилям как гор­ные козы и козлы, набивая рюкзаки мешочками с суглинком и супесью, стремясь побыстрее выполнить план, закончить металлометрическую съем­ку масштаба 1:25000.

Денис видимого касситерита не находил до тех пор, пока ни посе­тил рудопроявление Обзорное, открытое в прошлом году Крюкановым. В одной из канав он нашел красивую друзу касситерита и взял ее для личной коллекции. Так и вернулся он на базу, не сделав никакого от­крытия. Оставался неотработанным еще один, последний участок - может быть, там что-то есть?

3. Мечта сбылась!

К концу сезона в отряде появился вездеход, дали под завязку. Водитель - Витя Мусатев, Мусик, "Ясно море", тот самый, который на Амгене бузил в 1969 году. Прибыл Мусик не один, а с веселой, разбитной подругой, приобретенной в отпуске, и шаловливым щенком Кешкой. Пост­роил себе Мусик терем, попросил Васю украсить его. Вася нарисовал на фанерной двери цветы в горшках - символ семейно-мещанского счастья. Все бы хорошо, да вездеход был сломан, требовал ремонта. Мусик
с тремя помощниками - веселой женушкой Ольгой, шаловливым щенком Кешкой и покладистым геологом Виденко - кое-как дополз до поселка Чаантальской ГРП, утопил вездеход в Телекае. Разведчики вытащили злопо­лучного инвалида из реки, сделали, где требовалось, сварку и Мусик с тремя помощниками благополучно возвратился домой.

На последний, четвертый по счету лабаз, Денис и Толик выехали на этом самом вездеходе. Дорога была ужасной. На многочисленных ледниковых валунах (бульниках, как говорил Мусик) раз за разом слетали гуски, лопались торсионы. Там, где это происходило, ручьи получили названия Трак, Гуска, Торсион. Не доезжая до лабаза километров пять, вездеход окончательно развалился, глыбово-каменистая дорога стала для него совершенно непроходимой и Денис пошел пешком, оставив Витю и
Толика возиться с бесполезной железякой.

Палатку он ставил один. Веселенькое это дельце, особенно в сильный ветер! Ох и пришлось геологу побегать и попрыгать, устанавливая стойки и натягивая веревки! Палатка-шестиместка много раз пада­ла и все надо было начинать сначала: стойки - камни - веревки-растяжки. И все же он осилил, поставил, натянул! Дальше - кайф: примус,
ужин, чай, кукуль и сознание достигнутой победы - все-таки обоснова­лся, утвердился, закрепился! Завтра - на работу.

Толик, помогавший Мусику транспортировать вездеход-калеку на базу, появился на стоянке через сутки и подключился к поисковому исхаживанию участка. И вот тут-то Денису и повезло - он открыл рудопроявление (возможно, месторождение) олова - кварц-касситеритовые прожи­лки в ороговикованных песчаниках. Открытие произошло, как это обычно и бывает, совершенно неожиданно (прав, прав, соб-сря, механик Хряпко!). Шел Денис по склону хребта, внимательно глядя под ноги. Вдруг что-то блеснуло в солнечных лучах, геолог наклонился и увидел кристаллы касситерита! Он проследил развалы, детально, как говорится, на пузе, исползал весь склон, нашел еще несколько рудных точек, отобрал штуфные пробы, набил рудой полный рюкзак. В последующие дни на
оловоносном участке было проведено детальное литохимическое опробование. Толик Виденко, разбивая профиля через сто метров, находил, по его словам, много обломков осадочных пород с касситеритом. Геологами был составлен план участка, вынесены все находки касситерита – картина получилась впечатляющая. Смущало одно - Толик со своих многочисленных рудных точек не показал ни одного рудного образца! Денис недоумевал: «Как же так? В чем дело? Ты утверждаешь, что касситерит видел – где же он? Почему нет образцов?» Толик объяснял по разному. В одном случае он утверждал, весь касситерит ушел в пробу, на образец не осталось, другой раз он уверял, что касситерит при ударе молотком по камню осыпается или он слишком мелкий, невзрачный, не стоящий того, чтобы его брать в качестве образца. Короче говоря, темнил товарищ Ви­денко, врал напропалую, а вот для чего - не понятно. Такая уж у него была странная особенность, причем далеко не безвредная и это в экспедиции знали все, он неоднократно попадался на вранье и раньше, в других отрядах. Анализы проб выводили фантазера на чистую воду.

В данный момент и без Толиковых фантазий Денису было ясно - открытие состоялось! Как назвать рудопроявление? Рядом протекал ручей, который студент, проводивший шлиховое опробование, обозвал Мечтой. Денису это название понравилось. Так возникло рудопроявление олова Мечта. Причем появилось оно на территории, уже опоискованной в масштабе  1:50000. Почему его пропустили групповики?   Позже, в каме­ральный период, Денис выяснил, что этот участок, примыкающий к базе Право-Чаантальского отряда ГГС, был оставлен Вадимом Черных на осень, потому что близко, рядом. Здесь был сделан всего лишь один маршрут, по заснеженному водоразделу, мимо оловоносного участка, расположенного на склоне, так что никто ни в чем не виноват. Выполнил этот осенне-снежный маршрут Степан Небаба. Стёпа, привет!

 

4. База. Финальные происшествия

 

Поисковые работы  сделаны, все группы Чануанского отряда собрались на базе. Впрочем, до выполнения плана (двенадцать тысяч литохимических проб) оставалось еще сто двадцать проб. Эти недостающие пробы взялся отобрать на задернованных холмах у подножья гор геолог Олег Карбышев, внук знаменитого генерала. При морозе и ветре это было нелегко, но Олег пробы из мерзлого суглинка все-таки отобрал, он сделал это, добил план! А это означало, что при хорошей оценке  - премия обеспечена.

Началась полевая камеральная обработка материалов. Студенты на базе в этот период – тяжкое бремя для начальника отряда. По ночам – вопли, хохот, песни под гитару. Вражина Комкин завывал в стиле битл-поп-рок. Его вой приводил Дениса и Олега в ярость, начальнику отряда приходи лось вылазить из теплого кукуля, идти и глушить расходившегося хре­нова певца. А утром получалась такая картина: техник-геолог Лена и девочка студентка работают, сеют и упаковывают пробы, а Комкин, гад, спит себе без зазрения совести, причем почему-то не на своем месте, а в женской палатке. Возмущенный начальник отряда находит его, дергает за ногу:

- Эй, Комкин, почему спишь?

- А что, нельзя? Хочу и сплю.

- В рабочее время спать не положено! Тебя этому не учили, что ли? Вставай, хватит филонить! По ночам дико завываешь, а днем спишь! Вставай кому говорю!

Студент Дальневосточного геологического института нехотя вылазит из кукуля, девчата хихикают. «Ну и кот», - говорит Денис, возвращаясь в свою палатку. А однажды утром он вообще не смог его найти. Денис заглянул во все палатки - нигде его нет. Вместе с ним исчезла и Рая - студентка того же института. Через некоторое время Денис выяснил - они спят в бане. «Вот те на! У них любовь, что ли?» - возмутился начальник отряда. - Такое безобразие творится у меня под носом!» Комкина в этот день он так и не видел, а Рая заходила по делу. Выглядела она не­сколько смущенной, закрывала свою нежную шейку воротничком блузки и ладошками, пытаясь скрыть засосы-синяки - следы бурно проведенной ночи.

Студенты были отправлены в Нырвакинот в числе первых. Затем вы­летел Польский (пролежав в больнице месяц, он возвратился в поле и кое-как дотянул до конца сезона), за ним - Глухарев, Виденко, Ждан. На базе осталось четыре человека - Доценко, Карбышев, Рогов и Саргылана. Денис и Олег жили в утепленной палатке со всеми удобствами, им не приходилось выходить на улицу по малой нужде. Из тамбура, где размещалоя рукомойник, Денис вывел наружу толстую канализационную трубу с раструбом на конце и в нее сливал всякую жидкость. Его товарищ по­ступал аналогично.

В октябре наступили сильные морозы. Тысячные стаи куропаток поки­нули долины, поднялись в горы. На базе кончился уголь. Чануанцев вы­ручали запасы угля на пустующей базе соседнего отряда, расположенной в трех километрах ниже по течению Чаанталя (строил базу и завозил уголь Алексей Воронов). Денис и Олег брали большие рюкзаки и по ледовой дорожке, образовавшейся среди кустов и кочек вдоль вездеход­ной колеи, шли за углем. Наполнив рюкзаки (вес груза составлял не менее пятидесяти килограмм), геологи не спеша возвращались домой и разводили огонь. Двух рюкзаков угля хватало на целую неделю - геологи топили печку экономно.

Завхоз Рогов, занимавший отдельную палатку, возил уголь на ка­ком-то санеобразном сооружении. А вот маленькая бедная Саргылаиа пе­рвые морозные дни, не имея топлива, мерзла и страдала. Однажды она не вышла на работу в «Мусикхолл», где сеялись металлометрические про­бы. Денис вошел в ее жилице, осмотрел нары, покрытые пустыми кукулямн, признаков Саргыланы не обнаружил и забеспокоился - где она может быть В туалете? «Ладно, подождем еще, - решил начальник, - авось, появится». Прошел час - Саргыланы нет. Денис еще раз заглянул в ее палатку - пу­сто. Что за чертовщина?

- Сбежала, - предположил Олег. – Одичала и обежала. В тундру.

Денис пошел к завхозу.

- Ты Саргылану не видел?

- Нет, она еще не выходила.

- Откуда не выходила?

- Из своей палатки. Спит.

- Нет ее там, я два раза заходил. Все кукули пустые, плоские.

- Да там она, куда она денется! Покричать надо.

Третий раз вошел Денис в холодную женскую палатку, заорал с порога:

- Саргылаиа, ты где? Отзовись, ау!

- Тут я, - раздался тоненький голосок и в одном из опальных мешков обозначилось слабое шевеление.   Слава Богу, нашлась, живая к тому же, раз­говаривает.

- Я сейчас встану, Денис Иванович, - пропищал кукуль.

Начальник ушел.   На другое утро он увидел дым из трубы Саргыланиной палатки. «Нашла топливо, молодец», - обрадовался Денис. На работу оттаявшая техник-геолог явилась вовремя. Олег сообщил Денису, что уголек ей притащил Рогов, спас девушку от вымерзания. Через нес­колько суток после первой топливно-энергетической помощи Рогов решил, что содержать две печки - свою и Саргыланину - нерационально, получается слишком большой расход драгоценного каменного угля. И он с разрешения Саргыланы перебрался в ее палатку, лег рядом. Здесь он быст­ро сообразил, что спать в двух кукулях тоже нехорошо, прохладновато как-то и с разрешения Саргыланы перебрался к ней. Вот теперь все было в порядке - компактно, тепло, уютно. Никакой мороз нипочем. Так на угольной почве возникла новая полевая семья. Геологам было завидно, они жалели пропащую якуточку. Такая молодая, экзотически красивая де­вочка, а он - бич из бичей, трижды женатый, недавно переболея гоноре­ей - ну что за пара? Погубит он ее - считали ИТР. Как-то, выпив браж­ки, Олег высказал Рогову свое мнение на этот счет. Завхоз поклялся, что намерения у него самые серьезные, жен менять ему надоело, Саргы­лану он любит и не оставит никогда.

Рогов и Саргылана в поселок не спешили, у них был свой маленький рай в шалаше, в котором они переживали медовый месяц. А вот Денис и Олег соскучились по женам и цивилизации, время тянулось для них то­мительно долго. Утром в крепкий мороз Денис, содрогаясь, выбирался из кукудя, быстро-быстро напяливал на себя холодную одежду и растап­ливал печь. Почуяв тепло, начинал шевелиться Олег. Она высовывал из кукуля руку, нащупывал на столе огрызок галеты, откусывал малюсень­кий кусочек и жевал. Затем он доставая сигарету и закуривая. Так он соблюдал свой железный принцип - натощак не курить.

Днем геологи камералили, обрабатывали и упаковывали в ящики литохимичеокие пробы. Частенько сидя за столом, покрытым бумагой, Олег в глубокой задумчивости, машинально рисовал голых женщин. Когда вся его половина стола была полностью изрисована, Денис объявил:

- Ну, Олег, все, ты созрел. Даю в центр экспедиции радиограмму: «Кар­бышев рисует на столе эротические картинки, срочно - требуется вертолет для вывоза его к жене.»

- Не вздумай, я еще потерплю, - буркнул Олег, дорисовывая очередную пышногрудую красавицу-блондинку о темным кучерявым лобком.

- Мы только мечтаем, а Рогов, гад, реально наслаждается, - заметил Денис.

- Да-а-а, Саргылану бы с удовольствием бы, - согласился Олег, - про­зевали!

В конце октября наступил долгожданный момент - последняя проба была просеяна и упакована. Денис со спокойной совестью дал радиограм­му начальнику ЦГГП Пухову: «Вылету готовы ждем вертолет».

5.Поселок. Итоги соцсоревнования

Открытие Чануанским отрядом оловянного рудопроявления «Мечта» оказалось единственным достижением ЦГГП за полевой сезон. На велико­лепные образцы касситерита приходили смотреть все геологи. Зашел и Пухов. Он внимательно осмотрел кварц-касситеритовые прожилки и друзы (оруденение штокверкового типа), пошевелил лохматыми бровями, поч­мокал губами, жамкнул челюстью и разочарованно произнес:

- Нет, это не мечта. Керкергин лучше,

Даже если и так, все-равно это крупный козырь. Полевые матери­ала Чануанского поискового отряда были приняты техсоветом экспедиции с оценкой «хорошо». Экономические результаты тоже оказались хорошими. В соцсоревновании чануанцы заняли первое место, их фотографии с хвалебной статьей были помещены в газете "Заполярный горняк". А самое главное - они получили большие премии. Начальник отряда Доценко до­полнительно подучил приличную сумму за руководство практикой студен­тов (было их восемь человек).

Сразу по возвращении в поселок Рогов и Саргылана устроили в общежитии некое подобие свадьбы. Гулянка была по бичиному проста - пили водку, закусывали хлебом и томатным соком. Единственным представите­лем ИТР был на этой свадьбе Толик Виденко. Он же был приглашен и на свадьбу во Владивосток, где вступили в брак студенты пятого курса Комкин и Рая. Одно перспективное рудопроявление и две крепких семьи - вот с таким отличным результатом Чануанский отряд под руко­водством Дениса Доценко закончил полевой сезон в 1980 году. На вечере полевиков чануанцы пели:

Успевали еле-еле за студентками бежать

И не знали в самом деле, что и как нам окружать.

Эти беглые маршруты дали что-то или нет,

Знают только горы круты, Чануан, Мымлереннет.

По ночам студенты выли под гитарный перезвон.

На лабазах были в мыле, а на базе - мыло вон!

Распрекрасная погода сделать планы помогла,

Рудоносная порода пред комиссией легла!

Это одна сторона деятельности отряда. А вот и другая сторона, от­раженная в радиограмме Толика Виденко, которую он отправил в конце августа Свистоплясову: «Связи отсутствием питания нужны галеты молоко сгущеное пряники конфеты и сигареты с фильтром». Денис перевел этот запрос в стихотворную форму:

Кончилось питание, не поднять нам молот,

Шлите нам скорее, прогоняя голод,

Пряники, конфеты, кофе, шоколад,

С фильтром сигареты, мед и мармелад.

А еще нам надо, чтоб ходить легко,

девичья услада - птичье молоко.

Такой же срочный заказ, но прямо противоположного свойства, по­ступил в центр экспедиции и из Межгорного отряда: «Супину Васильеву В районе много бешеных волков все патроны кончились прошу прислать патроны для карабина и нагана качестве ТБ количестве ТБ тчк Синицин». Пародист Доценко на эту паническую радиограмму отреагировал так:

Ой, под каждою горою волки бешеные воют!

Волос дыбом, прямо жуть! Помогите как-нибудь.

Жду гранат я и снарядов и патронов миллиард.

Присылайте, очень надо. Выручайте! Эдуард.

Но ТБ не нарушайте! Зная правильный объем,

Мы оружием отрядным волков бешеных побьем!

Несмотря на столь сложные, прямо-таки экстремальные условия Межгорный отряд трехлетние полевые работы завершил. Результат получился странный, двойной. Имея разные представления о слагающих территорию горных породах, Синицин и Благоволин нарисовали две разные карты, раз­деленные рекой. А переплывать реку на резиновой лодке для увязки циркулярной радиограммой начальника экспедиции было запрещено (где-то кто-то утонул). Как быть? Денис Доценко пошутил:

Благоволим и Синицин не сбиваются никак,

Разногласия основа - разделяет их река.

Переплыть ее не можно, ведь на это есть запрет.

Чья ж таки рисовка ложна? Кто на это даст ответ?

Выход ясен воем предельно - чтоб друг друга не кусать,

Надо, действуя раздельно, два отчета написать...

Второй групповой отряд - Амгуэмский (начальник Крюканов) - закончил второй полевой забег. Претензии к ним выразил начальник ЦГГП Пухов: " С материалами у них все в порядке, но вот после завершения полевых работ они не хотели выезжать в поселок, упорно сидели на базе». Групповики это свое странное поведение объясняли так:

Ваш поселок нам не нужен, нам на базе лучше жить.

Здесь с работой каждый дружен и свободным может быть.

Нету политинформаций и не дергает никто,

В окружении формаций мы счастливы, нам легко.

А в поселке, как ни пашешь, Пухов может сокрушить

И парная хуже нашей - так куда же нам спешить?

Продолжались поисково-разведочные работы кустарным способом и малыми силами на месторождении керамзитового сырья. Нерудный отряд, состоящий из одного начальника (Занозы) и одного рабочего (Ивана) выдал за сезон фантастическое количество кубометров канав (на бумаге).

Десять тысяч фактом стало, а проходчик лишь один.

Наш Заноза с капиталом, сам себе он господин!

Северо-Иультинский геофизический отряд бесславно, без единого заверенного буровой скважиной гранитного "кумпола", завершая работы в в Иультинском рудном районе, частично перебросился на Чаанталь. Сос­кучившийся по простору и вольной полевой жизни начальник отряда Воро­нов построил вторую базу, которая спасла от замерзания соседний Чануанский отряд («Спасибо, Леха!» - орал в октябре Денис Доценко, сбрасывая рюкзак с углем у своей палатки). Летом Леша, плавая по Телекаю и Чаанталю, весело напевал:

Удалился я на Чаанталь, закалился я в труде, как сталь.

Базу сам, один построил! Впрочем, вру, нас было трое - Я, студент и с нами рыжий кот.

При отъезде огненно-рыжий красавец-котище сбежал, выпрыгнул из вездехода и скрылся в Чануанской роще. Больше его никто не видел, а Леха получил колоссальный нагоняй от своей супруги Лены.

Продолжал успешно темнить Экугваамский геоморфолого-геофизический отряд, про который геологи язвительно пели:

У Колечко все в порядке, по науке, по уму.

Хвалят парня без оглядки, все потворствуют ему.

Геофизиморфологика - математика и логика.

Ах, штучки вы дрючки мои, грави-грави-закорючки мои!

Для Серова стал Колечко новым типом, образцом.

Геофизика! Словечко стало истины творцом.

Геофизиморфологика - математика и логика,

Ах, штучки вы дрючки мои, грави-грави-закорючки мои!

Развернувшись во всю свою необузданную глубь и ширь, универсальный организатор всяческих работ Виталий Клевый в Олимпийском вось­мидесятом году руководил геолпоходами. Вот его озорная с намеками песня, которую он лихо, по цыгански, исполнял под гитару:

Я ходил в геолпоходы, самоцветы собирал,

За красивою породой ездил даже на Урал.

Расчудесные агаты словно рыбу я удил,

По горам-горам горбатым комсомолочек водил.

Побывал я летом всюду, все разведал, все проню...

Детективом вечно буду, тайну свято сохраню.

За себя не беспокоюсь, я, друзья, не ротозей.

А когда с Чукотки смоюсь, покажу я вам музей!

Никах не мог разделаться со своим Туманным месторождением золота и его туманными перспективами несчастный Веник, один, без помощников пургующий в тундре. Под новый год вместе с пургою он взвыл и сам.

На Туманном знаменитом летом, осенью,  зимой.

Не хочу я аммонита, Тома, я хочу домой!

Бьюсь с пургой, как с ведьмой злою и канавы - ни в дугу.

От тоски я волком вою! Тома, больше не могу.

И кацо пропал куда-то, нету Ваха, Боже мой!

Новый год - такая дата! Тома, я хочу домой.

Кацо - это геолог-грузин Вах Декадзе, не вернувшийся из поселка и оставивший Венику полевые записи на грузинском языке. Большинство геологов-полевиков в ноябре, покинув неуютные па­латочно-толевые хутора, возвращались  в  зимние квартиры и теплые со­ртиры. У Дениса Доценко двойное торжество - возвратившись в семейный уют, он поздравил с днем рождения свою жену-бабу-хозяйку, ставшую начальницей картосоставительокой группы (оформительской). На эту должность Оля согласилась нехотя, поддавшись уговорам гланого геоло­га Виноградова. Она часто сожалела об этом - разнузданно-капризный женский коллектив ежедневно выводил ее из равновесия. Тем не менее, стихи для нее получились бодрыми, оптимистичными.

На крайнем Северо-Востоке живет, работает, поет.

В краю седом, краю далеком нашла призвание свое.

Работа, дом, семья и дети - все Оля здесь приобрела.

Хоть вместо солнца лампа светит, в оформбюро идут дела.

Тут языки и перья остры, тут жизнь всегда бурлит ключом,

Тут быть начальницей непросто, но это Оле нипочем.

Она мила, трудолюбива, ей в экспедиции почет.

Она на Севере счастлива - так пусть же Волга не влечет.

Год заканчивался производственным юбилеем начальника темати­ческого отряда Цукина, прослужившего на Чукотке двадцать дет. Денис Доценко воспел Юбиляра.

Геннадий Цукин знаменит двадцатилетним стажем.

Как зрелый муж и эрудит заметен, прямо скажем.

Чукотку всю он от и до прошел, пронзая взором,

Оставил множество следов по тундре и по горам.

Геолог мощный и спортсмен, еще лет двадцать с гаком

Трудись, не зная перемен, всегда дружи о рюкзаком!

В конце ноября, сразу после защиты полевых материалов, Дениса вызвал начальник партии Пухов и сообщил - надо браться за составление проекта нового пятилетнего отряда групповой геологической съемки.

Первый проект на групповую съемку писали пять человек в течение шести месяцев. Доценко написал аналогичный проект один за два месяца. Секрет прост - у него было с чего списывать, за образец он взял пос­ледний, прошедший экспертизу проект Анатолия Николаева.

Накануне нового 1981 года начальник ЦГГП заявил:

- Придется, Денис Иванович, этот отряд возглавить тебе.

А как же Чануанокий отряд? Ведь там работы еще не закончены.

Ничего, справятся и без тебя. Там будут Веник, Глухарев, Виденко. А Мараваамский групповой никто, кроме тебя, не потянет. Так что берись, большому кораблю - большое плавание.

Денис подумал и согласился. Мотивы - на Чануане второй Мечты не будет, работать не интересно (мавр сделал свое дело, мавр может ухо­дить). Новые места притягивают и манят, там возможны открытия. Завер­шив проект, Денис занялся подготовкой к полевому сезону, составил в пе­рвую очередь макет сводной геологической карты масштаба 1:100 000 со всеми известными полезными ископаемыми и их поисковыми признаками. Это была неспешная, приятная работа за счет Чануанского отряда. Обобщив материалы предшественников и досконально разобравшись в геологической ситуации, Денис наметил опорные участки и схему отработки территории.

Одновременно с предполевой подготовкой Доценко готовился к двадцатилетию ВЧГЭ. Приказом по экспедиции он был назначен ответственным за художественно-литературную часть праздничной программы. Сценарий потребовал много времени и волнений. Роль цензора взял на себя идеологический отдел райкома КПСС, Доценко и Виноградов ходили туда вместе (по вызову) и корректировали текст. В конце концов программа была утрясена. Оригинальность ее заключалась в том, что так называемой официальной, казенно-традиционной торжественной части с президиумом за красным столом и трибуной для ораторов не было, воспоминания геологов были вмонтированы в одно цельное представление с концертными номерами.

 

Глава 2. Юбилей

1. Опрос общественного мнения

 

Накануне дня геолога и двадцатилетнего юбилея ВЧГЭ отдел историко-иронических исследований (ОИИИ) редколлегии газеты "За недра Чу­котки" предложил читателям анкету под названием "XX лет с успехом и без". На первый вопрос: "Как вы откоситесь к нашей славе и как на Вас влияет ее бремя?" были получены такие ответы:

- Слава - высокая гора. Постоянно жить на горе неуютно - сквозит. Беспокоит мысль о спуске  (плавно или кувырком?) В общем, "умный в гору не полезет, умный гору обойдет."

- Нормально. От славы еще никто не умирал.

- Плохо. Стыдно. Вызывает досаду. Внешний успех - щит для тунеядцев.

- Славу нашу считаю вполне заслуженной, ибо с нас, геологов, все здесь на Чукотке и начиналось.

- Никакого давления "бремени славы" не ощущаю, потому что считаю, что человек создан для удач, а неудачи - временны.

- Человек ко всему привыкает. А когда чего-то слишком много, когда что-то перестает быть дефицитом, оно, это самое, считается обычным и не замечается.

- Наша слава хорошо вписалась в интерьер и украшает его.

- Радует глаз, но мало греет.

- Положительно. Слава не только морально, но и материально повышает наш уровень и прожиточный минимум.

- Не слава, а определенный успех и, возможно, временный, обеспеченный закономерным накоплением геологической информации и улучшения качества работ. В подобной ситуации работать сложно. Увеличилась квартальная и годовая отчетность, объем машинописных, картооформительских работ в связи с неплановой передачей запасов ИГОКу через ТКЗ и по актам. Воло­киты прибавилось. Любопытно, что любое наше серьезное открытие вызыва­ет сначала восторг, а потом недоверие. На россыпях золота сразу возни­кает многократный контроль, оживает наука. Ученые столбят открытия один за другим, проводится серия экспериментов, подключается геофизи­ка, а в итоге все решает шахтное сечение. Бестолковщины много.

- К нашей славе отношусь индифферентно, потому и влияния никакого не испытываю.

- Слава приходит и уходит, а мы остаемся. Во всяком случае такому бремени нас не согнуть.

ОИИИ тоже считает, что «от славы еще никто не умирал» и «такому бремени нас не согнуть», а также, что «слава... повышает прожиточный минимум».

Второй вопрос. Какое самое потрясающее событие произошло в геологической жизни за последние двадцать лет на Северо-Востоке Азиат­ского материка?

Ответы.

-  Сокращение поголовья оленей.

- Потрясающих нет. Значительное - открытие Майского золоторудного ме­сторождения черносланцевой формации.

- В прямом смысле - извержение Толбачека, в переносном - отъезд с Чукотки тов. Тафика.

- Ванкаремский провал!

- Пятилетнее «землетрясение» (1973-1978) на Ванкаремской низменнос­ти. Жертвы были. Особенно пострадал "эфиоп" Рубанович, который еже­дневно находился в эпицентре.

- В 1977 году из непромышленной россыпи золота по ручью Озерному Смеян смог выжать промышленную.

- ВЧГЭ заимело свое собственное золотое месторождение - прииск Вос­точный.

- Открытие практической значимости Охотско-Чукототского вулканогенного пояса. Как бы мы двигались дальше вперед без пояса, просто не знаю.

ОИИИ согласен со всеми высказываниями, но все же считает, что самым потрясающим событием за последние двадцать лет было создание Восточно-Чукотской экспедиции.

Третий вопрос. Какой год был самым находчивым и какой - неу­дачным?

- Наиболее удачный - 1962 (открыты Экуг, Керкергин, Телекай, появи­лись первые пробы с весовым золотом на Милюте и Метегынканье, най­дена раннетриасовая фауна, приехал Мудренко). Неудачных годов не было.

- Для руды удачны 73-74 годы (первая групповая на Чаантале), для россыпей 79-80 (Ленотап). Неудачный год - 1965, когда не растаял снег.

- Год находки керамзитового сырья. При дальнейшем расширении фронта работ на этом поприще (выход в район развития сугубо осадочных по­род) можно смело ставить тридцать или пятьдесят керамзитовых отря­дов! И тогда экспедицию назовут ВЧКЭ ( Восточно-Чукотская керамзитовая экспедиция).

- 1962 год. Экспедиции один годик. Она получила три замечательных по­дарка сразу - золотой (Пеньельхин), оловянный (Экуг) и вольфрамовый (Неркергин).

- Наиболее находчивыми являются годы 1964 (найден Пеньельхин) и 1972, когда геологи Черных, Маевский и Майоров нашли в верховьях Эргувеема еще живых работников Смешторга, пропадавших в тундре двадцать пять суток.

- Находчивый - 1979 год (открытие Ленотапа), неудачный - I960 (ро­ждение Чаантальской поисково-разведочной партии).

- Самым находчивым годом   является 1975. Тогда Дубов вселил в душу экспедиции надежду на возможность открытия месторождений рудного зо­лота.   Самый неудачный - I960 год, когда Веник с корнем вырвал эту надежду.

ОИИИ, признав все высказывания справедливыми, все же считает самым находчивым 1967 год, когда команда ВЧГЭ выиграла районный КВН (клуб веселых и находчивых), неудачным - 1972 год, когда КВН проиг­рала.

Вопрос четвертый. Кто из руководителей экспедиции принес наибольшую пользу и максимальный вред? Какая самая яркая личность была или есть в нашем коллективе?

Ответы.

- Наиболее деятельным и великолепным И.О. был Блямберг. Он же и самая яркая личность.

- Без начальников и главных жили по много месяцев и - ничего...

- Блямберг - Северный Полюс, один из незаконнорожденных сыновей лейте­нанта Шмидта или Остапа Бендеpa!

- Пользу принес Кандырин (сам работал и остальные работали), вред - Ратников ( сам тунеядничал, остальные постепенно разлагались). Яркая личность - Осадчий. Ухитрялся честно и грамотно работать среди воин­ствующих невежд.

- Все были хороши, все принесли только пользу. А ярких личностей было как звезд на небе и все же среди них выделяются Блямберг и Руденко.

- Наибольшую пользу принесли начальник экспедиции Кандырин, лишивший всех геологов премии, и главбух Жупел, при котором геологи стали пре­мии получать. Наиболее  яркими личностями   за последние двадцать лет считаю Блямберга - как юмориста, Доценко - как поэта, организатора всяческой, в том числе и художественной самодеятельности, Сидорова - как величайшего авантюриста (нанесшего и самый большой вред экспеди­ции).

- Наибольшую пользу принес Кандырин - он сплотил коллектив, научил коллегиально принимать решения, был инициатором многих хороших дел.

Наибольший вред был от Тафика, который сумел развалить коллектив, отучить мыслить коллегиально и был инициатором многих плохих дел. Самая яркая личность была и будет Женщина – геолог - полевичка. Почему? Да потому, что она всем нравится!

- Польза - Кандырин. За чужой счет (НГЭ) исследовал восток Восточ­ной Чукотки - очень хитрый начальник! А Супин зачем-то воссоединил Восточно-Чукотскую и Hayханскую экспедиции, чем принес им обеим вред. Самая яркая личность - безусловно Блямберг, чьи афоризмы, со­физмы, жизнелюбие, бодрость всегда могут служить живым примером.

ОИИИ, присоединяясь к высказанным мнениям, считает необходимым подчеркнуть, что главный инженер Сидоров был не только авантюристом, но и великим аферистом, причем о его проделках знали и молчали все.

Вопрос пятый. Какой эпитет выражает всю глубину Ваших чувств к Восточно-Чукотской экспедиции? Как бы Вы ее ласково обозвали?

Ответы.

- Перепрославленная. Кисанька.

- Фальшивая. Свинюшник.

- ВЧГушечка - чекушечка.

- Спящая любимая. Неомать.

- Многострадальная. «Ляпонька»  (по Блямбергу ).

- Приют «Тихэ життя».

- Старое пепелище. ВЧГЭшница - грешница.

ОИИИ отмечает правдивость определения «ВЧГушечка - чекушечка» и предлагает читателям газеты «За недра Чукотки» угадать, кто это при­думал. Отгадавшего ожидает приз фотография автора с автографом. ОИИИ благодарит сотрудников экспедиции, ответивших на вопросы.

В преддверии праздника экспедиция поздравила с двадцатилетним чукотским стажем главного геолога Евгения Виноградова.  Профсоюз вручил ему подарок и памятный адрес со стихами Доценко. Уж для лу­чшего-то друга Денис расстарался, выдал жемчужину! Вот что он написал:

Двадцать на Чукотке –

Зрелость наступила.

В этом самородке

Есть взрывная сила.

 

Чин большой и славу

Честно заработал.

Что-то в нем от лавы,

 От вулкана что-то.

 

Из металлов сделан

Редких, благородных,

Он душой и телом

Весь в делах народных.

 

С верною гитарой

постоянно дружен,

С Машею на пару

Всем как воздух нужен!

 

Сразу после чествования Виноградова в экспедицию для защиты отчета прилетел из Наукана единственный в мире чукча – инженер - геолог Миша Тумкыргав (Науканская экспедиция как самостоятельное подразделение была ликвидирована и снова присоединена к ВЧГЭ). Защитив отчет на «хорошо». Миша запил. Нашли его только через неделю в доме колхозника среди сородичей-пастухов. Самостоятельно возвратиться в Наукан Тумкыргав не мог. Руководство экспедиции приняло решение вызвать для сопровождения его жену Ирину Истецкую. Это был испытанный прием, повторяемый ежегодно. Тщедушный интеллигентный очкарик трепетал перед этим великолепным женским существом с пышкой грудью, тонкой талией и необыкновенной величины, роскошными бедрами. Прекрасное, выразитель­ное, скульптурное тело украшала круглая русоволосая головка с красивым, но злым лицом Медузы Горгоны. Улыбаясь, Ирина показывала ряд крупных редких зубов с       острыми, как у росомахи, клыками.

В Наукане Ирину Истецкую Мишины друзья-собутыльники страшно боялись. Если Миша домой долго не появлялся, она шла в общежитие или по знако­мым квартирам, находила мужа, разгоняла алкашей, нещадно их матеря и пиная (как-то в порыве гнева она даже одного мужика саданула по башке кирпичом), волокла безропотно-пьяного Мишу в свое логово и там дуба­сила его. Bсe геологи – науканцы, рыбаки и охотники на морзверя знали - пить с Тумкыргавом опасно, в любое время может нагрянуть «эта злобная тварь».

В Нырвакиноте, вдали от супруги, Миша чувствовал себя спокойно, раздольно - никто не охотился на него, а местные геологи много и охот­но пили с ним. Собеседник он был замечательный - веселый, остроумный, заразительно смеялся, обнажая влажную розовую десну и говоря при этом: «Шут его знает!» Чаще всех, пожалуй, с Тумкыргавом за бутылкой вина встречался Денис Доценко - в деле потребления алкоголя эти два геолога были «одного поля ягоды». Но если Доценко за пьянки администрация систематически наказывала, то Тумкыргава, как раритетного представителя вымирающего национального меньшинства, прощала, да и общественные ор­ганизации боролись за него. Спасательную команду возглавляла кру­тая, но любящая супруга Ирина Истецкая. Она летала за загулявшим «соколиком» не только в Нырвакинот, но и в Провидения, и в Анадырь - у Миши везде, по всей Чукотке было много пьющих друзей самых разных на­циональностей.

В промежутках между пьянками Тумкыргав усердно и результативно трудился - свое геологическое дело он знал хорошо. Если же его спраши­вали о стратиграфических или магматических проблемах, которые ему были не ясны, он разводил руками и отвечал: «Шут его знает!»

Знаменитый чукча-самородок и его прославленная жена стали почетными гостями празднично настроенной экспедиции.

« НАМ – ДВАДЦАТЬ!»

Под таким лозунгом, висящим над сценой нырвакинотского дома культуры начался праздник геологов, его официальная часть. Фанфары. Занавес открывается. На сцене - задник, горный пейзаж с палаткой у реки. На переднем плане - столики с цветами, микрофоны и двое веду­щих - Денис Доценко и Инга Сосновская  (Карамба).  Ведущие по очере­ди читают.

1946 год. Организовано Чукотское строительное управление Дальстроя, в его составе -  геологоразведочный отдел (ГРО Чукотстроя), которому передано для дальнейшего освоения оловянно-вольфрамовое месторождение Иультин и производство поисково-съемочных и раз­ведочных работ в восточной части Чукотского национального округа. На берегу бухты Нырвакинот возник одноименный поселок.

1957 год. Организована Чукотская геологическая экспедиция с центром в поселке Анадырь, ГРО Чукотстроя введен в состав этой экспедиции и переименован в Нырвакинотскую группу партий (НГП). Прошло несколько лет. Значительные перспективы территории потребо­вали расширения работ, что вызвало необходимость новой реорганиза­ции геологической службы на Чукотке.

1961 год. Весна. На базе НГП создана Восточно-Чукотская геологическая экспедиция (начальник Сидельцев,  зам-нач-по-хч Блямберг, главбух Литвинов, главный механик Рахлин, главный геолог Катков, техник-радист Луговая и другие, всего пятнадцать человек АУП). Сегодня, I апреля 1981 года у нас двойной праздник: профессиональный -   День геолога и производственный - двадцатилетие предприятия, О наших достижениях в период самостоятельного существования расска­жет   главный геолог экспедиции Евгений Макарович Виноградов.

Речь Виноградова

Товарищи геологи, уважаемые гости! Мы собрались торжественно отметить День геолога и подвести итог деятельности экспедиции. ВЧГЭ успешно справилась с решением основных задач за всю десятую пятилетку. Выполнен план по приросту россыпного и рудного олова, значительно перевыполнен по россыпному золоту. Этот праздник примечателен еще и тем, что он совпадает с двадцатилетием образования Восточно-Чукотской геологической экспедиции и началом нового трудо­вого цикла всего советского народа - одиннадцатой пятилетки.

Экспедиция прошла большой и сложный путь в освоении недр Чуко­тки, значительно окрепла и выросла. В условиях сурового Заполярья и бездорожья пройдены колоссальные объемы подземных горных выработок, шурфов, канав, колонковых скважин и скважин УКБ,  завершена геологи­ческая съемка масштаба 1:200000, а перспективные рудные районы и узлы засняты и опоискованы в масштабе 1:50000 и крупнее.

Все виды геологических исследований были направлены на решение важнейших задач народно-хозяйственного значения, а именно, на расши­рение материально-сырьевых ресурсов для действующих и будущих горно­добывающих предприятий. Эта программа продиктована историческими съездами и постановлениями ЦК КПСС и по мере возможности постоянно реализовывалась коллективом экспедиции. Важнейшие открытия следующие.

1962 год. Керкергинское оловянно-вольфрамовое  (Пухов), Экугское оловянное  ( Молкин, Шилов) месторождения.

1964 год. Первая промышленная россыпь золота  (Руденко, Доценко), на базе которой основан прииск Восточный.

1966-1968 годы. Звонкое  (Тутушкин, Чобра), Амгеньское  (Воронов, Ступак) и Эльмаунское  (Кадыков, Козин) оловянные месторождения.

I97I-1972 годы. Верхне-Чаантальский оловоносный район (Виногра­дов, Крюканов), первая промышленная россыпь олова (Свистоплясов), Ленотапская группа золоторудных проявлений и прогноз на обнаружение здесь промышленных россыпей золота ( Черных, Виденко, Котов и др.)

 I974 год. Промышленная россыпь олова в бассейне ручья Седого ( Майна-ГРП).

1975-1976 годы. Рудные месторождения золота Свободное  (Дубов) и Туманное (Веник).

I977-I980 годы. Группа промышленных россыпей золота и олова в районе прииска Восточного и поселка Иультина (Буровая ГШ, Аркавенко, Куликов).

I980 год. Перспективное рудопроявленив олова Мечта (Доценко).

В разные годы для Иультинского Г0Ка разведаны Светлое, Керкергинское, Тариэльское, Солнечное оловянно-вольфрамовые и Экугское оло­вянное месторождения. По заявкам населения разведаны также месторождения подземных пресных вод и строительных материалов.

В настоящее время Восточно-Чукотская геологическая экспедиция почти по всем показателям находится в апогее своего развития. Сущест­вуют предпосылки к тому, что она еще длительное время будет находить­ся на достигнутой высоте. Мы еще себя покажем!

Бурные аплодисменты

Ведущие продолжают.

- Пятнадцать лет назад в стенах этого здания мы отмечали первый Все­союзный День геолога. Ветераны экспедиции хорошо помнят наши невинные игры и забавы, в результате которых директриса Люда Луста сперва го­рестно всплеснула ручками, а потом радостно воскликнула: «Слава тебе, Господи! Теперь-то, наконец, когда при перетягивании каната сорвана батарея, вырван, так сказать, гнилой зуб, в клубе сменят отопительную систему! Сколько лет добиться не могла, а теперь коммунальное предпри­ятие никуда не денется, отремонтирует. Спасибо геологам, помогли».

- Тем не менее,  за такую медвежью услугу нас долгое время в ДК, мя­гко выражаясь, не приглашали. И вот мы снова здесь. Спасибо новой ди­ректрисе Нине Захаровне за предоставленную возможность тряхнуть ста­риной, еще раз попробовать наши силы в этом доме! Спасибо за госте­приимство и благородный риск!

- Отдав должное историческому зданию и его симпатичным хозяйкам, вернемся к исходной точке, к двадцатилетию экспедиции. И даже раньше, ибо экспедиция возникла не на голом месте, ее основу составили люди, поселившиеся на берегах залива Креста задолго до реорганизации. Исходя из этого, всех ныне здравствующих геологов ВЧГЭ можно разделить на три племени.

1. Племя первопроходцев - реликтов эпохи палеолита.

2. Племя ровесников экспедиции эпохи мезолита.

 3.Племя современное, младое, эпохи неолита.

- Из племени первопроходцев до Юбилея дотянули Григорий Соколов (начало работы - 1952 год), Виктор Галин и Федор Свистоплясов (1955) Алексей Воронов (1957), Кирилл Пухов, Ирина Свистоплясова, Генрих Козин (1959), Геннадий Цукин (I960). Названных товарищей просим под­твердить свое существование, подняться на сцену и присесть за стол Почета.

- А где Соколов? Ему предоставляется возможность впервые за двадцать девять чукотских лет сказать первое публичное слово. Григорий Петрович, где вы? Ау!

Из зала передают записку. Ведущий читает про себя и объявляет:

- Товарищи, Григорий Петрович просит его извинить, он к выступле­нию еще не готов. Пишет, что своими воспоминаниями и размышлениями он поделится через двадцать один год, в свой пятидесятилетний произ­водственный Юбилей. Ничего не поделаешь, придется подождать.

- Перейдем к следующему оратору - Федору Владимировичу Свистоплясову. Вы знаете, что Федор Владимирович великолепно катается на гор­ных лыжах, на «Буране», велосипеде, моторной лодке, мотоцикле, везде­ходе, автомобиле и прочих видах транспорта, он участвовал во всех гонках и всегда брал призы, обгоняя даже Клевого, но здесь ему этого делать не придется. Он поделится своими знаниями и впечатлениями о былом, расскажет о тех людях, которых он уважает. Пожалуйста, Федор Владимирович, слушаем Вас.

Выступление Свистоплясова

По сложившейся традиции при ведении геологических работ мы всегда обращаемся к предшествующим исследованиям, отмечая основные вехи развития геологической мысли и реализации ее в конкретных прак­тических результатах. Нечто подобное будет предложено вам.

Систематические геологические работы на Чукотском полуострове начаты в связи с открытием Северного морского пути в тридца­тых годах, когда Арктическим институтом и Горным управлением (ГУСМП) был организован ряд экспедиций. Этими экспедициями были намечены ос­новные черты геологического строения Чукотки, открыты многочисленные проявления полиметаллов. Осенью 1937 года геологом второй Чукотской экспедиции Миляевым открыто крупнейшее в Союзе   Иультинское, а годом позже - Северное оловянно-вольфрамовые месторождения. В военные годы Любовь Михайловна Шульц (впоследствии начальник ГРО Чукотстроя) вблизи Иультина открыла месторождения Светлое и Солнечное.

В 1946 году ГРО Чукотстроя начал разведку Иультинского месторож­дения и планомерные региональные геологосъемочные и поисковые работы, в которых и мне пришлось участвовать. Вместе с Любомировым и Пуховым я проводил увязочные работы по составлению Государственной геологиче­ской карты масштаба 1:1 000 000, затем картировал Телекайский и Экитыкинский рудные районы, искал знаменитые «точки Серпухова» в пятидесятых годах, когда были заявлены Капитанское и Водораздельное место­рождения олова. Вместе с Генрихом Козиным и Степаном Небабой я прои­зводил оценку Мымлереннетского рудного узла. Результат - промышленная россыпь касситерита. Пришлось мне заниматься поисками россыпей и в -Амгуэмском районе (еще дедовским методом - шурфовкой).

В семидесятых годах большие объемы картирования и поисков были направлены на изучение вулканогенного пояса. Усилиями геологов ВЧГЭ были расшифрованы структуры, определены границы рудных районов и узлов, открыты и оценены месторождения и проявления олова,  золота, серебра.

Ведущий: Итак, обратим свой взор к Восточно-Чукотской вулкани­ческой зоне и геологам, раскрывшим ее кладовые. У истоков пепенского золота и амгеньского олова стоял Алексей Федорович Воронов. Сейчас он проинформирует нас о своих похождениях по земле чукотской.

Выступление Воронова.

Год 1959. Геолого-поисковая партия под руководством Хазбиева (геолог Козин) заканчивает полевой сезон с блестящими результатами - в двухстах километрах на восток от Нырвакинота в бассейне реки Пепен-веем шлиховым опробованием   современного аллювия установлены высокие содержания золота. Первый же шурф подтвердил наличие промышленной россыпи. Руководством Экспедиции (начальник Сидельцев, главный геолог Катков) по согласованию с Северо-Восточным геологическим управлением было принято решение полевые работы на Пепенвееме не прекращать, при­ступить к разведке выявленной россыпи.

Я - молодой специалист, только что вернувшийся из армии, изъявил желание поехать на зимние шурфовочные работы вместо прораба поисковых работ Мити Федина. Самолет АН-2 доставил меня вместе с грузом (проду­ктами) в район работ - устье реки Пепенвеем. На участок работ, нахо­дящийся шесть километров выше по течению, я пришел ночью, меня сопро­вождал Федин. На участке было две жилых палатки, погребенные под тре­хметровым слоем снега. Проходческая бригада состояла из двух рабочих и взрывника. Был еще промывальщик. Рабочим инструментом шурфовщика были забурник, кувалда и лопата. Работа часто прерывалась пургами, подноской продуктов с посадочной площадки, сбором и заготовкой топли­ва - автомобильных покрышек, которые кидали с АН-2.

Постепенно работа налаживалась. Поисковая партия была реорганизована в Пепенвеемскую геолого-разведочную партию, ее начальником стал Спартак Собакин. В феврале из Анадырской экспедиции прибыла гру­ппа опытных шурфовщиков, проходивших шурфы с помощью ломика и взрыв­чатых веществ (ВВ) методом «на выброс». В марте был доставлен первый передвижной домик, начались работы по оборудованию ВПП (взлетно-поса­дочной полосы) для самолета ЛИ-2 и завоз грузов. Через год (весной шестьдесят первого) на базе партии был введен в строй первый производственно-жилой дом, строился второй. Геологическая служба укрепи­лась опытными специалистами Тишкиным и Майоровым. Промывкой и обра­боткой проб занимались техники-геологи Аня Собакина и Лена Воронова. Летом шестьдесят первого в партии появился трактор. Разведка набирала темпы. Параллельно велись поисковые шурфовочные работы и на других водотоках (Леурваам, Сеутакан).

В 1964 году разведка россыпи была закончена. Вопреки первоначальным оптимистическим прогнозам,  россыпь оказалась мелкой и ее передали для старательской отработки. В 1965 году на месторождении началась добыча золота старательской артелью под руководством Асеева,

С этим же периодом связано выявление россыпного золота и вблизи Иультина (ручьи Шумный, Врезанный) старым колымским поисковиком Гордиенко. Была организована   Амгуэмская ГРП с базой на 159 километре трассы Нырвакинот-Иультин. В бассейне реки Майныпоитаваам, вблизи по­селка Мыс Шмидта создана третья - Майныпонтаваамская геологоразведоч­ная партия  (Майна-ГРП), Там под руководством Блямберга я работал горным мастером на проходке шурфов и ударно-канатном бурении. Документацией скважин занимались техники-геологи Тамара Заболоцкая и Лена Воронова.

Бухта Оловянная, коса Оловянная, мощные кварц-турмалиновые жилы, месторождение мышьяка, изобилие радиоактивных аномалий, шлиховые оре­олы рассеяния олова - все это вблизи поселка Нырвакинот, на небольшом участке суши между заливом Свободным и бухтой Нырвакинот, на полуос­трове Амгень. Такие факты не могли не волновать геологов.

Год 1962. Организована Амгеньская геологосъемочная партия масш­таба 1:50000. Ее состав: начальник партии Воронов, старший геолог Дреус, геолог по массовым поискам Кутенков, старший техник-геолог Ступак, техник-геолог Лена Воронова.

Первым же маршрутом Дреуса в истоках реки Эрутты было подтверждено наличие на водоразделе кварц-турмалиновых жил с касситеритом. В конце полевого сезона в верховьях правого притока Эрутты Юра Ступак намыл шлих о небольшим весовым содержанием касситерита, а на склоне из зоны рыжих пород взял копушную пробу и намыл целую горсть тонко­зернистого касситерита и его сростков о породой. При детальном обсле­довании мной места взятия пробы были выявлены обломки кварц-хлоритовых метасоматитов с касситеритом, а затем прослежены оловоносные зоны на водоразделе. Так было открыто Амгеньское оловянное месторождение и положено начало изучению Крестовского оловоносного района с его «невидимым» касситеритом.

В последующие годы Клыковым и Козиным выявлено Эльмаунское оло­вянное месторождение, а Сидоровым и Чоброй - ряд точек с оловянной минерализацией.

Амгеньский полуостров ждет геологов. Работы там будут продолжа­ться после завершения поисков вблизи действующего рудника Иультин. Об этом свидетельствуют положительные результаты разведочных работ, проведенных Денисом Доценко и Александром Крюкановым и возрастающая потребность в олове нашей промышленности.

Ведущий:

- Очень много сделал для экспедиции наш глубокоуважаемый перво­проходец. Кавалер Ордена Трудового Красного Знамени Кирилл Сергеевич Пухов. Одним из приятнейших воспоминаний молодости для него является бокс с медведем. Об остальных событиях он поведает сам.

Выступление Пухова

1961-62 годы нужно считать началом нового этапа в геологическом освоении Восточной Чукотки. Этот период ознаменовался возобновле­нием поисковых и разведочных работ на рудное олово и вольфрам, открытием ряда месторождений после долгого периода мелко- и среднемасштаб­ных геологосъемочных работ, направленных в основном на изучение стратиграфии и магматизма.

В 1961 году на месторождении Светлом разведочными работами руко­води любопытный, уважаемый всеми геолог Евгений Myхин и молодой специ­алист Евгений Виноградов. В настоящее время это месторождение успеш­но разрабатывается ИГОКом, прогнозы, данные разведкой, подтверждаются.

В 1962 году были открыты сразу три месторождения - Телекайское, Экугское оловорудные и Керкергинское оловянно-вольфрамовое. Мне по­счастливилось открыть одно из них, а именно Керкергинское. В процессе маршрута, направленного на поиски фауны, я обнаружил ороговикованные породы, а среди них - развалы кварц-вольфрамитовых жил иультинского типа с редкой вкрапленностью касситерита и шеелита на нижних горизо­нтах.

Гораздо сложнее было найти Экугское месторождение, где мелкозер­нистый касситерит, сосредоточенный в грейзенизированных дайках, визу­ально не наблюдался. К открытию месторождения Виктор Молкин и Митрофан Шилов пришли через выявленный ранее шлиховой ореол касситерита, путем копушного опробования склонов и тщательного поискового исхаживания горы Экуг.

Телекайское оловорудное месторождение было обнаружено Яковом Слямзиным случайно, при поисках радиоактивного сырья. Интересно оно тем, что представляет тоже новый для восточной Чукотки тип оловянных месторождений мало знакомой нам тогда касситерит-силикатной формации, к которой относится известное с тридцатых годов Валькумейское месторождение на побережье Чаунской губы.

Таким образом, 1962 год знаменателен не только тем, что были отк­рыты сразу три рудных месторождения, но и тем, что он явился началом нового этапа поисковых работ, нацеленных на новые типы месторождений неизвестных ранее. После этого почти каждый полевой сезон вплоть до 1973 года приносил открытия оловорудных месторождений или проявлений как в складчатой зоне, так и в вулканогенном поясе.

Ведущая:

-Начиная с 1962 года результаты полевых работ отражались в час­тушках и песнях, исполнявшихся на вечерах полевиков и ставших тради­ционными. Вспомним некоторые из них. Поет вокальная группа "Всё-те-ж - Оля Доценко, Римма Крюканова, Тамара Котова, Валя Маевская, Люба Тынская, Денис Доценко, Слава Майоров, Иван Глухарев и Саша Квасин. Аккомпанируют виртуозы Нырвакинота гитаристы Евгений Виноградов и Виталий Клевый. Начали!

Держит Пухов остро ухо, пользу он стране принес –

Много рыбы и металла с Керкергина он привез.

Эх, топну ногой да притопну другой!

Он сказал: "Запасы дам, потечет рекой вольфрам!"

Ведущие.

- А куда потечет? Правильно, в ИГОК. Сейчас должен был выступить по­лномочный представитель горняков Александр Божко, поблагодарить пер­вооткрывателей за минерально-сырьевую поддержку, но к несчастью, он затерялся где-то по дороге между Иультином и Нырвакинотом. Услышать Сашину горячую прочувствованную речь нам не суждено. Идем дальше.

- За продолжительный и плодотворный труд ветераны-первопроходцы на­граждаются благодарственными письмами, юбилейными значками, а также памятными сувенирами, изготовленными из горных пород и кристаллов горного хрусталя, мориона, касситерита, вольфрамита, шеелита, топаза и берилла мастером камнерезных дел Виталием Клевым. И, наконец, последняя награда - Почетные грамоты и значки "Победитель соц­соревнования I980 года".

- Честь вручения наград ветеранам экспедиции выпала нашему комсомо­лу, точнее, его самому яркому представителю и вожаку, гидрогеологу и просто красивой молодой женщине Зое Щукиной!

Зоя с поцелуями, под аплодисменты, шутки и смех зала раздает награды лысым и седым геологам.

Ведущая:

- Для вас, наши славные ветераны-первопроходцы, исполняется песня "Палаточный город". Поют "Все-те-же".

Прослушав песню, удовлетворенное племя реликтов палеолита спус­тилось в зал. Перерыв, буфет, выпивка-закуска.

Часть вторая. Ведущая:

- Теперь перейдем к эпохе мезолита, к ровесникам экспедиции, гео­логам, начавшим свою трудовую эпопею в 1961 году. Это Евгений и Мария Виноградовы, Елена Воронова, Станислав Майоров,  Зинаида Белова, Денис Доценко, Эдуард Синицин и Адам Рубанович.

- От представителей группы ровесников экспедиции выступит известный выдумщик, (стихотворец, прозотворец, и геолог к тому ж, участник открытия Пеньельхинского россыпного золота, закрытия Матачингайской ртути и Амгеньского олова, первооткрыватель оловянной "Мечты" Денис Доценко.

Выступление Доценко

В отношении Пеньельхинского золотоносного узла я могу сказать "Мы пахали". Особенно в первый полевой сезон 1962 года, при съемке масштаба 1:200000, когда начальник партии, злой до работы и неуемный Леонид Руденко таскал нас по кочкоте при полной походной выкладке и как лошадей загонял в мыло.   Настоящие лошади (их было две) отброси­ли копыта в первый же месяц - работа в нашей партии под руководством Руденко им оказалась не по силам. Все движимое и недвижимое имущество, в том числе образцы и пробы, мы таскали на себе от стоянки к стоянке и так вплоть до самой базы. Никакого складирования на лабазах мы не делали, да и лабазов как таковых не было. В результате такой методики осенью нам нечего было терять - все находилось на базе.

Чудеса выносливости показывала наша единственная женщина Ира, те­перь она Ирина Григорьевна Свистоплясова. Ира была примером для всех парней, а над нами с Лешкой посмеивалась. Собрались, говорит, два мо­лодых хохла, один - первый год начальником, второй- первый год гео­логом, вот и выпендриваются друг перед другом, кто кого обгонит.

Великолепным поисковиком и тундропроходцем проявил себя в этом сезоне старший техник геолог Михаил Боров, проводивший шлиховое оп­робование долин.

Перед выездом в поле нам с Руденко товарищи-геологи выражали собо­лезнование по поводу того, что мы едем работать на низменность, полу­закрытый, не интересный, малоперспективный район. «Цыплят по осени считают», - отвечал Руденко. А осенью что? Несколько шлиховых проб с весовым содержанием золота в верховьях речки Милютчекайвеем и уверенность Леонида в перспективность долины - вот и все. Успехи небольшие, да и их затмевали лошадиные трупы. О результатах работ была такая частушка:

Леонид работал в поле от зари до темноты,

Так что от коней остались только гривы да хвосты,

Эх, топну ногой, да притопну другой,

Коли нету лошадей, вьюки грузим на людей.

По соседству с нами Витя Молкин и Митрофан Шилов (поисково-геоморфологическая партия масштаба 1:50000) открыли Экугское месторо­ждение олова, но это ребят радовало мало - из-за нехватки рабочих они вынуждены были сами проходить горные выработки. Этот факт засвидетельствован в частушке. Послушайте ее.

Витя Молкин рыл канавы, пот струился в очи.

ИТР не до забавы, если нет рабочих.

Эх, топну ногой   да притопну другой,

Если олова хочу - сам копаю и молчу.

В 1963 году в составе геологосъемочной партии масштаба 1:200000, начальником которой был Генрих Козин, я работал в бассейне верхнего течения реки Вельмай. Шлиховое опробование проводил Виктор Галин. В результате этих работ Пеньельхинский золотоносный узел был оконтурен с юга.

Поисковые работы на левобережье среднего течения реки Ванкарем были продолжены в 1964 году. Поисково-геоморфологической партией ма­сштаба 1:50000 снова руководил Руденко, а я опять был у него геологом. Ранней весной я намечал и документировал первые шурфы, пройденные в долине реки Милютчекайвеем, а буро-взрывные работы проводил горный мастер Николай Жарков. Поисковая разведка, как видите, была начата не в долине Пеньельхина, где тихо лежала промышленная россыпь, а по Милюту. Но и здесь под пустыми озерно-ледниковыми суглинками нами был вскрыт золотоносный аллювий, что имело огромное, принципиально важное значение для дальнейшего прогнозирования и поисков погребен­ных россыпей.

По самой речке Пеньельхин золото встречалось в единичных зна­ках. Однако в верхней части долины по мелкому притоку Николай Жарков установил весовые содержания золота, что дало основания и всю долину Пеньельхина отнести к перспективной. В конце сезона Руденко заявил: «Я знаю, прииск будет, я знаю - саду цвесть, когда такие пробы у нас в лоточках есть!» Пробирку с золотом Леонид таскал во внутреннем кармане пиджака, он гордо показывал ее всем геологам, говоря при этом: "Заяц трепаться не любит, сказано - сделано!» Нередко, потрясая пробиркой перед носом очередного пессимиста, он произносил и другую фразу: "Будем плясать от печки" ( заяц по чукотски милют, а пеньельхин - печка - вот такие были символические названия водото­ков, которые Лешка применял в своих поговорках).

Леониду Руденко поверили, 1964 год считается офи­циально временем открытия Пеньельхинского россыпного месторождения золота, хотя понадобилось еще три года, чтобы окончательно доказать буровыми работами, что россыпь есть и она промышленная, пригодная для подземной отработки. Главную пробивную роль в этом, без всякого сомнения, сыграл Руденко с его упорством, настойчивостью, энергией и прямо-таки бульдожьей хваткой. Леонид любил повторять: "Я верю в свою звезду!" Эта его судьбоносная звезда геолога-героя взошла и поныне сверкает на Чукотском полуострове золотом прииска Восточного.

В 1965 году наши дороги с Руденко разошлись. Он стал главным геологом Амгуэмской ГРП (кстати, это был первый случай в истории экспедиции, когда геолог-съемщик, Белая Кость, добровольно перехо­дил в разведку - тоже героический поступок), а я уже в должности старшего геолога пошел в поле с Владимиром Ратниковым на геологиче­скую съемку масштаба 1:50 000 района Метегынского массива.

К Пеньельхинскому золоту мне пришлось вернуться через тринад­цать лет. На сей раз это было аэрофотогеологическое картирование Ванкаремской низменности масштаба 1:200 000. В отчете, который сдан в прошлом году, сделано обобщение всех работ, проведенных в этом регионе, даны прогнозы и рекомендации по направлению дальнейших поисков погребенных россыпей золота. Будем надеяться, что  в недалеком будущем у нас в разведке появится новый Руденко, который с такой же энергией и настойчивостью возьмется за дело и докажет, в конце концов, что промышленное золото на Ванкаремской низменности все-таки есть!

Ведущая:

- Слово для приветствия геологов предоставляется начальнику аэропорта товарищу Майскому.

Друг - авиатор выражает признательность ВЧГЗ за то, что обеспе­чивает работу вертолетов.

- Наши деловые связи с горняками Иультина   и летчиками Нырвакинота давние, традиционные. В последние годы установились также теп­лые, дружественные отношения и со строителями. Поэтому нам будет приятно послушать начальника ССК-3 товарища Зубицкого.

Строитель произносит речь.

Зоя Щукина награждает ветеранов второго поколения.

- Для юбиляров - ровесников экспедиции звучит песня «Залив Креста»

Ведущий:

- Племя молодое, современное имеет широкий возрастной диапазон. По нашей классификации оно начинается с тех, кто имеет пятнадцать лет чукотского стажа. Это уже ветераны третьего поколения. К ним относятся Алексей Мишин, Инга Сосновская, Оля Доценко, Борис Кутенков, Петр Уралов, Александр и Римма Крюкановы, Геннадий Аркавенко и другие. Просим названных товарищей подняться на сцену.

- Обзорную историческую эстафету принимает один из лучших представителей племени неолита, разносторонний спортсмен, супермастер - рыболов и образцово-показательный геолог Александр Крюканов. Ему повезло - он участвовал в открытии месторождений олова Чаантальского рудного района. Ему еще больше повезло - он в числе первых познал прелести групповой геологической съемки. Итак, слово предоставляется Александру Крюканову.

Выступление Крюканова

То, что называется Чаантальским оловорудным районом для геологов экспедиции более привычно как Телекай. Здесь уже сейчас из­вестно несколько оловорудных месторождений, десятки проявлений олова,  золота и других металлов. Геологов-телекайцев очень много, досадно только, что из-за ограниченности во времени я не могу упомянуть всех, кто вложил в Телекай свой труд и душу, а могу лишь остановиться на основных этапах развития Телекайской истории.

Первые сведения об оловоносности района получены еще в трид­цать шестом году Серпуховым и Бойко. Ими где-то в бассейне Телекая (точной привязки нет) были обнаружены гидротермальные образо­вания с касситеритом. Легендарные «точки Серпухова» давно вошли в историю и геологи всегда помнят тех,  кто первый сказал «да», но тем не менее эти пресловутые точки периодически появляются на кон­чике пера пишущей братии различных рангов как укол в адрес геологов - забыли, не нашли. Нашли! Я в этом твердо уверен!

Уже в 1948 году Л.M. Шульц при полумиллионной съемке обнаружила первые рудопроявления олова. В 1956 - 1959 годах геологи будущей ВЧГЭ с лошадьми прошли весь район и определили его положительные перспек­тивы. Анатолий Ишимов отобрал образцы с касситеритом из грейзенов и турмалинитов (хотя содержания олова были невелики,  зацепка уже была), а Степан Соломин выявил оловоносность бассейна реки Чануан и обнару­жил олово в металлометрических пробах из верховьев Чаанталя. Были даны рекомендации на постановку более детальных работ. Но либо удаленность района, либо что-то другое не позволили тогда же и проверить эти рекомендации.

Лишь в 1962 году при спецработах Слямзиным в верховья Чаанталя обнаружены богатые оловянные руды и колесо Телекайской истории начало раскручиваться. Развернутые здесь в 1963-64 годах поисковые работы привели к открытию Телекайской группы месторождений и появлению кан­дидата геолого-минералогических наук Ратникова. Прогнозы были большие, даже, может быть, слишком большие, и район попал в опалу.

В 1971 году отрядом Свистоплясова здесь доказано наличие промы­шленной россыпи, которая уже сейчас благополучно отрабатывается ста­рателями.

В 1973 году, разрывая тишину ревом вездехода, в район ворвался групповой отряд Черныха, убедительно доказавший значимость месторож­дений Водораздельного, Обзорного и перспективность ряда рудопроявлений. Был дан последний мощный толчок к основательному, детальному изучению района. Однако последующие годы характеризовались каким-то унынием. Поиски на Водораздельном прошли как-то незаметно, не оказав в отношении перспективности ни «за», ни «против», ни «да», ни «нет». А Иультинской ГРП, проводившей бурение в бассейне Чануана, было вообще те поставлено под сомнение наличие там касситерита. Теперь результаты буровых работ взяты под серьезное сомнение и, кажется, все придется делать сызнова.

В 1978 году, несмотря на противоречивые данные,  экспедиция все-таки решилась и вошла на Телекай с разведкой. Чаантальский отряд, а ныне партия под руководством Алексея Мишина медленно, пожалуй даже слишком медленно, но верно раскручивает месторождения Водораздельное и Обзорное. В I980 году как раз посредине между ними неожиданно воз­никла доценковская Мечта - и ее тоже надо будет пощупать. Рванули на Телекай с «опережающими» видами работ наши ретивые помощники - геофи­зики и геохимики. Кажется, дело пошло,  за Телекай взялись серьезно. Мне хочется верить в успех тех, кто сейчас там работает, от души пожелать им в этот праздничный день большой удачи. Хочется, чтобы оп­равдались труд, пот и надежды телекайцев всех времен.

Ведущий:

-Александр Васильевич остановился только на одном своем страстном увлечении - касситерите. О втором не менее страстном увлечении - групповой геологической съемке - он умышленно умолчал, не стал о ней распространяться. И правильно сделал, потому что бранные слова в празд­ничный день были бы некстати. Однако все же, чтобы образ нашего сов­ременника (героя нашего времени) сделать полноценнее, ярче, мы скажем за него. Два года назад Крюканов завершил работы на второй площади ГГС и, хотите верьте, хотите нет, пустился в пляс, припевая:

Я закончил групповую, групповая нравится,

С десятью теперь смогу я без усилий справиться!

Эх, топну ногой, да притопну другой,

В съемке нашей групповой   думать надо головой!

- Время, когда месторождения открывали по принципу «пришел, уви­дел» подобрал» давно прошло. Теперь открытия делаются долго и трудно. Особенно это относится к золоту, как к рудному, так и россыпному, особенно россыпному погребенному. Сейчас у нас сверкает Ленотап. О том, когда,  как и с чего он начинался, вы услышите из правдивых уст очевидца событий Бориса Кутенкова.

Выступление Кутенкова

1971 год. Нашей экспедиции десять лет - возраст, когда дети ходят в третий класс. С таким объемом знаний по золоту делались тогда первые шаги. Господствовала гипотеза С.В. Обручева: «Золото и олово –антагонисты».

Мы выехали на тракторах зимой в оловорудный район, где твори­лось что-то непонятное - Мухин и Споров выявили проявление золота, а Зильберминц жаловался, что ему кто-то испортил шлихи, подсыпав в них золото. Совсем недавно всех привел в шоковое состояние Николай Ноздрин, нашедший рудное золото прямо в горном отводе Иультинского месторождения. Этой неожиданной находке он дал перспективное название «Почин».

Золото нам далось не сразу. Но начальник отряда Черных тонус держал повышенным. Его любимая поговорка «здесь может быть два вари­анта» вселяла в нас уверенность и тогда, когда отказали шурфы, и то­гда, когда мы долго не выходили на аналог «Почина».

Первым рудное золото увидел старший техник-геолог Альберт Белов Полмесяца он, возвращаясь с шурфов на базу, дробил и внимательно рассматривал под лупой кварц, о котором предшественники, традиционно, автоматически писали:  «Кварц молочно-белый, безрудный». Вот в этом - то кварце   Альберт и нашел гнездо с очень мелким, но густо вкрапленным золотом.

Потом были найдены и золотоносные долины с устойчивым знаковым со­держанием мелкого золота. «Ура-а!», - завопил как-то промывальщик, по­трясая лотком. Все сбежались. «Вот, первый лоток, где нет ни одной золотинки!» - радовался он.

Энтузиазм поиска не ослабевал весь сезон. Тамару Русову  (будущую Котову) невозможно было вытащить из расчисток. А Володя Котов как-то произнес: «Цум байшпиль» и персональным шурфом доказал наличие весово­го золота и шеелита на участке Габбровом. Канавы били в две смены: в одну забуривались, в другую таскали на себе взрывчатку через перевал. Мы думали, что несем в тундру цивилизацию. Но вот как-то подъехал к нам вездеход оленеводов и пастухи ... пригласили нас в кино!

Лучший золотоносный участок мы назвали «Леонид» в память о погиб­шем нашем товарище Руденко.

В смелый прогноз Вадима Черных на Ленотапскую россыпь поверили не сразу и далеко не все. Не очень верил в это золото и бывший главный геолог экспедиции Тафик, так как первоначальные результаты бурения бы­ли отрицательными. Теперь же там разворачивается прииск Юбилейный. Верим мы и в то, что в этом районе будет добываться и рудное золото.

Ведущая:       

- Для наших молодых ветеранов – поисков и съемщиков исполняется песня «Скрипка».

- И, наконец, последнее слово предоставляется тем, которые смеются (или плачут) последними - разведчикам злотых россыпей. От их имени выступит Геннадий Аркавенко.

Выступление Аркавенко

Амгуэмокал ГРП, специализацией которой было определено вершить поиски и разведку россыпных месторождений золота,  была организована в мае 1961 года и просуществовала до ноября 1965 года. За это время сменилось семь начальников и шесть старших геологов. В результате поисков выявлены мелкая промышленная россыпь в долине речки Метегинканьи, забалансовые россыпи ручья Шумного и речки Милютчекайвеем.

В 1963 году на базе одного из участков Амгуэмской партии была организована новая самостоятельная геолого-разведочная партия - Майныпонтаваамская. В деятельности Майны - ГРП, сменившей за пятнадцать лет восемь начальников и столько же главных геологов, отчетливо прослежи­вается чередование  взлетов и застоев. Звездным годом Майны-ГРП был 1967 год,  когда было окончательно доказано существование крупной промышленной россыпи золота в долине реки Пеньельхин. Основная заслуга в этом принадлежит Леониду Руденко, чья фантастическая целеустремле­нность - вера в свою правоту могут служить примером всем геологам. Годом позже на карте горно-добывающих предприятий Союза загорелась звездочка самого восточного прииска.

В последующие годы доразведывалась россыпь Пеньельхина, велись поисковые работы на смежной территории. В начале семидесятых годов география поисков расширилась чрезмерно - буровые работы велись одновременно в бассейнах Вешкапа и Уквульхвеергина, Чаантальвеергина и Экитыки. Под впечатлением открытия уникальных россыпей на Валькарайской низменности (прииск Ленинградский и другие) большая часть объемов бурения была брошена на вроде бы аналогичную Ванкаремскую низменность. Ошиблись.

К концу семьдесят шестого «лихая кавалерийская атака» на Ванкаремскую низменность захлебнулась. К весне семьдесят седьмого фронт поисковых работ сместился в горное обрамление. Следствием этого яви­лось открытие целой серии мелких россыпей и средней по запасам россыпи ручья Озерного, что на несколько лет продлило существование при­иска Восточного.

В 1979 году под боком у Иультинского ГОКа выявлена золотая рос­сыпь Ленотап - открытие, стоящее по своей значимости в одном ряду с открытием Пеньельхина. Всего же Майныпонтаваамской ГРП открыто и разведано девять различных по запасам россыпей, представляющих промышленный интерес, и установлена принципиальная золотоносность Ванкаремской низменности.

Несколько слов об Иультинской ГРП. Организованная в 1970 году, она на своем недолгом веку пережила восемь начальников и пять стар­ших геологов. Она занималась исключительно поисками и разведкой руд­ных и россыпных оловянно-вольфрамовых месторождений.

В 1980 году Майныпонтаваамская и Иультинская партии были насильственно объединены в одну - Буровую партию, успешно (тьфу-тьфу-тьфу) продолжающую разведку комплексных золото-касситеритовых россыпей Ленотапа. Очень хочется верить, что у Буровой партии все еще впереди.

 Ведущая:

- Труд разведчиков золотых россыпей оценен по заслугам. Лучшие из лучших награждены орденами и медалями. Это промывальщики Лыков и Кудрявцев, дизелист Платонов, геолог Баханьков.

- Для наших славных кочующих по заполярной тундре разведчиков зо­лотых россыпей исполняется их любимая песня «Ехали цыгане».

Ветераны   экспедиции сделали очень много и продолжают трудиться, передавая свой опыт молодому поколению. От имени старейших и мудрей­ших геологов символическую трудовую эстафету - старейшие и почтеннейшие орудия производства в годовщину двадцатилетия Восточно-Чукотской геологической экспедиции племени молодому - двадцатилетнему передает Кирилл Сергеевич Пухов.

Речь Пухова

- Молодые наши коллеги! Геологи сейчас вооружены десятками и сотнями новейших, совершеннейших приборов, новыми эффективными методами исследований.   Однако как современному хирургу не обойтись без древнего простейшего скальпеля, так и геологу не обойтись без молотка и лотка, известных еще первому русскому геологу Михаиле Ломоносову. От имени ветеранов экспедиции вручаю вам эти старые, но надежные инструменты, как залог будущих открытий, которые суждено совершить вашему поколе­нию.

Ответ молодого специалиста

- Принимая эти старые и надежные инструменты, мы обязуемся не забывать и те сотни новейших, совершеннейших приборов, о которых вы, уважаемый Кирилл Сергеевич, упомянули. Мы приложим все силы для того, чтобы переданные вами археологические находки как можно скорее прев­ратились в музейные экспонаты.

Ведущая - Инга Сосновская (Карамба):

- Для молодых специалистов, для тех, за кем будущее экспедиции, а, следовательно, и будущее всей восточной Чукотки исполняется песня «На острове Буяне».

Ведущий - Денис Доценко:

-Дорогие товарищи! Наш форум подходит к концу. Давайте завершим его общей песней, которую мы знаем и любим со студенческих времен. Эта песня – «Глобус», гимн   всех бродяг, наш гимн.

Я не знаю, где встретиться нам придется с тобой,

Глобус крутится-вертится словно шар голубой.

И мелькают города - и страны, параллели и меридианы,

Но таких еще пунктиров нету, по которым нам бродить по свету

 

 Зал пел стоя, на глазах у людей блестели слезы. Пели все - и стар, и млад. Это был апофеоз грандиозного праздника всех работников Восточно-Чукотской геологической   экспедиции - от уборщицы тети Маши до начальника Каталенко. На сцене оставались только «Все-те-же», они вели:

Знаю есть неизвестная широта из широт,

Где нас дружба чудесная непременно сведет.

И тогда узнаем мы, что смело каждый брался за любое дело.

Те места, в которых мы бывали люди в картах мира отмечали.

Оживленный улыбающийся народ в предвкушении еще большего удоволь­ствия покинул районный дом культуры и направился вниз по склону в ре­сторан. Стоял чудесный весенний субботний вечерок, были все основа­ния хорошенько погулять, не думая о понедельнике.

А в понедельник рано утром, за час до начала рабочего дня в приемной начальника экспедиции раздался телефонный звонок. Оказавшаяся поблизости уборщица тетя Маша (Марья Ивановна) подняла трубку.

- Але! Слухаю.

Телефонистка: Вас вызывает Краснодар.

- Каво, мине?

Телефонистка: Переключаю.

Из Краснодара - Таисия Захаровна, жена Черныха.

- Алло? Это Восточно-Чукотская экспедиция?

- Да-да, экспедиция. А ето хто звонить?

- Таисия Захаровна. Кто у телефона?

- А ета я, уборщица, больша никого нету, рано ишшо.

- Здравствуйте, Марья Ивановна.

- Здравствуй, Тая. Тебе чаво?

-Мы с Вадимом поздравляем весь коллектив и вас лично с днем геолога и двадцатилетием.

- Спасибо, дорогая, тольки ты ошибаисси, забыла ты усе - мне какие ж двадцать? Даже мой Миша мне меньше тридцати не даетъ, хучь и знаить, что мне пятьдесят.

- Да не вам, а экспедиции двадцать.

- А-а, ну ета другое дело, ета может быть. Потому что цельный месяц все бегають тут, бегають, как оглашенные, топчуть, топчуть. И сами бестолку бегають и мине работать не дають. А больше всех етот, буро­вик, маленький такой, шустрый...Мансурыч! Прямо аж чуть ни вспрыгнул на миме верхом с разбегу. Тряпкой отмахнулась.

- Мария Ивановна, а с какими результатами, встречает экспедиция свой Юбилей?

- У-у, милая, результаты такие, что прямо не верится. По всем пока­зателям на первом месте в Союзе стоим. Усе знамена забрали, ставить некуды. Я уж новому-то начальнику говорю - и геологам тесно, и вот таперича знамены ставить некуды, дик ты пристройки ба сделал, што ля, чтоб   буква Ж получилась. Тады и мине какая комнатушка досталась ба, а то все хозяйство навиду, в коридори. Ну куды ета годится?

- Значит, Мария Ивановна, у вас новый начальник?

- Да новый, новый, его ишо в январе Горбань из Анадыря привез.

- Ну и как он?

- Ды ничаво, крупный мушшина,  молодой, представительнай, с бородкой. И кличка у яво интересная, из Анадыря сабчили - Махнарылай.

- А какие у него деловые качества?

- Ежели будет мне лигулярно премии назначать, вот тады и скажу - хороший начальник, качественнай. Ну а вы как поживаете? Аклимизировались?

- Живем прекрасно, все у нас есть - и   чача, и дача, и машина, и малина. Вадим с тобой хочет поговорить.

Вадим:

- Мариванна! Я исполню для вас нашу кубанскую песню с газырями.

Распрягайтэ, хлоп-ци, конэй, тай лягайтэ спа-а-чивать! А я пиду...

 Таисия:

- Хватит тебе людей смешить.

Вадим:

- Погоди,  Захаровна, у меня еще один вопрос. Мариванна, а как там мой родимый Телекай?

- С Телекаем, Афанасич, пока завал. Никак не можем сорганизоваться. Там комплекс «Геолог» поставили, дык таперь хотим сделать с яво гос­тиницу «Интурист». Клевый директором согласен. Будем валюту иметь. Еще Клевый предлагает там построить комплексный коровник-свинарник-курятник, чтоб,  значить и зарубежных гостей кормить и вапче сельское хозяйство зачинать развивать.

Вадим:

- А как с запасами олова? Подсчитали?

-  А чаво там считать? Усе запасы   в недрах сидять. А чем ты сам-то занимаисси? Правда, что рисоводством?

- Рис - это хобби, а основное занятие - облицовочные камни.

- А хату свою ты заблицовал?

- Пока только туалет. Мрамор в розовую жилку. Красота не описанная, ха-ха-ха!

- Значица, жизнью ты довольный?

Таисия:

- Мария Ивановна, ему здесь очень хорошо, он всем довольный, как сыр в масле катается, вот так! Нечего о нем говорить. Вы мне скажите лучше, есть ли в экспедиции золото к юбилею?

- С золотом пока ничаво, план по приросту выполняем. Но я, Таисия, так думаю - надолго ли хватит того запасу? Разведчики наши, конечно, маракууть, куды дальше иттить. Вот недавно захожу я в кабинет главно­го геолога Виноградова, полы мыть, он давно уже немытый, все отказы­вается - потом да потом. Дык вот, захожу я к Виноградову, а они с на­чальником россыпного отдела Полярусом над картой, как енералы, накло­нилися, лбами уперлися и пальцами по карте водють, водють, планы, значить, намечають, где бурить. Я им и говорю - чаво тут думать? На Нильпуней надо иттить, там зачинать разведку, во как.

- Пажики у вас продаются?

- Ета и у нас дихвицит. Выбросили их как-то в рабочее время в универ­маге. Я туды побежала, стала в очередь, оглянулася - а за мной уже все экспедиционные бабы стоять. А я думаю – вот вам! Все равно я пер­вая! А потом в экспедиции приказ был. Всем, кто за пажиками стоял, выговор объявили с лишением тринадцатой зарплаты. Вот тебе и пажики, мать иху ети.

- А как у вас с жильем?

- У нас с Мишей что ж, никаких претензиев нету. А вот те, кто в «Арк­тике» живеть, дюже недовольные - холодно, говорят, иней по швам между панелями намерзаить. В экспедицию прибегають синие, дрожащие и сразу к горячим батареям кидаются, коленками жмутся, греются весь день.

- В квартирах же печки есть, пусть топят.

- Э-э, милая, многие пробовали, да в дыму задыхались - тяги нету! Один Бауло сообразил. Он на пятом этаже живеть, буровую трубу свер­ху, прямо с крыши, через дымоход вставил, к печке подвел и топил. Но все равно тольки в кухне и тепло было.

- А с бурением как у вас дела?

- С бурением усе в порядке, хучь и покинул нас Бауло, в Магадан на повышение пошел. Его кады провожали, читали стихи, я даже запомнила, вот, послухай: «Коль предназначено судьбой, прощай, Бауло Вася. Де­ржи в столице хвост трубой, ее собой украся».

- Кого украся?

- Ды кого ж, Натаху свою, наверно,

- Значит, разъезжаются ветераны из экспедиции? Не одни мы с Вадимом?

- Я ба, Захаровна, не сказала, что дюжа разъезжаются. Стариков ишшо много, их с Чукотки шваброй не выгонишь. Надысь, на торжественном собрании, всех честили, грамоты давали. А ветераны сполнили концерт.

- Да ты что! Вот молодцы. И кто же выступал?

- А все, кому двадцать и боле. Гриша Соколов в кулуаре, то ись, в коридоре, стихи читал.

- Чьи стихи? Дениса Доценко?

- Нет, говорит, свои собственные, сам придумал. Мине он слова пере­писал. Хочешь, почитаю?

- О, конечно, давай, поэзию я люблю.

- Ну слухай.

Ах, Чукотка, Чукотка родная,

Ты не только тем сердцу мила,

Что кормила меня, одевала,

Что поила меня иногда.

 

Я люблю твою тундру сухую,

Я люблю твои горы в снегу,

Я люблю твои дикие склоны

И глухую вокруг тишину.

 

Я люблю твои длинные ночи,

Я люблю твою злую пургу,

Я люблю твое лето короткое

И забыть никогда, никогда не смогу.

Ой, Таисия, кха-кха, комок в горле... и слезы наворачиваются, извини, счас...

- Это все?

- Ишо нет, погоди, дай успокоиться. Гриша ить уезжать на материк со­брался, но боится. Слухай, что он дальше написал:

Все грызут, все грызут мою душу сомнения,

Все понять, все понять я никак не могу -

Как смогу, как смогу я прожить на сто двадцать,

Прокормить и себя и семью?

- Да, душевные стихи. Я и не предполагала, что Гриша на такое спосо­бен. А Пухов что на празднике делал?   Пел, небось?

- А как жа!   Он вместе со Свистоплясовым сполнял арии из опер. На три голоса. А Маруся Виноградова старинные романсы пела.

- Да-да,  это я помню, она чудесно поет, с удовольствием бы послушала. А что еще было?

- Ишо Зина Белова выступала. С художественным словом. Юморная проза называется. Ахваризмы оформительниц, собранные за двадцать лет. Вот хохоту-то было!

- А канат перетягивали?

- Не, канат не тянули, силы таперича не те. Посуди сама - ни Кандырина нету, ни Рубановича. Но шум был. Кум-Соб гопака врезал. Вместе с кумом Майоровым. Пол проломили в ДК.

- Ну, пол - не беда, пол – не отопительные батареи. А на ги­таре все ещё Виноградов играет?

- А хто ж ишо? Он у нас бессменный маэстра. Хучь и злится, а играить, некому его заменить. Прямо беда с етой молодежью. Тольки з'аседать и научилися, а больше ничаво.

- А у Леши Воронова какое амплуа?

- Почему Плуа? Он с Леною живеть.

- Да я не об этом. Я спрашиваю, что он на концерте ветеранов делал, с каким номером выступал?

- Воронов выдал художественный свист, У геофизиков научился, у Марка Серова.

- Вот это здорово! А групповики выступали?

- Да, они сполнили групповой танец, вроде летки-еньки. Впереди трю­хал Синицин,  за ним Галин, Козин, Благоволин, Клинов. Здорово у них получилось. Тольки под конец они в разные стороны разбежались - Галин на Мараваам, в новую групповую, Благоволин - в Лениград, за сыном, Синицин - в Херсон, в свой кооператив, а Козин и Климов скры­лись в неизвестном направлении.

- А другие групповики?

- Крюканцы, што ля? Эти тоже плясали, от них Кутенков ускакал.

- Да, Мария Ивановна, я давно хочу спросить - как ваши бухгалтерисы без главбуха Жупела справляются?

- Ну чо? Зарплату и премии во время платють. У Галины хватаить тяму, она справляется с работой не хуже Жупела, даже баланс в Магадане ус­пешно сдала. Наши бухгалтерисы поють так: «Женской силы не жалеем, «хорошо» теперь имеем, наш баланс хорош впервой, то ли будет – о-ё-ёй!» Наша сестра, она ить тожа не пальцем деланая, правильно я говорю?

- Ой, правильно, Мария Ивановна, правильно. Взять хотя бы меня. Да если б ни я, мой Афанасич так бы и прозябал до сих пор на своем дурацком Телекае, и сыпались бы на него приказы, указы и выговора, и век бы не видать ему чачи, век бы не видать ему дачи, машины и малины! А он этого понять не может, не видит, в каком раю живет, все рвется назад, на Чукотку, да я не пускаю. И что он там забыл, что потерял, никак не пойму. Ну, до свиданья, Мария Ивановна, кончаем разговор, а то Вадим совсем от чачи раскис, опять у меня трубку рвет, что-то сказать хочет. Ну вот, уже и слезу пустил. Передавайте всем чу­кчам приветы! Еще раз поздравляю ветеранов с днем геолога и двадцати­летием ВЧГЭ. Чао!

- Чаво? - спросила Мария Ивановна и в недоумении положила трубку.

- Звонють тут и звонють, от работы отвлекають. А мине ишо вон у на­чальника мыть. Ходють и ходють, топчуть и топнуть, а чего ходють? Чего топчуть? Ни мине, ни начальнику работать не дають...

 

С К А Н Д А Л Ь Н А Я      ВЕСНА.

Начало апреля 1981 года.   Многодневные торжества с обиль­ными возлияниями по поводу двадцатилетия Восточно-Чукотской экспе­диции геолог Денис Доценко завершал на квартире своего старшего то­варища (разница в возрасте одиннадцать лет) Кирилла Пухова. Было уже поздно, бутылка допита, вдрызг пьяная Кириллова жена Валентина спала, а друзья все сидели за пустым столом, курили и беседовали. Неожиданно даже для самого себя (черт дернул, не иначе) Денис взял да и ляпнул:

- А знаешь, Сергеич, что говорят оформители о твоем первом ордене? Ты получил его по блату, Кузюкин выбил тебе его потому, что очень хотел жениться на Валиной сестре и стать твоим зятем.

- Как ты меня ужалил! - воскликнул оскорбленный Кирилл.

-Я  передал то, что слышал. Бабьи сплетни.

- Неужели и ты думаешь, что Нинка, эта блядь, как-то повлияла на мою награду? Уму непостижимо. Эх, Денис, как ты мог...

- Сергеич, да я...

И болтун долго оправдывался и доказывал, что Пухов - это эпоха, что Орден Трудового Красного знамени он заслужил, открыв Керкергин, никто в этом не сомневается, что для всех геологов он пример и т.д.

- Ладно, Денис, я тебя прощаю. Пора спать, завтра на работу. Денис с унылым видом,  раскаиваясь о содеянном, убрался восвояси.

В экспедиции в это время происходила организация Мараваамского отряда групповой геологической съемки (МаОГГС), формировались его штаты. Начальник отряда Денис Доценко имел характер мягкий, поклади­стый, мог уживаться с любыми людьми. Учитывая эту его редкую особенность, экспедиционное начальство направило в Мараваамский отряд самых зловредных и незадачливых геологов, создало своего рода штрафной ба­тальон. Из завершающего камеральные работы Тнэквеемского группового отряда Крюканова переведен в МаОГГС старший геолог Борис Кутенков - геохимик, специалист по массовым поискам (поискам радиоактивного сырья), фантазер и лентяй, вечно не успевающий по работе, поносимый и критикуемый, живущий с непосредственным начальством на ножах, но активнейший партийный и профсоюзно-общественный деятель. От Крюканова он ушел с выговором за срыв графика камеральных работ.

Вторым был изгнанник из Межгорного отряда техник-геолог Петр Польский, нервный и самолюбивый молодой человек, не поладивший с коллективом. Из того же отряда поступил Витя Галин, неисправимый пьяница и прогульщик в камеральный период, но отличный полевик. Из Туманного поисково-разведочного отряда отпустили-выгнали за прогулы, неуспеваемость и полевые книжки, написанные на грузинском языке, геолога Ваха Декадзе. Начальник отряда Веник был рад изба­виться от разгильдяя.

Из Буровой ГМ поступили старший техник-геолог Маслаков - анархист, гитарист, ярый приверженец Высоцкого и бледная молодая специалистка - поганка техник-геолог Галина Типанова. Из Науканской экспедиции перевелась решительная дама – геолог Наталья Кирьянова по кличке «Атос - Едрёна Вошь». На должность техника-геолога по совмещению с кладовщиком, имеющим право подотчета, Денис пригласил Клавдию Маштакову, выпускницу ку­линарного техникума, обладательницу самого большого в экспедиции бюста, женщину вздорную, глуповатую, мать-одиночку с маленькой дочкой.

Первыми рабочими отряда стали старые первосортные, отборные, классические чукотские бичи Устя и Литвяк. От них не отставал по объему выпиваемого и количеству прогулов вездеходчик Перевалов. Крепко зашибал Айгитваль - единственный в экспедиции чукча, бывший зоотехник оленеводческого колхоза. Попала в Иараваамскяй отряд и Люсита - сожительница Вити Галина, женщина молодая, но изрядно потасканая; пьющая и курящая, королева бичиных попоек.

Никто из этой развеселой компании в здание экспедиции во время не являлся. Начальнику отряда ежедневно приходилось искать рабочих по шхунам я общежитиям и, если они еще не успели перепохмелиться, держались на ногах и более-менее членораздельно выражались, он вы­водил их на работу. Чего греха таить, случалось и Денису похмеляться вместе с бичами. В такие моменты работяги считали начальника в друзу своим, уважали его, слушались-повиновались и клятвенно уверяли, что они сделают все в лучшем виде. «Иваныч! Все будет о^,кей! Мы тебя не подведем!» -  говорили они.

Беспробудное пьянство рабочих происходило в период организации, предшествующей вылету в поле. Общага гудела. Начальство раздража­лось. Все с нетерпением ждали, когда же беспокойное бичиное племя разлетятся по полям. Но стояла длительная нелетная погода, сроки вылета все отодвигались, разгулявшиеся работяги попадали в милицию, плохой показатель (прогулы, приводы) рос, общественность волнова­лась и негодовала.

Денис совсем закрутился. Бурное это было время! Днем - беготня по складам и кабинетам, погрузка, разгрузка, поиски бичей. Вечером - репетиции в народном театре, «Жестокие игры». Совсем некстати при­шел приказ из Магадана - выехать для доработки проекта. Срывались репетиции, срывался спектакль. Денис решил послать вместо себя Петра Польского. Петя согласился (он брался смело за любое дело), теперь надо было уговорить начальника экспедиции. Как это лучше сделать? Денис организовал представительную делегацию – пригласил директрису дома культуры Аткаркину и режиссера  Субботина. Новый на­чальник экспедиции, сменивший поднявшегося до секретаря райкома КПСС Супина, с доводами деятелей культуры согласился - срывать премьеру спектакли никак нельзя, вместо артиста Дениса Доценко можно пос­лать в Управление его сотрудника Петра Польского.

Подготовка к полевому сезону продолжалась. Решался важнейший вопрос - где быть базе? Важность вопроса усугублялась тем, что база в групповом отряде строилась на три года, попадешь на плохое место долго будешь каяться. Место для базы должно отвечать трем основным требованиям; находиться на ровной сухой не затопляемой в паводок площадке, удобной для посадки вертолета; вблизи базы желательны кусты и рыбные угодья.

Ознакомившись с картой и аэрофотоснимками, Денис выбрал место для   базы на берегу озера Рыбного в семи километрах от реки Амгуэмы. Немалую роль в этом выборе сыграло название озера, данное пред­шественниками. На базу надо было забросить первый груз - лес и уголь Близость к трассе Нырвакинот - Иультин определил вид транспорта - на­земный. В разведку, для прокладки колеи, съездил на вездеходе Боря Кутенков. Вернувшись, Боря доложил - очень много снегу, на уча­стке,  запланированном под базу - ровнее снежное поле, берег озера не отличим, уголь выгружен на небольшой островок с малой мощностью снежного покрова, сквозь который пробивается сухая травка. Денис за­думался - ситуация очень неприятная, как бы на озерную воду ни сесть, вот  будет дело. Но отступать было поздно, дорога проложена, надо дейст­вовать - авось обойдется.

Только собрались геологи везти уголь на машинах, как грянула мощная майская пурга. Колею, проложенную Кутей, замело. Машины суну­лись в пойму Амгуэмы, увязли в рыхлом снегу, с трудом выбрались на­зад на автотрассу и отвезли уголь в ГРП. Измученный Петя Польский, сопровождавший грузовики, вернулся, не выполнив задания - Мараваамский отряд остался без угля. Дешевая наземная заброска грузов сорва­лась, оказалась утопией, пришлось переключаться на дорогой авиатранс­порт, которому реки и снега - по фигу,

Первым рейсом начальник отряда слетал на озеро Рыбное сам. Пилот попался неопытный, молодой, посадить вертолет на невидимом берегу не смог из-за большой мощности снега (бортмеханик выскакивал, втыкал щуп, твердого основания не обнаруживал). Пришлось садиться на высокой террасе, вдали от намеченного места. Вторым рейсом полетел кэмэска Женя Калашников. Он все-таки нашел «пятачок», на котором мощность снега не превышала полуметра, посадил машину. Денис расставил по углам площадки красные флажки - теперь дело пойдет! Подход для вертолетов отличный, площадка ровная, снегу сравнительно немного - что еще надо? Грузи-вози, была б погода.

Очередная чрезвычайно важная задача - отправить в поле вездеход, пока не вскрылась Амгуэма. Сначала его не могли долго отремонтировать-наладить, потом никак не могли найти рабочего-бича Устю. Наконец, в конце мая, выезд состоялся. На вездеходе Перевалова отправилась стройбригада - Витя Галин, Устя и Литвяк. Перед выездом в подвале произошла мощная отвальная пьянка. Проводив вездеход, в подвале остались трое друзей - собутыльников - начальник отряда Денис Доценко и два топографа - ЮДэ, что означает Юрий Дмитриевич, и Сан-Саныч. Гудеж продолжался до кон­ца paбочего дня - еще бы, такое событие отмечали! Сидели трое на ящиках с продуктами в тихом подвале, наслаждались беседой и вином, смеялись, никому не мешали и вдруг - бац! Дверь подвала распахивается настежь, врывается, как ураган, разъяренная мегера - Денисова жена, а за ней вплывает ухмыляющаяся наводчица - завхоз Клавка Маштакова. Поднимается дикий крик, разбиваются бутылки, изгоняются ЮДэ и Сан-Саныч, свет тушится, подвал зак­рывается. «Все, хватит, погуляли! Марш домой, скотина!»- кри­чит Ольга. Денис трусцой припустил домой, опережая супругу.

Интенсивные грузоперевозки продолжались. В семь утра Денис выезжал в аэропорт, весь день грузил - отправлял вертолеты на базу и похмелялся. Вечером, возвратившись в поселок, он спешил на репетицию, пел под гитару песни из пьесы, мелодии к которым придумал сам. Получалось неплохо, труппа восхищалась. Где-то к полуночи Денис приходил домой, сбрасывал грязные трудовые дос­пехи и заваливался спать. Так продолжалось неделю-другую, Денис не просыхал. Однажды он шел в клуб в своей рабочей одежде - куртке-пурговке и резиновых болотных сапогах, а навстречу – люди из кино, среди них - Ольга. Неожиданно наткнувшись на мужа, она в ужасе шарахнулась в сторону - так безобразно выглядел он. На следующий день Ольга сообщила о критическом состоянии Дениса в наркологический кабинет, сделала, так сказать, заявку. Вызов к врачу-наркологу последовал незамедлительно, начальник Мараваамского отряда, артист народного театра был помещал в больницу на стационарное лечение. Нарколог Штирлиц назначил срок - сорок дней.

Денис был ошарашен случившимся. Он был резко остановлен, как конь на бегу, он встал на дыбы и… рухнул на больничную койку. Ахнула экспедиция - Дениса редко видели в конторе, он пропадал то на складе, то в аэропорту - дело кипело. Мало кто знал, что свой трудовой накал геолог поддерживал вином. И вот - всему конец! Больница. Комната с решетками на окнах, на койках - ал­каши, веселые ребята. Среди них Денис провел первую кошмарную ночь.

Утром начальника отряда посетили изумленные сотрудники - рабочие Люсита и Литвяк, оба, разумеется, навеселе. Они пуска­ли слезу и лезли целоваться, Денис отпихивался от них. Люсита пообещала принести любимому начальнику   передачку -блинчиков собственного изготовления. А Литвяк выехал с поля по болезни, которая по научному называлась   хитро - "болезнь Альберта". Проще говоря, у него «закапало с конца» и теперь он лечился в венерологическом отделении.

После Люситы и Литвяка появился Сан-Саныч и дал Денису дельный совет - чтобы не было прогулов, написать заявление на двухнеделый отпуск «по семейным обстоятельствам». Денис такое заявление с трудом (рука дрожала) написал и Сан-Саныч пустил его в дело. Отпуск Доценко получил, но производство пострадало. Теперь геолзадание на сезон вынужден был писать старший геолог Кутенков, мало что смыслящий и в геологическом строении района и в методике предстоящих полевых работ. Тем не менее он что-то насочинял и принес свое творение в больницу. Сидя на стульях в общем коридоре, Доценко и Кутенков утрясли плановые объемы, подправили текст. Проходивший мимо Штирлиц, услыхав оживленный производственный разговор, остановился, удивленно уставился на своего клиента и ехидно спросил:  «Вы способны что-то соображать? Прекратите немедленно, вам это вредно, вам думать нельзя!»

Иначе рассуждали знакомые медички из туберкулезного отделения. они не приняли всерьез «болезнь» Дениса и попросили со­чинить для них юмористические стихи - скоро КВН, им надо выступить и победить! Стихи-куплеты были сделаны на все заданные темы, медички радовались и говорили: «Ой, Денис, как хорошо, что ты здесь, у нас! Теперь мы выиграем.»

Геологическое задание на сезон, тексты для КВН - все это было просто, решалось на месте. А вот с народным театром получалась ерунда - надо было уходить из больницы на репетиции, а Штирлиц, гад, не пускал. «Какие репетиции? Какие выступления? Да вы просто не понимаете серьезности вашего положения! Вы больны и вам надо лечиться! Минимум сорок дней!» - возмущался нарколог.

-Нельзя подводить коллектив, срывать премьеру. Этого никак нельзя допустить, спектакль должен состояться, - настаивал ак­тер.

- Какой коллектив? Забудьте про коллектив, вам надо думать только о себе, о своей болезни, вам себя спасать надо, а не народный театр, - гундед врач-зануда.

Приходили в больницу, уговаривали нарколога режиссер и актеры - Штирлиц стоял на своем: «Отпустить не могу ни в коем случае, он напьется, a ему нельзя, как вы не понимаете!» «Ну и хрен с тобой,» - решил Денис, договорился с дежурной медсестрой и махнул в самоволку - не в тюрьме же он находится, в конце концов. Ночью после репетиции артист вернулся в сваю камеру. Гнусное, отвратительное тетурамово-блевательное лечение продолжа­лось, Штирлиц ничего не узнал. Затем состоялась еще одна репе­тиция, генеральная и, наконец, премьера. После нее актеры устроили прямо на сцене обмывку удачного спектакля, а Денис втихаря смылся в больницу. Выступлений было несколько и он каждый раз уходил со сцены «по-английски», через задний, служебный ход. Играть ему было тяжело, он потел, дрожал, забывал слова, а одни музыкальный момент даже запорол, запел не своим голосом и не в той тональности, гитарные аккорды ему не давались. Нелепое пе­ние не понравилось ни партнерам, ни зрителям. Денис был удручен. Успокаивал он себя тем, что другие песни более-менее удались, особенно та, которая была записана на магнитофон заранее и звучала с усилителя.

В первую половину заточения мужа Ольга ненавидела его, презирала и в больнице не навещала.   Денис увидел ее первого июня издалека, узнал по оранжевой нейлоновой куртке. Она была в компании на предгорной террасе, напротив больницы через руч­ей. Там отмечался день рождения Пухова, жарились шашлыки, распивались спиртные напитки. Пикникисты громко разговаривали, смеялись, звякали стаканами. Денис с больничного двора наблюдал за пирующими друзьями и завидовал им. Ему было очень обидно. «Мы на разных полюсах», - сокрушался он.

Дней через десять Ольга оттаяла, начала муженька жалеть пришла вечером в больницу и пригласила его погулять. Денис охотно согласился. Идут супруги к распадку, воркует, глядь - а навстречу Штирлиц! Увидел пациента и давай его стыдить:  «Что же вы это, мил человек, режим нарушаете? Вы не уважаете меня, да? Вы меня хотите подвести?»

- Сейчас возвращаюсь, - успокоил доктора Денис, взял Олю под руку и повел ее дальше, к речке.

Жена выглядела растерянной и смущенной - ведь это она устроила прогулку.

А почему тебе нельзя гулять? - спросила она.

- Не знаю. Видимо, он боится, что клиент, вырвавшись на волю немедленно напьется и все лечение насмарку пойдет. Но мне это не грозит, пусть не беспокоится.

Одним из элементов лечения была так называемая «трудотерапия» - уборка больничного           двора и его окрестностей. Алкаши работали с удовольствием (все же лучше, чем в палате сидеть), Денис был у них бугром, руководил расстановкой сил. Однажды он увидел своих ребят - Кутю и Петю, позвал их и предложил вытащить из старых разрушенных шхун печные трубы – полевой дефицит. Толстые ржавые трубы общими усилиями были извлечены, геологи понесли их к гаражу, прятать.  «С худой овцы хоть шерсти клок», - радовался заключенный Доценко.

Наступил день, когда Денис решительно заявил Штирлицу: «Все больше сидеть я у вас не намерен, мне надо выходить на работу, готовиться к выезду в поле». Штирлиц с глубочайшим сожалением и даже обидой выписал недолечившемуся клиенту справку, которая Денису и нахрен была не нужна, потому что он «отдыхал» в больнице во время неоплаченного отпуска.

Первыми слогами Пухова, когда он увидел Дениса, были: «Ты уже можешь руководить? Давай, принимайся, тут без тебя в Мараваамском отряде образовался застой». А что такое руководить отрядом в данный момент? Это значит, самому таскать, грузить, возить, летать - такова роль начальника отряда в организационный период. Руководство собственным горбом, собственным потом. Это Доценко мог, это - пожалуйста. И Денис врубился в трудовые будни.

В конце июня весь отряд вылетел в поле, остался один Литвяк.

- А что у него? - поинтересовался Пухов.

- Болезнь Альберта, - ответил Денис.

- Он тоже, как и Альберт Белов, чокнулся от пьянки?

- Нет, что-то венерическое.

- Ну, это ерунда, вылечат, - успокоился начальник ЦГГП.

Предпоследний рейс. Аэропорт «Залив Креста». Денис Доцен­ко, отправляющий в поле остатки снаряжения и продуктов, ждет вертолет, возвращающийся из Наукана. Вертолет сел, из него спустился снабженец Гришка Мудренко, бортмеханик подал ему его вещи.

- Денис, смотри, что у меня есть, - похвастался Гришка и развязал баульный мешок. Денис заглянул.

- О, да тут целое состояние! Какие прекрасные клыки!

- Парочку Пухову дам, остальные в дело пойдут.

- А-а, ну что ж, это правильно, - равнодушно проговорил Денис и пошел к вертолету, навстречу пилотам.

- На Мараваам летим?

- Летим, загружайся.

Денис, потрясенный увиденным    (ему для резьбы хоть бы один такой моржовый клычок, да нету блату) с помощью двух рабочих забил шмутками салон вертолета, из диспетчерской возвратились пилоты и заняли свои места. Денис покинул аэропорт.

На другой день в кабинет Доценке вошел мрачный Мудренко.

- Отдай по-хорошему, а то я на тебя в суд подам за воровство.

- Что такое? Ты о чем?

- Клыки ты взял?

- Ты чего мелешь? Не брал я твоих клыков!

- Кроме тебя, украсть было некому. Я только тебе их показывая. А потом я отошел, а ты весь мешок спиздил. Отдай!

- Говорю тебе, я не брал! Я на такое не способен, понял? Пошел отсюда!

- Ну, погоди, я тебе покажу! - пригрозил напоследок Мудренко и вылетел из кабинета, хлопнув дверью.

- Скотина! - бросил вслед ему оскорбленный, разгневанный геолог. Его аж в дрожь бросило от такой несправедливости. С этого момента он еще больше возненавидел Гришку - эту материально-техничеескую блатную сволочь.

Вслед за снабженцем Мудренко в Нырвакинот переехало и большинство нормальных людей - геологов бывшей Науканской экспедиции. Жилье для них было готово - они один за другим справляли новоселье в новой «Арктике». Центральная геолого-геофизическая партия поглотила множество умных  науканских голов и сильных ног, изрыгнув при этом одного нырвакинотского старожила, в свое время недопущенного в Наукан по причине близости Америки-Филателиста Германа Птенцова. В связи с частичным сокращением штатов и по совокупности отрицательных проявлений (махинации с продуктами, приписки, низкое качество полевых и камеральных работ) Птенцов был из экспедиции уволен. Комиссия по трудовым спорам, куда он обратился, собрала общее собрание ЦГГП. Птенцов явился на него как на суд, в сопровождении адвоката и медалью блокадника на груди. Ничего не помогло. Коллектив преоб­ладающим числом голосов (против был один - Петр Уралов) прого­лосовал за увольнение Птенцова. Так закончилась чукотская геологическая карьера человека, обладающего коллекцией марок на миллионы рублей. Герман уехал в Ленинград и устроился во ВСЕГЕИ. Скандальная весна завершилась.

СЕЗОН - 81

Перед выездом в поле Денис составил обзорную геологическую карту (по отчетам предшественников и результатам дешифрирования аэрофотоснимков), написал геологическое задание, наметил план полевых работ. Главной задачей первого года работ, согласно методике групповой геологической съемки являлось создание каркаса геологической карты масштаба 1:50 000 на всю площадь.

План операции предусматривал отработку территории тремя самостоятельными группами.

Группа «Север» во главе с геологом Виктором Галиным, обеспеченная вездеходом /механизированная/, отрабатывает северною часть площади, где широко распространены четвертичные леднико­вые отложения и осадочные породы верхнего триаса. Зная Галина как хорошего, въедливого поисковика фауны, Денис надеялся, что он найдет новые точки.

Группа "Центр" исхаживает центральную, наиболее сложную и обнаженную часть района, зону контакта вулканитов и осадочных пород с многочисленными проявлениями молибдена, золота, полиметаллических руд. Эту площадь Денис взял на себя. Внутреннего транспорта его группа не имела, она должна была передвигаться на своих двоих и сплавляться на резиновых лодках по Маравааму.

Полностью пешеходная группа «Юг» охватывала южную часть территории, расположенную в вулканической зоне. Сюда был брошен старший геолог Борис Кутенков.

Все это Денис изложил сразу после прибытия отряда на базу перед своими сотрудниками. Затем состоялся первый торжественный ужин в полевом ресторане «Три поросенка». Подвыпивший народ кр­итиковал начальника отряда и Кутю за неудачный выбор базы. «Ну что это такое! Кругом болото, на болоте сидим! И озеро тоже, рыбное называется, а какое оно к черту рыбное, когда в нем одни налимы! Разве это рыба? Тьфу, мерзость! Ну и сели, ну и влипли - хуже некуда!»

Денис успокаивал полевиков как мог - и тем, что такие случаи, даже еще хуже, бывали и раньше в других отрядах, Межгорном например, и тем, что скоро подсохнет, лучше будет, а осенью подмерзнет и станет совсем хорошо. Да и вообще волноваться и расстраиваться нечего - жить на базе придется мало, большую часть сезона отряд проведет в маршрутах, на стоянках, далеко от деревни Налимовки.

Неприглядность болотистой тундры компенсировалась в какой-то мере комфортабельным жильем. В трех хорошо оборудованных палатках жили семейные пары - Витя Галин с Люситой, Маслак с женой и Клава Маштакова с дочкой. Стать третьим жильцом клавкиной палатки страстно возжелал водитель вездехода ГАЗ-47 Перевалов. Он энергично обустраивал, доводил палатку, производил внутреннюю и внешнюю отделку, надеясь на щедрое вознаграждение грудастой хозяйки, на плату натурой. Клавдия, потряхивая могучим, притягивающим мужские взоры бюстом, загадочно, многообещающе улыбалась, но облагодетельствовать ретивого ухажера не спешила - послужи, дескать, еще, дружок, а там видно будет. Хитрая, бестия! Но Перевалов надежды на лакомый кусочек не терял и гарцевал перед полногрудой красавицей, как джигит. Лихим наездником он впрыгивал прямо с земли в кабину вездехода и гонял его, как коня, по тундре вокруг базы, делая крутые виражи, так что ошметки грязи и торфа взлетали из-под гусениц к небесам. Перевалов исполнял на вездеходе любовный танец-вальс! А в заключение он вдруг на полной скорости устремлялся на Клавдию, стоящую у своего теремка, и в метре от нее резко тормозил, останавливая грязную машину. «Что за дурацкие шутки? - вскрикивала испуганная Клавка и, колыхнув роскошными грудями, презрительно поворачивалась к кавалеру не менее роскошным задом, уходила прочь.

Весь отряд с интересам наблюдал, как вездеходчик «бил клинья» под Клавку. Все ждали - чем же это кончится? Устоит Клавдия или нет? Пустит к себе или не пустит? А пока Перевалов ночевал в «бичхолле» - рабочем общежитии. Здесь стояли две палатки, обращенные друг к другу входами и соединенные общим тамбуром. «Бичхолл» отделялся от кухни и палаток ИТР залитой водою старицей. Удачно получилось! Строили-то по снегу, расчищая для каркасов прямоугольные площадки-ямы до полутора метров глубиной - могли и в болото сесть.

Палатка старших ИТР стояла хорошо. Вид из окна был чудесный: на переднем плане - голубая озерная гладь, дальше - зеленеющая вол­нистая тундра, на горизонте - синий хребет с белыми вершинами (Искатень). Широта и простор. В одной палатке с папой-начальником посе­лился младший Доценко - Вася.

Крайняя с запада палатка принадлежала свободным женщинам - Гале Типановой (Типе) и Наталье Кирьяновой (Атосу-Едрёна Вошь). К ним Денис к Кутя завалились после массовой мужской гулянки в кухне.

- Почему нам не сказали, что после ужина будете выпивать? – обижено спросила Наталья. - Мы что, не люди?

- Девочки, да кто ж знал, что вам тоже хочется?

- А вот и желаем! - поддержала подругу Типа.

- Прекрасно. Готовьте закусь, сейчас будем со спиртным.

Объединившись, разнополые геологи сидели и пели до утра, исправляли допущенную начальником бестактность.

- Это, Денис Иванович, была твоя первая ошибка, едрена вошь, - ска­зала Наталья. - Мы их будем считать.

Наступили трудовые будни, началась интенсивная подготовка к вылетам на лабазы, лабазные бочки упаковывал и разбрасывал на вертолете Петя Польский. Это была быстрая, лихорадочная работа на верто­летном ветру под гремящими лопастями. Погрузка тяжеленных железных бочек с продуктами; взлет, разворот, полет, посадка, сбрасывание лабаза, прыжок в тундру, бочку на попа, кверху дном, чтоб не залило дождями; ящики со стеклом (щи-борщи) отдельно, рядом с бочкой; тут же примусы и посуда, пара огнетушителей с керосином, бруски для па­латок (два коротких-стояка и один длинный - для перекладины). Рывок в вертолет, пот градом, тяжелее дыхание, мощное сердцебиение, дре­безжание и грохот машины, крики бортмеханика, захлопывание дверцы, стремительный взлет, посадка на базу, погрузка нового лабаза и новый полет - такова динамика процесса.

Несколько дней над весенней тундрой носился, как бешеный, верто­лет, присаживался на минутку, будто по нужде, и, облегчившись, снова взмывал в небо, оставляя на земле помет - бурые столбики ржавых бо­чек. Так была создана пищевая опорная сеть, система жизнеобеспечения из тридцати бочек-лабазов, гарантирующих выполнение плана поисково-съемочных работ независимо от дальнейшего транспорта.

Итак, лабазы разбросаны, люди на лабазах, можно начинать маршруты. На базе, в деревне Налимовке, остались две женщины - завхоз Клавдия Маштакова с дочкой - и один четырнадцатилетний мужик - Вася Доценко. Седьмого июля геологи группы «Центр» во главе с Денисом поста­вили палатки на первом лабазе, поужинали, забрались в кукули. Завтра - первый маршрут. Проснулись они утром - ого! Белым-бело! Горы покрыты свеженьким снежком толщиной десять-двадцать сантиметров. Всеобщий восторг, лишь начальнику грустно. Ребята слепили снежную бабу, сфо­тографировались возле нее и снова нырнули в кукули.

Маршруты начались только десятого июля, когда стыдливо растаял никчемуш­ный летний снег. В этот день состоялись кратковременные встречи и знакомства бурого медведя и студента (медведь испугался и убежал), снежного барана и охотника Пети Польского. Баран был далековато (не менее километра), пять пуль, выпущенных Петей из карабина, прос­вистели мимо цели.

Первый маршрут Денис прошел без приключений. Разве что на вершине его и студентку Галю накрыл дождь со снегом - но это дело обычное У Дениса была полиэтиленовая пленка, которой хватило на двоих. Нача­льник отряда и студентка-радиометристка стояли рядышком, вплотную, разделенные лишь спецодеждой. Денис, ощущая приятное волнение, любо­вался юным розовым личиком в капельках дождя, у него возникло желание поцеловать девушку в алые губки, но он во время вспомнил фразу великого Блямса «на работе извратом не занимаюсь» и сдержался. Мгновение пролетело, дождик кончился, маршрутная пара пошла дальше, на следующую вершину с геодезической треногой (триангуляционным пунктом). На обратном пути, у подножья крутого склона, в скалистом каньоне небольшого ручья геологи нашли кровать-раскладушку. Откуда взялась эта мебель в столь диком месте? Вероятно, сдуло с горы, на которой геодезисты ставили вышку, решил Денис. Вот уж кто действительно пе­рвопроходцы, так это они - военные топографы. Безымянный ручей, по которому Денис и Галя спустились в долину ручья Мускат, получил название «Раскладушка».

Первый маршрутный день закончился на кухне  (обычная шестиместная палатка с ящиками вместо стола и стульями-камнями) тем, что превозбужденный Петя Польский, рассказывая о своих охотничьих приключениях, резко дернул рукой и острым локтем опрокинул кружку с горячим чаем на нежные Галины коленочки. Ошпаренная студентка взвизгнула и вылетела из палатки. За ней бросился и ее официальный жених Андрей – студент Пермского университета. Он оказал ей первую помощь, опередив расстроенного Петра, которому Галочка тоже очень нравилась и который тоже был не против полечить ее покрасневшие коленки.

На стоянку номер два,  в устье ручья Алабашлы геологи переходили при чудесной погоде и по хорошей дороге, вниз по ручью. Денис, как всегда на пустых переходах, шел на максимальной скорости, «заломив рога», обманывая тундру, точно так, как ходят на двухсотке. Петя Поль­ский и Андрей вышли днем раньше, так что группу Доценко уже ждали готовые палатка и горячий чай. К ним и стремились полевики. Следом за Денисом, стараясь не отставать, перли геолог Вах Декадзе и его рабочий-радиометрист Костя Бауло. Слабенькая Галочка плелась далеко позади. Ей, бедняжке, идти под вьюком тяжело. Но шла она недолго - ее встретил верный друг Андрей,  забрал груз и повел другим путем - через перевал, где на отдыхе-привале имел возможность тесно с нею пообщаться. А Денис продолжал вести группу па долине, делая десятиминутные перекуры через каждый час быстрой ходьбы. Выбрав приятное местечко, он резко останавливался, садился, сбрасывал лямки рюкзака и, расслабившись, от­дыхал. Подходил Костя, падал рядом. Чуть ли ни на четвереньках под­ползал Вах.

- Как ты ходыш? - то ли восхищаясь, то ли возмущаясь, спрашивал кацо.

- Разве так можна?

- Вах, ты на двухсотке не работал?

- Нэт.

- Так вот, у меня - стиль двухсотчика. Немаршрутные, бесполезные про­странства надо преодолевать на максимальной скорости. Сокращая время перехода, мы увеличиваем отдых на стоянке.

- Тяжело,  задыхаюсь.

- Ничего, скоро второе дыхание наступит, вытянешь.

В долине Мараваама геологи сделали последний привал. Денис хотел дотянуть до стоянки, да Вах уговорил отдохнуть последний раз. Парни сели на берегу речной меандры. Тихий плес. Плещется рыба, пуская круги по зеркалу воды. Звенят комарики. Один всплеск, другой, третий. Костя не выдерживает - надо поймать! Вах тоже загорается:

- Бэзобразие. Ишь распрыгались! Сычас мы вас на кручок! Толко вот какую приманку сдэлат?

- Лучше всего ловится на мудянку, - сказал Денис.

- А это как?

Денис объяснил. Вах расстегивает ширинку, дергает черный кучерявый волосок, ойкает. Надрав нужное количество шерсти, он делает мушку и забрасывает ее в реку. Ожидание. Нетерпение. Донимают комары. Вах с удочкой переходит на другое место. Снова ничего, ни одной поклевки! Через полчаса Денис говорит:

- Ладно, братцы, хватит, пошли. Видно, чукотский хариус брезгует грузинской мудянкой.

- А я, дурак, столко надергаль, мучился - и все зря! - сокрушался Вах, надевая рюкзак.

Братцы дружно встали, рванули с места в карьер, разогнались, набрали темп, глядь - а палатки-то вот они, рядом! «Тьфу ты, черт! - ругнулся Денис. - Пятьсот метров оставалось пройти, а мы устроили привал с анекдотичной рыбной ловлей! Досадно было геологам, но и приятно - переход закончен, они располагаются, пьют вожделенный чай, утоляют колоссальную жажду. Место стоянки всем нравится - конус вы­носа, поросший крупными кустами ивы и ольхи.

Со второй стоянки изучалось оловянно-полиметаллическое место­рождение Алабашлы, открытое Кадыковым при геологической съемке масштаба 1:200 000. На месторождение, расположенное в долине ручья Алабашлы, Денис послал Ваха, а сам решил осмотреть
фланги рудного поля, определить его структуру и масштабы. Вначале он шел вдоль русла ручья,  описывал коренные обнажения вулканитов. В полдень он наступил на окурок сигареты с фильтром - ага,  значит здесь протопал Вах. Затем нашел второй окурок (оранжевые фильтры хорошо выделялись на сером фоне и обращали на себя внимание своей неестест­венностью),  затем третий, четвертый...

- Ты пачиму тут ходыш, а? Это мой маршрут! - услышал Денис знакомый голос, поднял голову и увидел спускающегося сверху Ваха.

- Сейчас сворачиваю, - успокоил он товарища, - мне направо надо. Вот дойду до того обрыва и полезу на склон.

- Там    гнэздо. Арол! - сообщил Вах, удаляясь.

Скорее всего,  это был не орел, а какой-то сокол (кречет), с пронзительными воплями паривший над долиной.

Пройдя по водоразделам вокруг Алабашлы, Денис заметил лишь слабые гидротермальные изменения пород без малейших признаков рудной мине­рализации. Вах, посетив Алабашлы, тоже был разочарован. Денис сделал вывод - тех мощных и протяженных зон сульфидной минерализации, кото­рые выделены предшественниками,  здесь нет.

Месторождения нет, зато есть бараны. Петро выполнил, наконец, свою охотничью задачу - приволок из маршрута одного барана! Второй зверь с разорванным пулей брюхом, цепляясь кишками за камни, смог уйти, уползти, спрятаться от преследователей. «Потрясающая жизнеспо­собность!» - восхищался Польский,

После сытно-обжористого ужина остатки мяса бросили в плотный баульный мешок,  затянули веревкой и опустили в воду, привязав конец к толстому основанию куста. Так надежно - ни один зверь не утащит. А голову барана вместе со шкурой прятать не стали - зачем? Она лежала рядом с палаткой. Причем голова студента Марушевича лежала в одном -метре от головы барана, отделяясь от нее полотном палатки. Студент сладко спал. Вдруг что-то дернуло за угловую растяжку, послышалась какая-то возня. В палатке раздалось непонятное, таинственное змеиное шипение - псссс! Денис проснулся от этого странного звука, приподнял голову и увидел Петьку. Тот сидел в кукуле с расширенными от ужаса глазами, направленными на вход в палатку и угол, в котором лежала лохматая башка студента Марушевича, высунутая из кукуля. Время от времени, с краткими промежутками, Петька засовывал в рот пальцы и испускал вот этот самый звук, который разбудил Дениса - пссс! Он пы­тался свистеть, но у него ничего не получалось. Тогда он сдавленно крикнул - эй! эй!, выбрался из кукуля, нашарил карабин и пополз к вы­ходу.

- Ты чего? - спросил Денис, зевая и почесываясь.

- Медведь! Не слышишь, что ли? - просипел Петро.

- Да ну? - удивился Денис и тоже выбрался из кукуля. Петро приблизился к выходу, отодвинул голову спящего студента и осторожно выглянул наружу.

- Вон он! Побежал! Медведь!

Теперь его голос звучал в полную силу и разбудил всех, кроме Мару­шевича. В считанные секунды обитатели палатки высыпали на площадку. Медведь крупным махом удалялся вверх по ручью Алабашлы. Взлетев на террасу, он остановился. Петр выстрелил из карабина. Ночной гость снова рванул и вскоре скрылся за поворотом долины. От выстрела прос­нулся Марушевич, выглянул из палатки - что такое? Кто стрелял?

- Медведя отпугиваем.

Медведь? А где он? - И студент вылез из палатки с фотоаппаратом.

Опоздал. Удрал медведь. Во-он туда.

Жаль. Я давно мечтаю сфотографировать медведя, - огорченно проговорил Марушевич и снова забрался в кукуль.

По следам, оставленным медведем, геологи восстановили его действия. Значит, так. Голова барана, прикрепленная к шкуре, лежала в одном метре от головы студента Марушевича, высунутой из кукуля. Дождавшись, когда люди уснут, медведь осторожно пошел к голове барана, взял ее в зубы и поволок по земле вместе со шкурой, зацепил растяжку, палатка дернулась, задрожала. Но еще до этого момента по характерному хорканью Петя Польский до­гадался, что в лагере медведь. Обладая острым охотничьим чуть­ем и мгновенной реакцией, Петя вскочил и инстинктивно, пытаясь отогнать зверя, засунул пальцы в рот и дунул. Свиста не получа­лось, потому что Петя сроду не умея свистеть. Тогда он издал звуковой сигнал голосом и хлопнул в ладоши. Это сработало - медведь побежал. Метрах в десяти от палатки он голову барана со шкурой бросил и, мимоходом свалив радиомачту, удрал. Вот и все. Петро спрятал медвежью приманку в воду, Денис поздравил Маруше­вича с тем, что из двух лежащих рядом голов медведь на завтрак выбрал голову барана и залез в кукуль - было всего четыре часа утра. Ребята долго не могли уснуть, обсуждая событие и его возможные варианты.

Отработав участок Алабашлы, геологи решили помыться. Петя Польский заявил:  «Я вам сделаю настоящую русскую баню с паром. Ломайте веники из ольхи. В детстве я работал в тайге и там научился делать полевую палаточную баню. Бочка есть, галечник есть, брезент и палатка имеются, воды и дров навалом - все будет о^,кей!» Ну кто ж против? Собрал Петя добровольцев-помощников и повел их на галечный пляж. Денис остался камералить в своей палатке.

Вечером Петя объявил:  «Баня готова, желающие - за мной!» Любители первого, самого крепкого пара устремились за Петей. Возле бочки с кипящей водой, обсыпанной снизу раскаленной галькой, парни быстро постелили брезент, сверху накинули и растянули палатку на двух кольях. В палатке стало тепло, даже жарко. Петя набрал в кастрюли горячей воды из бочки и смело плеснул на камни. Раздалось резкое шипение и палатка мгновенно, взрывообразно заполнилась мокрым горячим пеплом. Эффект был потряса­ющий, будто произошло извержение вулкана. Купальщики, покрывшись горячими грязевыми потоками, кашляя, чихая и плача, как черти из преисподней выскочили из палатки на свежий воздух и за­плясали на берегу студеной реки, съедаемые комарами.

- Вай-вай-вай! - кричал грязнющий грузин Декадзе, протирая щиплющие глаза.

- Пся крев! - ругался Марушевич, отплевываясь и шлепая себя  по ляжкам, убивая комаров.

- У-у-у! - по волчьи выл Костя Бауло, размазывая по телу грязь и комариное мясце.

Когда пепел осел и в палаточной бане посвежело, испытатели вернулись и кое-как обмылись, уже больше не претендуя на «настоящий русский пар». После них помылись и остальные - горячей и холодной воды и мыла было вдоволь. Польский оправдывался.

- Все дело в том, что для такой бани нужны валуны и много хороших дров. Если до установки палатки раскаленные камни обмыть, то потом идет нормальный чистый пар.

- Да-да, конечно, в этом все дело, - соглашался с ним Марушевич.

В одном из маршрутов, пересекая овраг, Денис наткнулся на три оленьих трупа, вытаявшие из-под снега и совершенно не зат­ронутые гниением. «Почему хищные звери - медведи, волки, росомахи не трогают павших оленей? - удивлялся Денис. – Столько мяса лежит и портится в природном холодильнике - а они не чуют».

О близости стойбища чукчей-оленеводов   Денис узнал когда пошел в маршрут на ручей Спотыкач. Здесь на высокой террасе стояло пять яранг, в которых обитали грязные старики с гноящимися гла­зами, коренастые кривоногие женщины и сопливые, но симпатичные ребятишки. Дети прятались по своим жилищам и оттуда зыркали, как звереныши из нор. Возле одной яранги громко лаяла привязанная к колу крупная лохматая собака. Денис и Галя вошли в край­нюю ярангу, осмотрели закоптелые внутренности. Студентка была поражена - ведь это самый настоящий первобытный мир! Полумрак, необычный, пещерный запах кожи, пота, дыма и мочи, чумазая хозяйка яранги в оленьих шкурах. На стене яранги висело несколько вяленых рыб. Это заинтересовало Дениса.

- Что, вы и рыбу ловите? - спросил он.

- Та-а, - ответила чукчанка.

- И много здесь рыбы?

- Рыпы мнока.

- А где ловите?

- Там, - махнула она рукой на долину Мараваама.

- А почему у вас так мало рыбы? Плохо ловится?

- Та-а, плохо.

Разговаривать больше было не о чем, Денис и Галя пошли домой. Марушевич, узнав, что на Спотыкаче стоят яранги, аж задрожал: «Мне надо туда обязательно сходить, я давно мечтаю сфотографировать живых чукчей и их жилища. Такой случай упускать никак нельзя». Денис наметил студенту маршрут через яранги и он его выполнил. Возвратился он в полнейшем восторге – какая экзотика! Какая дикость! Как мне повезло! Снимки будут - во!

На стоянку номер три, к устью ручья Кривого, группа сплавлялась по Маравааму на резиновых лодках. Руководил сплавом старший техник-геолог Петя Польский, геологи шли маршрутом по склонам долины. Денис прошел по левобережью реки, вдоль южной гра­ницы вулканической кальдеры, пересек ее контакт с осадочными породами, заметил незначительное ороговикование (глыбы темно-серых плотных песчаников при ударе молотком звенели, как чугун). Денис сделал вывод - на глубине залегает интрузия.

Маршруты с третьей стоянки давались тяжело. Они проходили по интенсивно расчлененному рельефу со сложным геологическим строением, при низкой облачности, ветрах и дождях. На крутых подъемах молодая легкая радиометристка Галочка всегда уходила вперед, обгоняла геолога. Денису это было на руку. Он смотрел, когда она скроется и спокойно справлял нужду (предоставляя девушке такую же возможность). Зато спуски Денис делал быстро, бегом или гигантскими скачками, время от времени  резко останавливаясь и отбивая образцы горных пород для определения их состава. Галя спускалась медленно, осторожно, боясь повредить прибор.

В маршруте по альпинотипному правобережью Мараваама Дениса охватило какое-то жутко-восторженное состояние. Он находился на хребте, перед ним открывалась панорама черно-синих со светлыми полосками гор. Над ними - низкие свинцово-серые тучи и ветер - картина холодная, безжизненная. Денис ощутил необъят­ную суровость этого крайне неуютного пространства, дыхание штормового океана, демоническое величие природы и свое ничтожество перед ней и в то же время свое единство с этой неограниченно свободной стихией. В душе геолога-романтика возникла грозная мелодия, от которой мурашки пробежали но коже и слезы наверну­лись на глазах.

Другой маршрут по правобережью ручья Блеск Денису запомнился по другой причине. Здесь геолог подтвердил свой неизмен­ный принцип: настало время обеда - садись и ешь невзирая ни на что, в какой бы обстановке ни оказался. На сей раз шел дождь, спрятаться было негде. Денис спокойно   присел на вершине горы, на мокрую глыбу эпидотизированных дацитов и стал заправляться. Студентка Галя, отказавшаяся от трапезы, стояла рядом, как мокрая курица и грустно, недоуменно взирала на жующего геолога. Она не могла понять, что своевременная еда - совершенно необходимая, неотъемлемая часть производственного процесса.

Как вы можете есть в таких условиях? - спросила она.

-  Условия вполне терпимые, - ответил Денис, проглотив очередную порцию «завтрака туриста».

Вах Декадзе в этот ненастный день покорял островерхую гору на левобережье Мараваама, условно названную «Казбек». Взобравшись наверх более-менее благополучно. Горный Арол был внезапно накрыт темной тучей и сдут с вершины порывом ураганного ветра.

- На меня напали дождь, ветер и туман и я бистро спустилься, - рассказывал мокрый Вах, возвратившись из маршрута досрочно.

- Позорно бежал, - уточнил Петя.

- Да, позорно бежаль, - охотно согласился Вах, выжимая воду из своей шерстяной шапочки.

Старший техник-геолог Петр Польский занимался шлиховым опробованием долин. Одной из главных его задач было подтверждение весовой оловоносности ручья Блеск, выявленной предшественниками. Петру намыть вес не удалось, его шлихи показывали только знаки. Пройдя по долине геологическим маршрутом, Денис обнаружил слабо измененные осадочные породы с нитевидными прожилками кварц-хлоритового состава и редкими линзовидными кварц-сульфидными жилами. Касситеритом вроде бы и не пахнет - откуда же он взялся в аллювии ручья? Поисково-съемочные маршруты ответа на этот вопрос не давали.

Зато снова, как и на предшествующей стоянке, группа Доценко имела утешение - руды нет, но есть бараны! Петя Польский шлепнул еще одного рогача. Мясо варили на костре, благо долина зеленая, кустов и сушняка много. Маршрутные пары, возвращаясь в лагерь, собирали дрова, бросали в общую кучу возле кострища. Де­журный приходил пораньше, если позволял маршрут, и в большом баке варил баранину. По настоятельной просьбе «кавказского чалвэка» в бульон ничего, кроме специй, не добавляли. Получалась вкуснейшая «шурпа», которой запивали мясо. Ели очень много, по тому что баранов надо было съесть обязательно на этой стоянке, чтобы их остатки не тащить дальше на себе. На третий день усиленного мясного питания в группе «Центр» начался массовые понос. Первым рванул в кусты промывальщик Устя, за ним последовали Вах, Костя и сам Зверобой. Денис долго держался, но и он не устоял - спек блин. Желудочно-кишечная эпидемия продолжалась несколько суток. Порции съедаемой баранины были сокращены, после чего   групповой стул нормализовался.

Совершив по три маршрута, геологи решили покамералить - так положено. День выдался теплый, солнечный. Полевики вывернули, вытрясли кукули, положили их на зеленые полянки - пусть сушатся и впитывают в себя растительно-цветочные ароматы.

Галочка решила помыться в Маравааме. Сбросив с себя бесформенную полевую  спецодежду, она превратилась в красивую девушку с изумительной фигурой. «Вай-вах!» - воскликнул обалдевший, возбужденный Вах, схватил фотоаппарат и стал подкрадываться к наяде. Но за горячим грузинским парнем следил уральский Галочкин жених Андрей. Он бросился наперез абреку и грудью закрыл амбразуру его бесстыдного фотоаппарата, нацеленного на обнаженную Галю.

- Не надо! - сказал он грозно.

- А тебе что, жалко? Отойди, нэ мешай!

- Она моя невеста и я ее   в обиду не дам!

- Какая абыда, слюшай, ти! Фото на память - вот и все. Э-з-э!

Вах с досадой махнул рукой и скрылся в своей палатке.

Спасенная от фотосексуальных домогательств Галочка натянула кофточ­ку и брючки и как козочка поскакала меж палаток и кустов. Пробегая мимо Дениса, возлежащего на кукуле и рисующего карту, шалунья мокрой ладошкой коснулась его плеча и кокетливо спросила: «А вы почему не купаетесь? Так хорошо! Вода чистая, холодная!» Денис хмыкнул, улыбнулся, покачал головой - эх, молодость, молодость...

В эту ночь Устя покинул палатку, в которой обитал вместе с Галей и Андреем. Свой уход старый бич объяснил так: «Пусть он ее успокоит, давно пора», использовал ли Андрей предоставленную ему возможность, неизвестно, только на следующий день радиометристка вела себя в маршруте весьма странно. Она постоянно отставала (раньше всегда забе­гала вперед), приближаясь к начальнику, стеснительно закрывала рукой губы, которые казались то ли обветренными после купания, то ли ис­кусанными. А однажды, оторвавшись от записей в полевой книжке, Денис увидел, что она тихонько всхлипывает, плачет. В обед от еды она отка­залась и близко к геологу не подошла, держала дистанцию. Денис делал вид, что ничего не замечает и никаких вопросов не задавал. Так, молча с дистанцией в десять метров, маршрутная пара и проходила весь день.

Этот маршрут ничем особенным Дениса не порадовал - сплошные эпидотизированные дациты, такие же, как и на правобережье ручья Блеск. Закончился он переходом вброд через глубокие протоки Мараваама, пре­одолением наледи (мощность льда до двух метров), сбором плавника на галечных пляжах и поверхности поймы.

И снова сплав. На сей раз Денис шел маршрутом по правобережью Мараваама. С последней перед четвертой стоянкой вершины он увидел лодки - они еще не прошли и половину пути. Денис дождался сплавщиков в устье ручья Прямого, где среди кустов нашел чудесное местечко и предался кайфу. К берегу причалил Польский.

Что так долго?

- В гробу видал я такой сплав! Протоки, меандры, мели! Лодку больше на себе тащил, чем плыл.

- А где Марушевич?

- Он вообще не туда поплыл. Выбрал боковую протоку,  заехал в тупик. Пришлось лодку разгружать и все перетаскивать в основное русло. Boт упрямый хохол! Я ему кричу - сюда греби, там не пройдешь, а он не слушает, прет по своему. Сколько из-за него времени потеряли!

Подплыл Марушевич.

- Где будем делать стоянку?

- Сплавляйтесь ниже метров пятьсот, там должна быть хорошая площадка. На намеченном участке геологи обнаружили остатки базы предшественни­ков, искавших золото. Начальник партии Булочкин пришел к выводу, что перспективы района на благородный металл отрицательные. Денису надо было это утверждение или подтвердить, или опровергнуть.

На четвертой стоянке у Дениса впервые появилась радиосвязь - отряд вышел из гор на холмистую равнину к приблизился к базе. Связь была слабая, прерывистая, но все же удалось разобрать, что на базе сидит молодой специалист Володя Крайтер, который просил разрешения выйти на стоянку пешком вместе с Васей. Денис разрешение дал, указал ориентиры. На другой день, поздно вечером, преодолев сорок километров по холмисто-западинному рельефу, по болотам и кочкоте, измученные ребята появились на стоянке. Денис обнял четырнадцатилетнего сына и сказал ему: «Молодец, Вася, трудное испытание выдержал. Пройти такое рас­стояние не всякий взрослый мужик сможет. А ты сделал это! Поздравляю!»

Дальше группа «Центр» разделилась на две подгруппы - Вах, Володя и Костя ушли на другой лабаз с тем, чтобы его отработать и вернуться обратно. А Денис с Галей и Васей отправился в маршрут по левобережью нижнего течения реки Мараваам, сложенному главным образом рыхлыми ледниковыми отложениями с редкими выходами коренных пород в береговых уступах. 

По рыхлым четвертичным отложениям радиометрические наблюдения не ведутся, поэтому когда в начале маршрута Галя заявила, что прибор сломался,  Денис ничуть не огорчился и продолжал движение. Выйдя на обширную кочковатую поверхность, он врубил четвертую скорость. Вася помчался за ним, не отставая, а медленно плетущаяся студентка исчезла за горизонтом. Обнаружив объект для наблюдения - уступ террасы с выходом песчано-галечных отложений, Денис резко остановился и сел. Вася, на­толкнувшись на него, свалился рядом. И тут они увидели занимательную картинку. Прямо перед ними, чуть ниже уступа, откалывал коленца журавель. Он приседал, наклонялся, волочил крыло, удалялся, прихрамывая. Отойдя метров на двадцать, он останавливался, смотрел на сидящих людей, возвращался к ним и снова повторял свое выступление.

- Во дает! - удивился Вася. - А зачем он так делает? Нас развлекает?

- От гнезда отводит. Где-то тут поблизости его гнездо, он изображает раненого, хочет, чтобы мы за ним побежали, попытались поймать. Так поступают многие птицы, когда видят опасность для своих птенцов.

Сделав необходимые записи, Денис и Вася пошли дальше. По дороге они набрали грибов - молодых крепких красноголовиков (подосиновиков). В устье речки Зрелой Доценки решили перекусить. Место чудесное - чистая вода, ровная сухая полянка, кусты, дрова. На костре они жари­ли грибы, как шашлыки и ели их в раскаленно-шипящем виде. Потом умяли обычный маршрутный паек и попили чаю с дымком. Вася был в восторге.

На обратном пути геологи встретились с зайцем. Он внезапно выс­кочил из-под куста и рванул вверх по склону.

- Что это? - спросил Вася. - Опять журавль?

- Да ты что? - удивился Денис. - Зайца не распознал? Разве журавли скачут среди кустов?

- Не знаю. Мне показалось - журавль.

Денис понял в чем дело и огорчился - зрение у сына оставляло желать лучшего.

На Маравааме Денис наблюдал интереснейшее обнажение - высокий живописный каньон, сложенный цветными перлитами. Зарисовывая обна­жение, он услышал - сверху посыпались камушки. Поднял голову и увидел - на краю обрыва стоит Галя. Ага, нашлась, слава Богу, сама появилась искать не надо. Доценки пошли вместе с ней, параллельным курсом в сторону стоянки. По пути они нарвали большую охапку лука.

Следующий маршрут с этой стоянки был также наполовину тундровой и Денис, оставив радиометристку в лагере, пошел один. В обеденный перерыв он поставил себе задание - одолеть целиком большую банку ланченмита - венгерского консервированного мяса с поташем, перемолотого, очень плотного и совершенно безвкусного, ну просто как глина. Присту­пив к делу, Денис убедился - туго лезет! Два часа потратил он на еду, но все-таки справился. Тяжелым камнем лежал ланченмит в желудке до позднего вечера, вызывая отвращение к любой пище.

Возвратилась подгруппа Декадзе. Вах плясал - он нашел ракушку! (В последствии оказалось – хвощ).

Да где в известковистых песчаниках, амгуэмской свиты, в которых никто никогда ничего подобного не находил! Это-сенсация! Денис принял решение - на один день всем составом группы идти на Вахову точку, провести дополнительные сборы.

- Ты это место отметил? Гурий поставил?

- Какой гури?

- Каменную кучку сложил?

- Нэт. Я так запомнил.

- Хм! Ну хорошо, пойдем, покажешь.

Пошли. Молотков всем не хватило, Костя Бауло взял топор. Подход километров девять, три часа. И вот, кажется, на месте. Вах сосредоточенно, наморщив лоб, вертел башкой туда-сюда, принюхивался, ориен­тировался. Потом начал кружить, петлять, ползать на четвереньках, переворачивать глыбы. Петом вскочил, произнес: «Нэт, не здесь» и побежал дальше. И так несколько раз. Вся группа бегала за ним, пов­торяя все его петли и зигзаги. Наконец он окончательно остановился и в полном недоумении спросил своего маршрутного рабочего?

- Костя, ми били здесь иди не здесь?

- Не знаю, - честно сознался Костя, - я не запомнил.

- Все-таки где-то здесь! - решительно заявил Вах и геологи принялись колотить камни.

Через несколько часов, раздробив в щебенку сотни песчаниковых плит, охотники за древней ископаемой фауной возвратились в лагерь ни с чем. «Ракушка» случайно найденная Вахом в маршруте, осталась в единственном числе. С таким результатом и завершились работы на пос­ледней перед базой стоянке.

Во время перехода на базу Вах твердо решил овладеть Галкой, ибо другого более удобного случая   могло и не подвернуться (Андрей находился на другом лабазе). Группа растянулась на целый километр. Впереди шел Денис, справа и сзади, прилагая все усилия,
чтобы не отстать, пер Петр Польский, замыкали колонну Галочка и Вах. Удалось ли стоялому жеребцу осуществить свои намерения, осталось не­известным.

У лабазной бочки, предназначенной для второго круга, геологи сделали привал. Дул холодный северный (попутный) ветер, идти было хорошо, сидеть - плохо. Соорудив примитивное укрытие, путники разожгли примус, сделали чай. Пацаны - Костя и Вася - насобирали кассиопей и мелкого хворосту, разожгли костерок. Геологи отдохнули, пере­кусили. На месте прогоревшего костра образовалось небольшое углуб­ление, заполненное горячей золой. Дрожащий от холода Вах с каплей соплей на лиловом носу сел в эту ямку, на секунду блаженно замер и вдруг с диким ревом взлетел над пепелищем, сиганул в сторону и заплясал по террасе, хлопая себя по дымящейся заднице - вай-вай-вай!

- Ага, проняло, поджарил яйца, - сказал Денис.

- Асса! - кричал Петро и хлопал в ладоши. - Асса!

Нахохотавшись до слез, геологи рванули на базу - оставалось всего - ничего, километров пятнадцать.

Главное на базе - баня! Настоящая, с жарким паром и купанием в холодной озерной воде. После мужиков мылись женщины. Некоторые из них тоже парились, хлестались вениками и выбегали охладиться в озере. Ваху повезло - он подсмотрел в окошко, как из воды выходила Галя, но не студентка, а другая, Типанова, работавшая в группе «Юг».

- Ну и как? - спросил Денис.

- Красивая женщина. Взнэра, - коротко ответил Вах.

Через некоторое время привалило счастье и Денису - он узрел другую обнаженную натуру с еще более колоритной фигурой - Клаву Маштакову. Баня находилась примерно в двадцати метрах от командирской палатки. Заслышав визг, смех и плеск воды, Денис приподнялся из-за стола, глянул в окошко и увидел голую женщину, не торопливо выходящую из озера и осторожно ступающую на галечный пляж. Она шла, наклонясь вперед, сверкая влажными округлыми формами, придерживая ладонями снизу свои колоссальные белые груди с розовыми кругами сосков. Закрыть темный мохнатый треугольник ниже пупка рук не хватало, поэтому она двигалась открыто, с улыбкой, ничуть не смущаясь. Секунда, другая, третья - и потрясающее видение скрылось за углом бани. Обалделый геолог сел. Сердце его бешено колотилось, геология вылетела из головы. «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты...» Как понимал Денис Пушкина и Ваха в этот момент!

Стыдливая студентка Галочка прыгать голой в озеро не стала, но попарилась хорошо. Свежая и румяная, она сидела вечером в столовой, ковыряла алюминиевой ложкой подгоревшую гречневую кашу и тяжко воздыхала:

- Эх, сейчас бы красных помидоров с белой сметаной!

- Ну-ну, помечтай, - буркнул Денис.

Ему эти разговоры о вкусной и красивой материковской пище давно надоели. Каждый год кто-нибудь из рабочих или студентов обязательно хнычет, вспоминает, живописует свежие овощи-фрукты и прочие пищевые прелести, недоступные жителям Заполярья.

С базы Денис сделал одиночный тундровый маршрут по ручью Гранитному, вышел на берег реки Амгуэмы, полюбовался мощным водным потоком - вот где отличный сплав! Был бы, если бы... В береговых обрывах ручья он описал коренные выходы-останцы вулканических пород, возвышающихся над волнистой равниной. В одной месте он увидел железную браконьерскую сеть, полностью перегородившую водоток, наглухо перекрывшую путь рыбе из Амгуэмы в озеро Рыбное, на котором стояла база Мараваамского отряда. Ему стало ясно, почему в озере одни налимы   и он мысленно проклял тех нелюдей, которые сделали это.

Группа «Юг» возвратилась на базу раньше «Центра». Основным результатом ее работ стала психологическая несовместимость Гали Типановой и Бори Кутенкова. Причем Типа сообщила об этом явлении начальнику ЦГГП Пухову, чем очень озадачила его. Она попросила направить ее в другую группу, подальше от Кути. К непосредственному своему начальнику Доценко Типа «дозвониться» не могла,  маломощные радиостанции «караты» не работали. Поэтому эта дура - бaбa лупанула радиограмму прямо в центр, открытым текстом, так что вся Чукотка о несовместимости Типы и Кути узнала раньше, чем Денис. В поселке женщины-оформители задавали Рите Кутенковой двусмысленные вопросы и хихикали. Задал такой вопрос разобиженной Типе и начальник отряда.

- Он что, к тебе приставал? - спросил Денис.

- Нет, не приставал, просто органически его не перевариваю. Направьте меня в другую группу.

Просьбу Типы Денис удовлетворил, поменяв ее на Марушевича. Из бесед с обеими несовместившимися сторонами начальник отряда выяснил, что «семейный» разлад начался с кухни. Боря как руководитель группы, бугор, так сказать, ссылаясь на большую занятость геологией, пытался от дежурств на кухне увильнуть. Галя нахально настаивала, чтобы он дежурил наравне со всеми, по очереди, как это заведено. Высказываясь о сотруднице, Боря называл ее своенравной и недисциплинированной особой. В качестве примера он привел случай, когда она в отличный солнечный день отказалась идти в маршрут, сама себе объявила камералку и разлеглась возле палатки загорать.

- Разделась, лежит! - возмущался Боря. - Да хоть бы было на что посмотреть, а то ни сиси, ни писи - нигде ничего нет, а строит из себя черт знает что!

«Явное расхождение с мнением Ваха, - подумал Денис. - Интересно, кто же из них прав? Надо бы самому проверить». Да, где же истина? Она в известном афоризме, относящемуся к геологическим телам:  «Сколько геологов, столько и мнений». В данном случае мнений о строении Типановой было два. Третье, самое обосно­ванное мнение, не высказываемое вслух, имел Типанов, Галкин муж, также почему-то оказавшийся на базе Мараваамского отряда. «Откуда он взялся? - недоумевал Денис. - Ведь он разведчик, работает на одном из буровых участков Майны-ГРП». Выяснилось следующее.

Типанов заскучал и решил навестить свою жену на каком-нибудь лабазе. Схему расположения лабазов он примерно знал (Галка,  вероятно, сообщила). Покинув буровой участок, он переправился через Амгуэму, то ли на бревне, то ли на каком-то хилом плотике (отчаянный мужик!) и, не имея карты, пошел по тундре ис­кать жену (по запаху, что ли?). Преодолевая водные преграды, болота, кочкарники, продираясь сквозь кусты, он пер, как осенний изюбр, влекомый необузданным первобытным инстинктом. Типанов без сна и отдыха бродил двое суток и все-таки палатки геологов группы «Юг» нашел!

Появление на стоянке незнакомой личности насторожило Кутю (Галка была в маршруте). Он подумал, что этот изможденный подозрительный тип - американский шпион и о нем надо немедленно сообщить куда следует. Позывные соответствующей организации и шифр-код Кутя знал. Дать секретную РД он не успел – пришла Галка и объявила, что пришелец - ее законный муж и что завтра она в маршрут не пойдет, останется с милым на стоянке.   

Кутенков взбесился: «Все пашут без передыху, а ей, видите ли, то позагорать надо, то мужа ублажить! Нашла для е-ли место и время! Тьфу!» Так было раньше, на стоянке. Теперь Типанов пришел второй раз, прямо на базу, у него после вахты был двухнедельный отгул. Это время он запланировал провести с женой в качестве ее промывальщика. Денис этому был даже рад - пусть мужик поработает на отряд, расплатится за использование старшего техника-геолога в сугубо личных, сексуальных целях.

Незадолго до его прихода разразился завершающий акт психологической несовместимости Типы и Кути. Произошел он на кухне, в обед, при многочисленных свидетелях. Боря кушал. Вошла Галя и ехидно-вежливо произнесла:

- Борис Николаевич, не забудьте, пожалуйста, завтра ваше дежурство.

- Галина Николаевна, пошла ты на х—!

При этом Кутенков вскочил из-за стола и отпихнул от себя ненавистную особу. Особа, изловчившись, шлепнула Кутю ладошкой по щеке, нанесла ему, как говорили в старину, оскорбительную пощечину или, как говорят теперь, врезала по морде. На этом все и кончилось. Больше эти двое ни на тему кухни, ни на какую-либо другую тему не говорили до конца сезона.

Группа «Север» работала с вездеходом, она была механизированным подразделением, что и определило ее психологический настрой. Народ разболтался, разбаловался, разленился, ни о каких пеших переходах и слышать не хотел, тем более что-то там еще и на себе нести - да ни в коем случае! Вездеход постоянно перег­ружали, торсионы при переездах трескались, как спички.

Верховодить в группе пыталась маршрутная рабочая Люсита, подружка Вити Галина. Против нее выступала геолог Наталья Кирьянова, Атос - Едрена Вошь, подружка Вити Перевалова, прочно занявшая штурманское место в кабине вездехода. Невзлюбила Люситу - командирскую жену - и   техник-геолог Валя Маслакова. Женщины постоянно ссо­рились.

Особняком жил Пашка Литвяков, тайно ловивший рыбу и прятавший ее ото всех. Руководителю группы слабохарактерному геологу Галину приходилось очень трудно, временами он даже всплакивал тайком, проклиная свою судьбу и боясь ответственности.

Тем не менее геологические задачи группой «Север» решались более-менее успешно, надежду Дениса на поиски ископаемой фауны Витя оправдал - ракушки были найдены. А вот то, что вездеходчик Перевалов покорит геолога Кирьянову, Денис никак не ожидал. Вп­рочем, удивляться не стоит, такие уж у Натальи вкусы, она все­гда сходилась только с крупными мужиками-механизаторами (первый ее муж был бульдозеристом).

Итак, Витя Перевалов Клаву Маштакову бросил, отступил не добившись успеха. Огорчилась ли Дульцинея Мараваамская? От­нюдь. Она тут же захомутала другого, образованного, культурного мужичка. Все свои колоссальные телесные возможности, нерастраченные женские чары она обрушила на молодого специалиста Во­лодю Крайтера. Вот, оказывается, кого она ждала! Вот для кого, берегла свои явные и тайные прелести! Запрягла она этого добродушнейшего очкарика капитально. Все, что не успел сделать в ее домике Перевалов, терпеливо и тщательно доделывал трудолюбивый Вова. По базе он ходил только с Леночкой на шее (предполагалась, что это его будущая приемная дочь) и при этом улыбался и ласково мычал. А Клавдия-Дульцинея, подперев руки в боки, выставив на полметра вперед свое богатство, крупнозубо улыбаясь, с удовлетворением взирала на эту идиллическую картину.

Молодой геолог Вова Клаву уважал, она была для него истонником наславдения, а вот с точки зрения начальника отряда Маштакова оказалась изрядной стервой. Напрашиваясь в поле, она  многое обещала - и быть завхозом, и готовить пищу на всех, и обязанности техника-геолога выполнять. На деле хозяйкой она была нерадивой, ленивой. Возвратясь с первого круга, Денис сделал Клавдии замечание о беспорядке на базе и складе.

- Это не моя забота! - громко, крикливо, как базарная баба ответила Маштакова. - У меня в подотчете только продукты, вот за них я отвечаю и считаю, а все остальное меня не касается. И я вам тут не уборщица, и поваром не нанималась. Буду я готовить на такую ораву, как же.

- Обманка ты чертова! - возмутился Денис. - Что ты в поселке говорила, помнишь? Хрен бы я сделал тебя техником-геологом, если б знал, как ты себя здесь поведешь! Разленилась и обнаглела, сидя на базе! Зарплату получаешь   зря!

И Денис махнул на нее рукой - живи, как знаешь, обойдемся и без тебя.

Настало время выходить на второй круг, а заказанного вертолета нет   и когда будет - неизвестно. Связь по рации плохая, невразумительная - чего ждать? Денис решил выводить группу пешком на ближайший лабаз. Рабочие во главе с Устей выразили протест, их поддержал Вax.

- Вот увидишь, - говорили они, - только выйдем - и вертолет прилетит, обидно будет. Ну чего мы будем пехом переть с вьюками целый день, когда на вертолете за несколько минут будем на ла­базе. Надо ждать до конца.

- Время, ребята, время! - убеждал их начальник отряда. - Каждый день дорог, лето близится к концу, а у нас кое-где и конь не валялся. Надо идти,  собирайтесь. Все, это приказ!

Люди собирались нехотя, с ворчанием, к назначенному времени приготовиться не успели. Денис, настроенный решительно и  зло, ждать никого не стал, пошел один, не оборачиваясь. Через час интенсивной ходьбы он остановился и присел на бугорок.

База еще была видна, от нее ползли темные точки сотрудников. Через несколько минут подошли Петро, Володя, Вах, Костя и Галочка.

- Я уже в мили, - признался Вах, вытирая пот.

Отдохнув, Денис поднялся и увидел совсем рядом на ровной поверхности террасы одинокого оленя. Очень некстати появился рогатый - до лабаза еще далеко, подогнать бы его поближе.

- Олень, - сказал Денис.

- Где? - встрепенулся Вах и схватился за ружье.

- Не надо бы стрелять. Времени много потеряем. И тащить далеко.

- Донесем! - сказал Вах и пополз к оленю.

Денис одел рюкзак и пошел вперед, задержка его раздосадовала. Так они и к вечеру до лабаза не доплетутся.

На лабаз Денис пришел вдвоем с Петром. Геологи поставили палатки, приготовили чай. Остальные ребята, загруженные мясом, пришли на стоянку около полуночи. На следующий после длинного и тяжело загруженного перехода рабочие (опять же во главе со старым бичем Устей) запросили отдыху и опять их поддержал Вах. Денис расслабляться не позволил: «Не для того мы совершили этот переход, чтобы здесь лежать и время терять. Надо идти в маршруты».

Отработав лабаз, группа разделилась. Вах и Володя пошли северным путем, по гранитоидам, роговикам и слабо золотоносным участкам. Денис и Петро переместились к югу, в зону сочленения вулканитов и осадочных пород с проявлениями полиметаллической минерализации. Стоянка располагалась на берегу озера Лебединого. Здесь геологов ждал весьма неприятный сюрприз - пустые, лишенные керосина огнетушители - примусное топливо вытекло, испарилось. Стало ясно - варить придется на дровах, тонких сухих прутиках и веточках, которые попадаются среди низкорослых кустов ивы. А для этого нужно, чтобы не было дождей. «Боже, дай нам хорошую погоду!»- молился Денис.

Первые маршруты на этом участке были проложены в верховьях ручья Гранитного. Темные, непонятные породы, контакты субвулканических интрузий и ороговикованных осадочных пород. Образцов приходилось брать очень много, к ним добавлялись штуфные пробы из различных жил и гидротермалитов. И все себе, себе, в свой рюкзак пихал Денис. Его маршрутная рабочая Галочке была существом нежным, слабым, она стонала под малейшей нагрузкой. Вот когда мужика-геолога разбирает злость на обилие женщин в геологии! «Нy ладно бы еще хоть в чем-нибудь по своим природным женским наклонностям нас превосходили и подменяли - на кухне, например. А то ведь черта с два, дежурят на равных, по очереди. Порхают весь сезон налегке нежные созданья, как бабочки и стрекозы, ж в погрузке, ни в разгрузке, ни в таскании камней не участвуют? Именно это считал Денис главной неприятностью в совместной с женщинами работе. А не то, что многие считают неудобством - трудность, усложненность отправления естественных надобностей или свободу поведения и матерного слова, это все ерунда, это преодолимо. Практика выполнения малой нужды в маршруте вырабатывается легко и просто, на стоянках - тем более. Ну а если внезапно приспичит и дама рядом, делается так: «Галя, ты пройди вперед_,  вон до той вершинки, а я на этом обнажении подзадержусь, надо получше рассмотреть породы». И действительно, камни изучаются присевшим на корточки геологом самым тщательным образом. Бывает, что в такие сосредоточенные моменты и фауна находится, и рудная минерализация замечается, и решаются важные геологические проблемы. Тогда геолог с криком «эврика!» вскакивает, затягивает ремень, хватает полевую книжку и начинает строчить, записывать мысли из головы.

- Денис Иванович, почему вы и Петя меня не любите? Все меня любят, а вы нет. Целый день молчите, не разговариваете со мной. Почему?

- Галя, у нас с тобой чисто производственные отношения. Я - геолог, начальник отряда, ты - рабочая-радиометристка, я с го­ловой занят своим делом и должен держать тебя на определенной дистанции, чтобы ты не соблазняла меня, чтоб я тобой не увлекся. Ты хорошая, красивая девочка, поэтому иначе я с тобой не могу. Понятно? Отойди...

Вот такой однажды состоялся разговор, дополняющий тему «женщины в геологии».

Сентябрь. Резко похолодало. Из маршрута Денис возвращался невероятно усталым, сбрасывал тяжеленный рюкзак, грохочущий камнями, в темной холодной палатке садился на кукуль и с удовольствием закуривал. Еще один трудный день позади, можно, наконец расслабиться. Потом на дровишках геолог готовил чай, утолял жажду и голод.

В береговых уступах ручья Гранитного Денис описал разрез амгуэмской свиты.    На пронизывающем ветру он делал беглые зарисовки обнажений, прятался в расщелинах, писал. Руки коченели, записи получались неровными, корявыми. Затем он искал в алевролитах фауну и флору, нашел много растительных остатков плохой сохранности (детрит), но «эстерию» Булочкина повторить не смог, он даже не знал, как она выглядит.

Зато другой маршрут Дениса порадовал. На западном берегу озера Лебединого в ледниковых отложениях он нашел валунчик агата, принесенный откуда-то издалека, кинул его в рюкзак - есть добыча! Через пару километров от этого места у подножья горы геолог наткнулся на чудесные оленьи рожки, маленькие, ветвистые, удобные для транспортировки, приторочил их к рюкзаку. Вот и есть полевые подарки для жены и детей.

Трофеи Петра Польского в этот день были более существенные. Он снова убил барана и приволок его на стоянку. Мяса – завались, успеть бы съесть до ухода. Притащив барана, Петр перетрудился, надорвался, заболел. Его, разгоряченно-потного, просквозило холодным ветром, у него поднялась температура и разыгралась астма. Аптечка с   необходимыми препаратами у Петра всегда была с собой. Трое суток он пролежал в кукуле, тяжело и сипло дыша, кашляя и потея. Питался он только мясным бульоном. Густая черная борода худое серое лицо и огромные, поблескивающие в темноте глаза, вызывали жалость и сострадание. Галочка пыталась ухаживать за больным, но гордый, как Демон, геолог отмахивался от нее: «Да ничего мне не надо! Скоро отлежусь, мне уже лучше». Обошлось без выхода на базу и вызова вертолета. Петр оклемался.

В день выздоровления Польского погода стояла чудесная. Вечером, пред закатом солнца, геологи наблюдали удивительною картину - Лебединое озеро превратилось в Озеро Танцующих Хариусов! Стало понятно, откуда появилось такое название на Колыме. Вот, значит, как око происходит! Гладкая, блестящая поверхности озера и над ней - сотни сверкающих серебром рыб, одновременно выпрыгивающих в воздух и на краткий миг стоящих вертикально, хвостом на воде, танцующих! Затем отрыв, взлет, крутой разворот по короткой дуге головой вниз, всплеск, блеск, золотистые брызги, круги по воде - и это непрерывно в течение длительного времени. Вода кипела, бурлила, сверкала, играла и переливалась серебром вместе с хариусами. Зрелище завораживающее, неповторимое.

Налюбовавшись вдоволь этим потрясающим явлением, чудом природы, геологи схватили спиннинги и начали метать блесны в играющий-танцующий косяк, быстро натаскали веселой рыбы на уху и жереху - больше пока не надо. Основную рыбную ловлю – сеткой - они отложили на завтра. Утром они перегородили сетью ручей, вытекающий из озера. Возвратившись из маршрута в предвкушении большого улова, геологи были горько разочарованы - ни одной рыбки не попало в сеть! В чем дело? Подумали и решили - вечером рыба скопилась перед выходом из летне-кормового озера, устроила прощальный праздничный концерт, а ночью, когда люди уснули, она сплошным потоком по мелководному ручью схлынула, скатилась вниз, в реку Амгуэму, где будет зимовать. «Эх, надо было на ночь сеть поставить - засолили бы целую бочку!» -воскликнул Петр.

Пришла пора и геологам уходить с озера Лебединого - уж больно неуютно стало в палатке, некомфортабельно.

- Что за жизнь! Скорее б сдохнуть, - ворчал Петро, приводя в ужас впечатлительную Галочку.

- Ой, Петя, ну что ты говоришь! это нехорошо, нельзя так выражаться, - возмущалась она.         

Готовить на костерке погода пока что позволяла. В последний на стоянке камеральный день зашла речь о том, что баранине уже порядком поднадоела.

- Да, - заметил Денис, - мы ели ее в изобилии, в самом различном виде - и вареную в котле, и жареную на сковородке, не было только шашлыков.

- Будут вам шашлыки! - произнес Петр и выскочил из палатки.

Через некоторое время потянуло дымком и запахом горелого мяса.

- Полевой шашлык готов, извольте кушать! - объявил джигит, распахивая полы палатки и входя в нее с дымящимися шампурами в руках. Нанизанные на ивовые прутья куски поджаренного мяса еще шкворчали, источая сок и аппетитный аромат. Мясо было сыроватым, но это не имело значения, горяче-горелые шашлыки были проглочены почти без разжевывания, целиком. Лишь привередливая студентка от них отказалась - зубки побоялась сломать.

На последнем лабазе Петр вернулся из маршрута необыкновенно возбужденный.

- Наконец-то! - произнес он, плюхнувшись на кукуль.

- Что?! - воскликнул Денис, чуя важные вести.

- Касситерит! Хороший вес.

- Где?

- По ручью Озорник и его притокам.

Вот те раз! Но ведь там у геохимиков никаких потоков нет!

- Геохимических потоков нет, а шлиховой касситерит прет! Они его не поймали.

Денис провел поисковый маршрут по оловоносным ручьям и водоразделам, которые они дренируют. Он выявил в делювии и коренных выходах осадочных пород серию прожилков, метасоматических линз и жил кварц-хлоритового состава со спорадической вкрапленностью сульфидов, отобрал с десяток штуфных проб, видимого касситерита геолог не обнаружил, но был уверен, что спектральным анализом олово в пробах будет установлено. Задачу по выявлению коренных источников россыпного касситерита в верховьях ручья Озорник Денис считал решенной. Был открыт перспективный участок, на котором в следующем году будут проведены детальные поисковые работы. Это уже кое-что, это хороший конкретный результат. Жаль, конечно, что открытие сделано в последних маршрутах, что сопки уже припорошены снегом, вода замерзает и работать стало совсем невмоготу. Холодно. Но зацепка есть и это главное. Можно уходить на базу.

На базе – баня, краткий отдых – и полевая камералка. Одна за другой возвращались маршрутные группы к базовому комфорту. Вах, глянув в зеркало, произнес: «Савсэм адычал!» Последний, уже по глубокому снегу прибыла на вездеходы группа «Север» во главе с Витей Галиным. По рассказам товарищей у начальника отряда сложилось общее представление о работе механизированной группы на втором круге.

ГРУППА «СЕВЕР». ВТОРОЙ КРУГ.

Основное достижение северян – открытие камнецветного сырья – агатов в районе озера Светлое Дно. Первооткрывателем стал старший техник-геолог Маслаков, страстный коллекционер, большой любитель поделочных камней-самоцветов и кристаллов. В данном случае можно было сказать – на ловца и зверь бежит. Агаты имели необычайно редкую окраску – голубую, сиреневую, часто с ярко-коричневой каймой по периферии секреции. Качество камней сильно портила мелкая трещиноватость. И все-таки прекрасные образцы демонстрировали Саня Маслаков и Петя Айгитваль, его промывальщик.

Сразу после этого открытия и радости приобретения красивых камней чукотский Келя – чорт наказал Маслакова геморроем. Перевалов на вездеходе отвез больного и его жену на базу. Затем последовала другая беда – при переезде с однлгл лабаза на другой геолога Наталью Кирьянову, Атоса-Едрена Вошь, так растрясло на кочкоте, что у нее случился … выкидыш. Автор эмбриона Перевалов сбросил грузы и людей на речке Перевальной и повез истекающую кровью полевую походную жену в ближайший на трассе поселок, удачно форсировал Амгуэму, сдал Наталью в медпункт, где ей оказали необходимую помощь. Группа «Север» сократилась наполовину, план горел, Витя Галин плакал.

Недели через две несчастная группа все-таки собралась в полном составе и продолжила работу. Увы! Время было упущено, выпал снег, два лабаза остались неотработанными. Галин был удручен, он считал, что не оправдал доверия Дениса, с геологическим заданием не справился. Денис успокаивал товарища:  «Не, переживай так, Витя. Групповая съемка тем и хороша, что недоделки первого года можно запросто ликвидировать на второй год. Не повесят же нас за эти два лабаза! А что касается оценки, то четверки нам все-равно не видать. Не до жиру, быть бы живу, как говорится».

Итак, группа «Север» план не выполнила. Еще более значительный вклад в дело снижения количества и качества полевых работ внес Боря Кутенков, руководитель южной группы.

ГРУППА «ЮГ». ВТОРОЙ КРУГ.

Первым из группы Кутенкова на базе появился студент Марушевич.

- С этим дураком работать невозможно, - заявил он. Заставляет промывать пробы только до серого шлиха. Получается один песок, никаких рудных минералов не видно, объем очень большей. Ну что это за шлих, кому он нужен? И вообще я с ним разругался, ушел без его разрешения, делайте со мной, что хотите.

Делать с Марушевичем Денис ничего не стал - ушел так ушел, ладно уж, все-равно конец сезона, а непромытые ручьи и на других площадях имеются. К тому же ручьи замерзли, как их мыть? На просьбу Кутенкова (по рации) направить к нему вместо дезертира Марушевича старшего техника-геолога Маслакова Денис ответил, что Маслаков, ссылаясь на геморрой, категорически отказывается покидать базу и посоветовал возмущенному Куте плю­нуть на оставшиecя ручьи. Конец сентября, мороз, ну какая промывка? Да будь они неладны эти ручьи, все равно по данным предшественников в их аллювии ничего полезного нет. Хватит маршрутить, надо камералить, обрабатывать имеющиеся материалы.

Кутенков со своим рабочим-радиометристом Николаем Ивановичем закончил сезон последним со следующими результатами. Нико­лай Иванович, свояк Кутенкова, уральский пенсионер, бывший шахтер, весь сезон пытался заниматься рыбной ловлей - за этим, соб-сря, он и приехал на Чукотку. Сети у него были, причем большие, хорошие, он их с собою привез. Как-то в долине Амгуэмы в субботний день Николай встретил местного рыбака-охотника из колхоза «Полярник» (91 километр трассы Нырвакинот –Иультин). Коллеги быстро сошлись («рыбак рыбака видит издалека») и организовали совместный промысел. Они поставили сети в озере и, сидя на бережку, мирно  беседовали, к ним подъехал вездеход.

- Здравствуйте. Рыбку ловим? - спросил подошедший гражданин.

-Здравствуйте, здравствуйте,-   радушно улыбаясь, ответил добродушный уральский шахтер.

- Рыбнадзор. Предъявите документы.

Рыбаки обмерли. Сети были конфискованы, ружья тоже, составлен соответствующий акт. Николай назвался колхозником, честь Мараваамского отряда не посрамил. Рассказывая об этом, горе-рыбак радовался: «Хорошо еще, что рыбы у нас не было, не успели поймать, а то бы еще и штрафанули за рыбу». Таким образом, остался уралец без сетей и без рыбы, которую он собирался засолить в нескольких бочках и контейнером отправить домой. Кутенков, вызьвая его, именно этим и соблазнил - обилием красной рыбы и икры, возможностью великолепной рыбалки и наживы. Николай горестно мотал головой - ничего не вышло, обманул свояк, да еще и ружье, и сети потеряны, эхх! Но это было их семейное несчастье.

Хуже была другая неприятность, связанная с поисково-съемочными работами. Боря спокойно, не ощущая за собой вины, признался - он маршрутил без радиометра, (который якобы сломался), что категорически запрещено инструкцией. Николай Иванович, стало быть, в маршруты не ходил, он был озабочен приготовлением пищи для себя и Кути и поисками рыбных мест. Из этого однозначно следовало, что все маршруты Кутенкова на втором круге являются некондиционными, браковыми и комиссией приняты не будут,    начальник отряда, отвечающий за все, понесет наказание.

- Что будем делать? - спросил Кутя, глядя на Дениса невинными голубенькими глазками.

Вопрос, интонация и выражение его благообразного, интеллигентного лица были таковы, как-будто это Доценко, а не он, Боря Кутенков, так жидко обосрался.

- Ты сам знаешь, как поступают в таких случаях, не первый год увлекаешься радиометрией, ты в этом деле спец, - ответил Денис - Гамма-активность пород тебе известна по прошлым замерам, вот и заполняй журнал, пиши, лепи туфту...

- Нну, хорошо, - подумав, ответил Кутя, как бы делая одолжение.

- Давай. А на следующий год твою площадь заново придется перекрывать, с радиометром и более густой сетью маршрутов.

«Ладно, с радиометрическими журналами в этом году как-нибудь авось выкрутимся, - думал Денис, - а вот то, как Кутя ходил как строил маршруты , ставил точки наблюдения и описывал их - это от комиссии не скроешь. Двойку, может быть, и не поставят, но тройки не миновать». Убедившись в этом окончательно, Денис произнес   волшебное слово «хусим» и вышел из палатки по надоб­ности.

В окно другой палатки студентка Галя увидела, как начальник отряда, пугливо озираясь, справляет малую нужду.

- Ой, что он делает? - ужаснулась молодуха.

Устя  заинтересовался, что такое она там увидела,   глянул, ухмыльнулся:

- Как что? Писает.

- Как тебе не стыдно! - возмутилась Галочка.

-Ха! Да я-то при чем? - в свою очередь возмутился Устя.

- Болтаешь, чего не следует, - укоризненно пояснила Галочка и оби­женно надула губки.

За ужином, поковыряв макароны с тушенкой, Галочка тонким, плаксивым голоском произнесла:

- Как мне хочется красных помидоров с белой сметаной, кто бы знал!

- Послушай, Галя, ты уже это говорила! Хватит, потерпи. Вернешься домой, к мамочке   и вволю наешься красненьких помидорчиков с беленькой сметаночкой, - отозвался Денис.

- Когда вернусь, их уже не будет, - грустно ответила Галя.

Через неделю, глядя с тоской на слипшуюся   вермишелевую массу, студентка мечтательно завела:

- Сейчас бы красных помидоров...

- С белей сметаной! - рявкнул Денис. - Ну сколько можно, черт побери! Надоело! Весь сезон одно и то же!

Галочка заплакана и убежала из кухни-палатки. Больше на эту тему она не заикалась.

Полевые камеральные работы шли полным ходом. Однажды, как раз в обед, когда большая часть людей сидела на кухне и хлебала щи, раздался истошный вопль: «Пожар! Горим!» Попуганный народ выскочил во двор и видит - горит Маслаков. В краше палатки, возле трубы, образовалась большая черная дыра. Из дыры время от времени возникает измазанная сажей орущая рожа   с выпученными глазами.

- Горим! - старательно вопил Маслаков, борясь с внутренним огнем.

Геологи кинулись к дымящейся палатке, затушили ее, спасли товарища. У переволновавшегося Маслакова снова открылся геморрой и он кое-как наведя порядок в закоптелом жилище, очередной раз сел в таз с горячей водой и марганцовкой.

Был банный день. Денис собрался, пошел, а ему говорят - баня занята. «А кто там? Женщины? чего они так рано, ведь еще не все мужики помылись», - удивился Денис.

- Там Перевалов с Натальей. Вместе моются, - ответил Устя, ухмыляясь.

- Ничего себе! Значит, у них уже так далеко зашло...

После бани - праздник окончания сезона. Брага - рекой. Вдруг встает Кутенков   и говорит:

- Я предлагаю тост за счастье Виталия и Наташи.

«Что он мелет? - с ужасом подумал Денис. - Зачем же рекламировать эту случайную связь? Ведь они совсем не пара!»

- Пусть наш сегодняшний ужин будет символической полевой свадьбой! Горько! - завершил тост Боря.

И каково же было изумление начальника отряда, когда он увидел собственными глазами, как его геологиня Наталья, Атос-Едрена Вошь, чистая и румяная после бани, молодая, красивая, крепкогрудая жен­щина с лебединой шеей и носиком «уточкой», густыми, длинными - до ягодиц - волосами, спокойно, не моргнув глазом, встает и целуется с заросшим, мохнорылым, красномордым бичем! Это была отвратитель­ная, постыдная картина. Наталья низко пала в Денисовых глазах. От одного пьяницы – работяги - механизатора избавилась - под дру­гого легла, да еще и радуется, посмотрите на нее! Горько-о- о-! Внезапно на базу прилетел инженер Виталий Клевый, геолог по геолпоходам, и от имени начальника экспедиции Каталенко потребовал сдать агаты. В экспедиции о них узнали от пьяного болтуна Пети Айгитваля, показавшего свои образцы.

- Виталий, лично у меня ничего нет, ни единого камня, все агаты у Маслакова, он никому не дает, считает своей собственностью. Говори с ним, - сказал Денис.

- Да пошел ты! - ответил нахалу Клевому хам Маслаков. - Лети туда сам и бери сколько хочешь. А эти агаты мои, никому не отдам.

Клевый улетел в Нырвакинот не солоно хлебавши. А Саня Маслаков, подлечив геморрой и совершенно забыв про камералку,  занялся с разрешения Дениса рыбной ловлей. Ездил он на вездеходе вдвоем с Переваловым по окрестным озерам, ставил и проверял сети, разбивая пока еще тон­кий лед. Рыба ловилась плохо, озера оказались малопродуктивными. Поздними вечерами, в темноте, продираясь сквозь заросли кустов, вездеход поднимал с земли десятки ослепленных светом фар куропаток и Маслаков ловил их руками, хватал, как обезьяна. Рыба и птицы регулярно поступали на кухню, разнообразя и обогащая полевое меню. Был в отряде и свежий хлеб - его выпекал рабочий Устя, ставший заместителем начальника отряда по хозяйственной части.

Прощание со студенткой Галей было трогательным. Чрезвычайно довольная тем, что Денис Иванович, хоть и с большой неохотой, выдал ей в забор казенный рюкзак из своего подотчета, Галочка чмокнула любимого начальника в волосатую щеку, козочкой вспрыгнула в вертолет и оттуда махнула ручкой.

- Прощайте, Денис Иванови-и-и-ч! Всего вам хорошего-о-о! - долго еще слышалось Денису сквозь гул улетающей вертушки. Денис вздохнул. О полевом сезоне Мараваамского отряда он написал такие частушки.

Перевал за перевалом, Перевальная река,

И водитель Перевалов, и увалов на века!

Женщин много, все лихие, воглавлять желали все.

Результаты неплохие и маршрутчицы в красе.

Все по парам, все по парам, только Ваху пары нет,

Проходил все поле даром темпераментный брюнет.

А на базе Маштакова оставалася одна, -

Ну и что? И что ж такого? С дальних гор была видна,

Нервы крепкие из стали группе «Юг» не помогли -

Совместиться Боря с Галей в этом поле не смогли.

Психология такая противоположная,

Что совместная работа стала невозможною!

Все налимы да налимы, ни гольца и ни чира,

Галенит кругом голимый, нет ни пуха, ни пера!

Возвращение домой, к семье, в цивилизованный мир, было как всегда желанным и приятным. Радость бытия переполняла сердце Дениса. До тех пор, пока его ни вызвал к себе начальник экспедиции Каталенко - Мохнорылый - молодой, крупный, энергичный мужчина со светло-русой неопрятной бородой.

- Ты начальник или не начальник?! - заорал он на вошедшего к нему Доценко.   Денис замер, ошарашенный, в чем дело - не поймет.

- Ну-у... я начальник Мараваамского отряда... - неуверенно выдавил он, уже сомневаясь в этом.

- Какой же ты начальник, если не можешь справиться со своими подчи­ненными?

-    ??

-   Почему Маслаков не отдал Клевому агаты? Это был мой приказ! Ты что, не мог его заставить?

- Мне было стыдно заниматься этой склокой.

- Да? - удивился Каталенко и секунду помолчал, обдумывая услышанное.

Затем последовала дополнительная серия унизительных нравоучений, после чего неполноценный тюфяк Доценко был отпущен и ушел под испепеляще - презрительным взглядом Мохнорылого. «Черт бы вас побрал, деловые хамы! - негодовал обруганный, направляясь в свой рабочий кабинет. - Все вы одного поля ягоды - и Катало, и Клевый, и Маслак, все один другого стоите, разбирайтесь сами...»

- И надо ж было, Саня, напороться тебе на эти чертовы агаты - вон какая свара началась. Теперь покоя не дадут. Ну принеси ты им хоть что-нибудь второстепенное, покажи Мохнорылому, - попросил Денис.

- Да пошли ты их подальше! - огрызнулся Маслаков.

- Принеси, принеси, надо. Сам знаешь - с начальством ссориться - все равно что против ветра ссать.

- Ха-ха-ха! Ладно, посмотрю.

Принес, показал, подарил, начальство успокоилось.

В числе тех, кого очень заинтересовали Светлодонные агаты, был и новый главный геолог Плюсик, сменивший провинившегося Виноградова.

Евгений, как истинный геолог и мужик, погорел на выпивке. Его не раз засекали похмелившимся и в СВГУ (приежая туда, он, как правило, несколько дней гудел с Жарковым), и в экспедиции, на рабочем месте. Мохнорылый постоянно к нему принюхивался и воротил нос. И вот нако­нец после очередной производственной неудачи (невыполнение плана - прироста золота за квартал) у начальства появилась весомая причина для удаления «больного зуба» - главного геолога Виноградова из верх­него административного эшелона. Ему, как и положено в таких случаях, вежливо предложили поехать в загранкомандировку. Однако Евгений мочу не сдал, вернее, моча оказалась некачественной, со значительной при­месью портвейна и повышенным содержанием сахара и на экспорт не го­дилась. Так объяснял свою неудачу сам Виноградов. Только ли в моче было дело, точно никто не знал, в утверждении Евгения, что перед сдачей мочи он специально выпил бутылку вина, потому что за границу ехать не хотел, чувствовалась изрядная доля   хитрости и лукавства. «Не исключено, что не только моча, но и характеристика не годилась для заграницы», - думал Денис.

Как бы то ни было, а в освободившееся номенклатурное кресло снова сел варяг, вполне заурядный специалист - россыпник Коля Плюсик. В историческом развитии экспедиции это уже был явный шаг назад.

Получив Орден Дружбы Народов (Почему? За что? За какие такие за­слуги? - удивлялись все)   покинул свой руководящий пост и просидевший двадцать лет за канцелярским столом, толстый и мудрый как Черчиль, веселый добряк Кирилл Пухов. Начальником ЦГГП стал худой, дерганый, угрюмый и злой «байстрик» (определение Виноградова) Федор Свистоплясов, а старшим геологом - спокойный, деловой, высококвалифицированный специалист   Александр Крюканов. Плюсик, ПБ и Крюкан   стали теперь верховными жрецами геологии и судьями полевиков Восточно-Чукотской экспедиции.

Защита полевых материалов Мараваамского отряда состоялась через месяц после возвращения в Нырвакинот. Техсовет свирепствовал. В его работе с приходом к власти Свистоплясова установился грубый, резкий, обвинительный стиль. Хорошее не замечалось, оно считалось должным, обязательным, само собой разумеющимся, а недостатки подчеркивались, выпячивались, возводились в кубическую степень. Это был неправедный суд. Геологи-полевики чувствовали себя преступниками. В роди беспо­щадного прокурора, неизменно требовавшего «вышки» выступал желчный Свистоплясов. В более мягкой, но все же ядовито-едкой, утонченной форме высказывался интеллигентный Крюканов. А председатель техсовета Коля Плюсик, любивший носить красную рубашку и прозванный за это оформителями «Николай Кровавый», тихонько похихикивал и потирал ручки - вот мы вам, дескать, сейчас врежем, покажем вам, понимаешь, кузькину мать!»

«Особая тройка», подобная ревтрибуналу, мрачно восседала за столом напротив трудовой геологической массы. Обстановка напряжен­ная. Администраторы и исполнители. Два враждебных противоборствую­щих лагеря, разные стороны баррикад. Добра не жди. Денис сделал доклад.

«Основной задачей первого года работы Мараваамского отряда, групповой геологической съемки являлось создание каркаса геологической карты масштаба 1:50000 на всю площадь работ (2400 кв.км), а также оконтуривание известных и выявление новых перспективных участков. В выполнении задания участвовало пять-шесть молотков и столько же лотков, разделенных на три автономные группы. Механизированную группу «Север» (9-12 человек)   с вездеходом возглавлял Виктор Галин, лодочно-пешеходную группу «Центр» (8-11 человек) – Я, пешеходную группу «Юг» (4 человека) - Борис Кутенков. Много досадных приключений пришлось испытать группе «Север» - и медведи грабили лабазы, и вездеход прочно и надолго ломался, и к тому же три-четыре женщины... Да плюс ко всему выявили проявление камнецветного сырья… На базу группа «Север» возвратилась, когда не осталось ни малейших сомнений в том, что снег хотя и преждевременно, но окончательно на­крыл амгуэмскую тундру и что никакой надежды на «бабье лето» более нет. Четко, точно в назначенные сроки прошла свою полосу группа «Центр» «Юг»  подзадержался, последние маршруты Кутенков проводил по снежку из колхозной гостиницы поселка Амгуэма.

Запланированные объемы полевых работ отряд выполнил,  за исклю­чением  литохимического опробования. Тут получилась крупная осечка и вот почему. Уже после отработки первых лабазов стало ясно, что отобрать 6700 литогеохимических проб (сетки 500x100 и 100x20) мы не в состоянии. Не имея достоверной геологической основы, не разобравшись с рудоконтролирующими структурами - как можно ставить метал­лометрическую съёмку? Где? По каким признакам? На какой металл? Разумеется, данные предшественников мы имели, но их оказалось явно недостаточно для выбора поисковых участков. Весьма невзрачным оказалось полиметаллическое рудопроявление Алабашлы, на которое возлагались кое-какие надежды. Проведя шлиховое опробование ручья Алабашлы (в пределах геохимической аномалии «Арго» Букреева), пессимистические выводы геологов подтвердил пустым лотком опытный поисковик Польский.

Двигаясь вперед, от лабаза к лабазу, мы все ждали, когда же появится достойный объект, на котором можно развернуться с литохимическим опробованием, да так на первом круге и не дождались. Подтвер­дились отрицательные данные Букреева по зоне Мараваамского разлома, так что  и в этой структуре делать объемы ради объемов в ущерб другим видам работ мы не стали. И только на втором круге, на последних лабазах, в сентябре, Польский в лотке промывальщика студента Перм­ского университета Андрея Шуклина увидал, наконец, касситерит и возрадовался. Поисковыми маршрутами на этом участке среди песчаников амгуэмской свиты выявлены зоны окварцевання, хлоритизации, пирити­зации с прожилками и маломощными жилами кварц-сульфидного состава. Появился объект под литогеохимическое опробование,  но наступили хо­лода,  земля замерзла, выпал снег. Время ушло, но утишает тот факт, что участок остался на месте. Его перспективы будут оценены на сле­дующий год, никуда он от нас не денется.

Задачи полевого сезона-81 можно считать выполненными. Каркас геологической карты сделан, перспективные (опорные) участки в общих чертах определены, лаборатория их разбракует по содержаниям ме­таллов и уточнит границы, даст качественную характеристику полиметаллических руд, главенствующих в бассейне Мараваама. Впереди - камеральный период, переосмысливание большого и разноообразного факти­ческого материала, уточнение карты, подготовка к новому полевому сезону. Ясно, что на следующий год абсолютно необходимо создание самостоятельной поисковой группы. Теперь, когда есть геологическая основа и выявлены металлоносные структуры, отряд будет работать бо­лее рационально, вкладывать поисковые объемы именно там, где нужно и,  мы надеемся, по полезным ископаемым получить хорошие результаты».

Затем выступили рецензент и члены техсовета. Больше всех, разу­меется, досталось Боре Кутенкову. Южная, приамгуэмская часть терри­тории, покрытая им, была признана  некондиционной. «Брак!» - гаркнул Свистоплясов и все с ним согласились, в том числе и Денис. Ничего не поделаешь, все навиду, шито, как говорится, белыми нитками. Было решено - на следующий год все сделать заново, исходить бракованную площадь другому, более опытному и грамотному геологу.

Начальника отряда Доценко поносили за плохой контроль над деятельностью старшего геолога Кутенкова и за невыполнение плана отбора литогеохимических проб. Денис снова объяснял и доказывал, что гнать металку на той площади,  которая была намечена предварительно, в подготовительный период по данным предшественников, не имело ни малейше­го смысла. «По результатам наших поисково-съемочных маршрутов и шли­хового опробования долин установлено, что эта площадь бесперспектив­на. Только теперь, после завершения сезона, мы можем обоснованно наметить поисковые участки и рационально распределить по территории объему литохимических проб. Нам стадо ясно, что перспективной являет­ся не полоса выходов гранитоидных интрузий, как считалось ранее, а зона тектонического контакта меловых вулканитов и триасовых оса­дочных пород (перивулканическая зона), где имеются прямые поисковые признаки оловянного оруденения. А что касается агатов, то ажиотаж вокруг них напрасный. Несмотря на необычную голубовато-сиреневую окраску они едва ли будут иметь практическое значение из-за мелкой трещиноватости. Хороших срезов и пришлифовок они - увы! - не дают», - говорил Денис.

Заключение начальника отряда было выслушано техсоветом с недо­верием и ухмылками. Отряд подучил вполне заслуженный трояк, что, впрочем, ничуть не повлияло ни на праздничное настроение геологов, ни на процесс обмывки защиты. Гуляли у Дениса на квартире. Пришли старые добрые друзья, лояльно-либеральные члены техсовета Пухов и Виноградов. Собрался весь отряд, не было одного Маслакова. Тот заявил, что у него сегодня вечером будет запись песен Высоцкого, поэто­му участвовать в отрядном мероприятии он не будет. «Тебе кто дороже -твой родной трудовой коллектив, или Высоцкий?» «Высоцкий!» - не за­думываясь ответил Маслак.

Не решился привести в «приличную квартиру» свою подругу Люситу Витя Галин. «Я ее запер дома, здесь ей не место», - заявил он. Произносились тосты,  звучала виноградовская гитара, пелись песни, Оля и Вах прекрасно, со слезой, спели «Тбилисо», все шло, как обычно. В самый разгар веселья кто-то позвонил. Оля вышла, вернулась и гово­рит:  «Витя, тебя вызывают». «Кто?» - испугался Галин и вышел на лестничную площадку. Там стояла Люсита.

- Ты зачем сюда пришла? - зашипел Витя, - Как ты из квартиры выбра­лась?

- Через форточку.

- Со второго этажа прыгнула?

- Нет, я по веревке спустилась. Я без тебя не могу, мне скучно.

- Подожди, я Иваныча спрошу.

Витя на цыпочках подкрался к начальнику отряда и прошептал ему на ухо:

- Там Люська. Можно ее позвать?

- Конечно зови, что она - не человек?

Люсита вплыла,  скромно потупя глазки, села рядом с Витей и весь вечер вела себя аккуратно, культурно, как великосветская дама. Витя беспокоился зря. А вот на следующем пиру, в ресторане, ее поведение Вите не пон­равилось. С его ревнивой точки зрения, она очень уж тесно прижима­лась к другим мужикам вo время танцев, кое-кому прямо-таки вешалась на шею, громко, вульгарно хохотала и даже    как последняя проститутка пыталась затащить за ширму, в темный уголок и там дать. Так казалось Вите. Он увел подругу из ресторана досрочно и по дороге к дому врезал ей по скуле, набил хороший, добротный такой сине-фиолетовый фингал. Денис наблюдал его, когда забежал к Галину вечером следующего дня. Коллеги сидели на кухне и пили вино, Люсита, украшенная синяком, в одной короткой сорочке лежала на диване в зале и горько плакала. Потом несчастная вскочила и побежала в спальню, скрылась там.

- Во, смотри, еще и бегает! Между прочим, она без трусов, ты заметил? Если хочешь, Денис, можешь ее попробовать,  я не возражаю. Она только и знает, что подставлять, больше ни на что не способна.

- Спасибо, Витя, не надо, - ответил Денис и подумал:  «Такие родственники мне ни к чему».

В последующие похмельные дни, проведя крупное (под тройку) списание материалов и снаряжения  (экономить на этом не было смысла, все-равно премии не видать), Денис сел за камералку.

О   ДРУГИХ     ОТРЯДАХ

Чаантальский поисковый отряд (Володя Веник, Иван Глухарев, Толик Виденко), работал на оловянном рудопроявлении «Мечта» и его окрестностях, оконтуривал рудное поле.

Аномалии прислала им машина в сентябре,

И без них спина устала на подоблачной горе.

Копуши Попков копытил, упирался Ваня Фукс,

Дело там в касситерите, потому и поле - люке!

Мы поздравить очень рады этот славный коллектив,

Аномалий сорок кряду им на площадь запустив.

Ждем от них месторождений, хоть задача не проста.

У Ивана нет сомнений - будет сделана «Мечта»!

Керкергинский поисково-разведочный отрад (Петр Уралов).

 Жил Уралов, как в Париже, даже сауну имел,

 Не нажил он даже грыжи, лишь маленько попотел.

От Игнатова остались первоклассные дома,

А руду искать пытались, как Кавказ искал Дюма.

Был доволен и Мазохин, бытом чудным окрылен,

Лишь по связи ахи-охи от жены услышал он.

Изучать месторожденье - значит, надо дать прирост.

Дочки Петиной рожденье - вот прирост! И очень прост!

Геолпоходы (Виталий Клевый)

Клевый весь в секретном деле, вездесущ, как Пинкертон,

Может он в любом отделе темп задать и нужный тон.

Только жаль - Виталий Клевый заморозил наш музей,

Марширует правой-левой по заданию друзей.

Клевый весь для спецзаданий, где бывает - не пойму.

Где сидит? Куда летает? Где теперь? Ответь, ау!

Амгуэмский ОГГС (Александр Крюканов)

 Завершив сезон удачно, вместо ликвидации

 Принялись со словом смачным за... организацию.

Нам канавушки всучили, чтоб объемы, значит, дать,

Только с рудными телами нам удачи не видать.

Мы сидели-пурговали, мерзли без зазрения,

 Чтобы не было отряду хулы и презрения.

Безрезультатно завершив сезон, Крюканов подался в чиновники, стал старшим геологом ЦГГП, правой рукой Свистопяясова.

Межгорный групповой отряд находился в отпуску, а его бывший начальник Синицын с великой радостью рванул на работу в дружественный Афганистан, оставив чукотские   геологические проблемы и главы отчета преемнику -Юрию Благоволину. Так Чвычка стал начальником отряда. Было у него и еще одно достижение - жена Галя родила сына. У другого межгорнинца - Володи Климова - родилась дочь.

У Межгорного отряда нынче сочинский сезон,

 Сына с дочкой по наряду, поднапрягшись, выдал он.

Эдуард уже далеко, он надолго упорхнул,

Треть отчета ненароком на товарищей спихнул.

Особое место в полевых событиях восемьдесят первого года - занимают поиски алмазов. Через тринадцать лет после заявки Льва Перепелицина вопрос о чукотских алмазах был снова поднят, как флаг на пиратском корабле. Вот как это было (астрономическая сказка).

«В стольном граде-Магадане жил-поживал умный-ученый молодец Гельман-геолог. Каким-то чудом попались ему в шлифах под микроскопом три породы, показавшиеся ему странными - они напоминали пришельцев из Космоса, а точнее - их следы, алмазоносные импактиты, образовавшиеся при ударе метеорита о земную твердь. Отослал умный-ученый молодец Гельман-геолог эти сказочные шлифы в стольный град Москву совсем умному, очень - ученому молодцу профессору Фельдману. И создал Фельдман по шлифам Гельмана на Восточной Чукотке   проблему - астроблему! И убедили ученые молодцы Фельдман и Гельман удельного князя Цопанова выделить пятьдесят тысяч рублей на поиски восточно-чукотских алмазов.

Нашлись и люди охочие проект написать да дело сделать - боярин Юрий Гнутов и пани Здзярская. Написали они проект, в про­екте заложили туалет на два очка, поелико они разнополые еси. Проект в стольном граде Магадане утвердили, но туалет на два очка вычеркнули, дабы полевые работы дешевле сотворить. Трудно во поле пришлось боярину Гнутову и пани Здзярской без означенного сооружения, потому что они разнополые еси, но ничего, держали. Но еще трудней пришлось совсем умному и очень-ученому  молодцу профессору Фельдману со студенточкой младою. Прилетели они на землицу чукотскую, в городок Нырвакинот, дабы самолично астроблему и алмазы, сверкающие в ней, узреть и возрадоваться. Десять тысяч километров пролетели, а еще двести пролететь не смогли. Гости московские челом били боярину Пухову, чтоб дракона летающего, Вертолетом именуемого, дал. А боярин-то Пухов посмеивается, доктора ГМН успокаивает, дракона не может дать.

Очень-ученый молодец Фельдман ходил в форме полевой, с молотом булатным. Брит он был, но вот уж и бородка закурчавилась, уж и студенточка младая никаких алмазов не хочет, домой в Мос­кву просится, слезы горючие льет. Уже рассказал Фельдман сказку про алмазы даже оформителям, убедил их в больших перспективах территории, на которой трудятся по его наущению боярин Гнутов и пани Здзярская, а дракона летающего, Вертолетом именуемого, все нет и нет. А боярин-то Пухов посмеивается, доктора ГМН успокаивает, транспорта не может дать.

Так прошел месяц и один день. Разгневался очень-ученый молодец Фельдман, плюнул смачно на землицу чукотскую, дважды плюнул в залив Креста и трижды на лысину боярина Пухова, погрозил дланью чукотскому небу нелетному, ругнулся матом, по мужицки, неблагозвучно зло, молот булатный да сапоги болотные в рюкзак бросил, студенточку младую заплаканную под ручку взял да и отбыл несолоно хлебавши в стольный град Москву. Так и не повидал он открытой им теоре­тически астроблемы алмазоносной.

Возвратились с поля боярин Гнутов и пани Здзярская, утешили Гельмана, утешили Фельдмана, отослали им подарки драгоценные - камни алмазоносные, точь-в-точь похожие на кислое субвулканическое стекле, обсидианом именуемое.   Замолчали ученые молодцы-геологи Гельман и Фельдман, вестей не шлют, исполнителей работ не хвалят и не ругают, наверное, микроскопическими алмазами любуются - налюбоваться не могут. На том все и кончилось.

Начальник ЦГГП Кирилл Пухов, подвергнув   себя жестокой самокритике (совесть замучила - не смог Фельдману вертолета дать), подал в отставку. Он сам пожелал в поле на восток Чукотского полуострова сходить и под видом оценки золотоности территории, тайно алмазы поискать. А геолог-науканец Юрий Гнутов и ранее специализировавшийся на экзотических видах полезных ископаемых (железе, графите, песчано-гравиино-галечных смесях, жемчуге и янтаре), наконец-то прозрел и с горечью заявил:

Про янтари не говори и про алмазы тоже,

Пусть синим пламенем горит все, что на них похоже!

Другие представители исчезнувшей Науканской экспедиции – (супруги Козловские, Тумкыргавы, Краги) – занимались более серьезным делом – групповой геологической съемкой в верховодьях реки Курупки. Держались они сплоченно, по землячески, надеясь на помощь в бытовых вопросах на своих людей – видных партийно-профсоюзных деятелей Юрия Гнутова и Ингу Сосновскую.

Гнутов нас всему научит и Карамба даст совет

Как иметь удачи кучу. Проживем! Проблемы нет!

В конце года геологи чествовали своих товарищей-юбиляров, вручали им подарки и памятные адреса с текстом Дениса Доценко. Слава Майоров получил такие вирши.

За двадцать лет познал Чукотку, знакома каждая гора

Заснял палатки, скалы, лодки, воздушный транспорт, трактора.

Познал он зверя, рыбу, птицу, породы, россыпи, руду.

Петрович! Силы не жалея, шустри и после юбилея.

Будь среди нас всегда умельцем, артистом, лыжником, творцом,

Будь шутником-первоапрельцем, двадцатилетним удальцом!

Такой же стих имел и Денис Доценко. Стихи для него написал Геннадий Цукин.

Поэт, художник, косторез, затейник всяческих чудес,

Певец, актер и музыкант, куда ни глянь – кругом талант!

Товарищ добрый в поле, веселый друг в застолье,

А что не оговорено известно Оле Зориной.

В двадцатилетье предстоящем тебе желаем много счастья,

Открытий новых групповых и мыслей ясных, молодых!

Денис расчувствовался и выступил с ответной речью.

«Спасибо, товарищи, большое, двадцатилетнее спасибо за приветствие и поздравление. Я рад, что эта традиция – чествование ветеранов – коснулась и меня. За годы, проведенные на Чукотке, я много чего натворил. И поскольку вы все-таки решились меня с этим поздравить, я надеюсь, что положительных проявлений с моей стороны было больше, чем отрицательных, что пользы я причинил больше, чем вреда.

Я ничуть не жалею, что двадцать лет назад прилетел на Чукотку, в Нырвакинот, в только что организованную Восточно-Чукотскую геологическую экспедицию. Попал я сюда по жребию, по длинной или короткой спичке, точно не помню, разыгрывались Чаун и Нырвакинот. Чаун достался моему студенческому другу Рафату Банаеву, он и до сих пор там, в Чауне, а я, стало быть, здесь и оба довольны. В ВЧГЭ мне посчастливилось встретиться с такими замечательными людьми, как Зураб Кахия, Василь Чобра, Леонид Руденко, Виктор Молкин, Евгений и Мария Виноградавы, Кирилл Пухов, Слава Майоров, Алексей и Елена Вороновы, Генрих Козин и, конечно же, Михаил Иванович Блямберг! С большинством из этих товарищей мы живем и работаем бок о бок вот уже двадцать лет. За это время мы досконально узнали друг друга и, несмотря на это, сохранили дружеские отношения. Вот поэтому я хочу разделить юбилейные поздравления коллектива ВЧГЭ со своими древними товарищами и друзьями, верными, стойкими, стальными солдатами Чукотки. Еще раз спасибо».

Хвалебной оды удостоился   и Сеня Крюканов, отработавший на Чукотке пятнадцать лет.

Предан съемке групповой он душой и телом,

Молотком и головой, многолетним делом.

Где Крюканов - там руда! Если нету - не беда.

Свиты и структуры крутят с ним амуры.

Супермастер -рыболов и спортсмен к тому же.

А мужчина - нету слов! Лучше нету мужа.

Будь всегда таким же, Саня! Геологию тараня,

Ты еще пятнадцать лет оставляй такой же след.

Всех геологов зима сгэпала до кучи (собрала воедино).

 Но не для всех отрядов камеральный период был приятен. Те полевики, которые могли в течение рабочего дня обходиться без геофонда, были переведены в гараж, в сборно-щитовой барак, именуемый «комплекс Геолог», и сидели там. Утром и вечером их с секретньми чемоданами обычно возил автобус или вахтовка. Но когда машины были сломаны или дорога заметена, в сильную пургу, геологи вынуждены были пробиваться в свои насквозь промороженные кабинеты на своих-двоих. А там!

Через щели ветер дует и обои шевелит.

Даже Веник негодует, торбаза обуть велит.

Ноги к полу примерзают, пар порой со рта валит,

ОРЗ народ терзает, каждый третий - инвалид.

До секматов путь далекий, жгучий ветер, скользкий лед,

Но, шепча слова-упреки, ходит комплексный народ.

Накануне восьмого марта восемьдесят второго года Денис Доценко сидел в теплом кабинете старого здания экспедиции и, как всегда в это время года, сочинял стишки женщинам. Вот что у него получилось на сей раз.

Инга Сосновская - Карамба.

Эмансипации пример: похохотать «отнюдь не любит»,

«Секет» во всем и смело «рубит», порой ни вчем не зная мер.

 Политика, искусство, дети, кроссворды, юмор, тихий муж,

И как фонарь в тумане светит ей геофизика к тому ж...

Вера Николаева (действующий геолог-полевик).

Работница отличная, примерная и скромная

   И дама симпатичная, и знания огромные.

   Хвалить нам Веру не впервой, причина есть – петрограф ловкий

 Такие умные головки нужны как воздух в групповой.

Маруся Виноградова / камеральный геолог/

Поля минули-пролетели, настала мудрости пора.

В стереоскопе лишь гора и за окном шумят метели,

Но геологиии верна и на   Чукотке буду вечно.

В общественном труде, конечна, всегда отчетливо видна.

Да, кстати, вспомнить будет к месту,

Я - спец по дрожжевому тесту и мировой кактусовод. Вот!

Рита Кутенкова (заведующая геофондом)

 Отчеты в руки выдает и трепетно и нежно,

Досуг свой лыжам отдает, везде, во всем прилежна.

А летом склонна побродить,  с геологами схожа,

Грибочки любит находить и голубичку тоже....

Зинаида Белова /картограф/

    Средь оформительских соцветий Белова блещет много лет

И сотней карт Зинулькин след на площади Чукотки светит.

 Две дочки - тоже не пустяк, не меньше чем с листом мороки.

А юмор Зина будто стяг несет сквозь жизненные кроки.

Но любит Зина (надо ведь!) в индийских фильмах пореветь…

Тамара Котова /заведующая лабораторией ВЧГЭ/

Забыты споры и пыльца, давно начальницею стала,

Я с женщинами так устала, борьбе не вижу я конца.

 Я тоже женщина, конечно, и симпатичная весьма,

Но производство - бесконечно, забот, хлопот, несбоек – тьма!

А потому, в потребность чину, для пользы дела, наконец!

Я превращаюсь вдруг в мужчину, чтобы услышать - молодец!

Но дома я совсем другая - готовлю, свитера вяжу

И мужа с сыном не ругаю, на них я ласково гляжу.

Люба Тынская (геолог камеральной группы Майны-ГРП)

Я старательна, обаятельна, энергична и привлекательна.

Никому я покоя не дам, буду самой активной из дам!

Мой культмассовый сектор, друзья,

Призывает народ не лениться!

Жить активно, красиво, как я! И почаще гурьбой веселиться,

Римма Крюканова (инженер-спектрографист)

На спектроскопе Римма - асе! По стойке «смирно!» элементы.

В такие чудные моменты руду вскрывала много раз.

А стоит стать на лыжи ей - помчится, Саня не догонит!

А запоет - как соловей, усталость песнями прогонит.

Оля Доценко (начальник оформительской группы)

 Не всякой женщине дано троих детей на ноги ставить,

 Не трудно вроде бы представить, все вроде просто-просто, но…

Не всякой женщине дано.

Не всякой женщине дано справляться с женскою командой

И в волейбол играть, и петь, и сверхэнергию иметь.

В День геолога-82 Денис предложил на рассмотрение техсовета проект первой классификации геологов-полевиков. Он сказал:

- В песне поется: «Говорят, геологи - романтики, только это, право, ерунда...» И далее:  «Не просто себе бродяги, таежные чудаки, геологи-работяги, искатели, ходоки». Хорошие слова, не правда ли? Но мы-то с вами знаем, что этих определении мало. Можно выделить по крайней мере десять видов зтого сезонно-бродячего племени. На ваше обсуждение выносится следующая класси­фикация.

I. Полевик-реалист.

Приметы: ничем не увлекается, ни на что не отвлекается, занимается только выполнением геологического задания. Бороду не признает, бреется и умывается каждый день, Примеры: Воронов, Веник, Глухарев

       2. Полевик-идеалист.

Всем интересуется, всем восторгается, любое научно-литературное сообщение принимает на веру, верит в геохимию и геофизику, в черную и белую магию, в волшебный прутик и Серебряную гору. Вид интеллигентный, кого-то из великих напоминающий, благородная седина, взгляд ясный, невинный. Примеры: Кутенкови др.

3. Полевик-охотник (синоним – гайдук).

Спит с ружьем, по нужде за ближайший бугор ходит с ружьем, в маршрутах - с ружьем. Борода густая, дремучая, чуб лихой, взгляд свирепый.Вид уважаемый, для сотрудников полезный. Примеры: Небаба, Польский.

4.   Полевик-рыбак.

Вместо ружья постоянно носит удочку, спиннинг и прочие рыболовные снасти. От гайдука отличается короткой стрижкой и неуваже­нием к бороде. Взгляд рыскающий, временами насмешливый, с хи­трецой. Вид уважаемый, для сотрудников полезный. Примеры: Крюкаков, Мишин, Шаров, Маслаков.

5. Полевик задумчиво-спокойный.

Мало говорит, мало рисует, мало пишет, много носит, никогда не раздражается. Бороду уважает, ценит, нежно в ней копается, гла­дит и облизывает усы. Темечко просвечивает. Примеры: Козин, Галин.

6. Полевик въедливый.

Много ходит, много делает, рисует и пишет, много думает, не терпит природных тайн и неясностей, часто раздражается, глядя на коллег. Взгляд укоризненный, все понимающий. Борода жидковата, кустится или ее вообще нет (бреется), ус уважает и часто его в задумчивости сосет. Макушка слегка просвечивает. Примеры: Кроканов, Благоволив, Доценко.

7. Полевик пунктуальный (синоним- резонер).

 Делает только то, что требует проект и инструкция, ничего лишнего себе не позволяет. Бреется каждый день,  спит с вкладышем, делает физзарядку, следит за пульсом. Много читает и подсчитывает, говорит много, но только о геологии, пьет мало или вообще не пьет. Примеры: Николаев и др.

8. Полевик-философ   (синоним – верхогляд)

 Солидный, начитанный, мгновенно находит в районе работ все но все, что появляется в научной литераторе. Бородка клинышком, пенсне, высокий лоб, маленький скошенный подбородок, объемный живот. Примеры: Синицин и др.

9. Полевик - художник.

Много рисует, фотографирует, любит природу, животный и растительный мир. Спит с фотоаппаратом, за ближайший бугор ходит с фо­тоаппаратом, в маршрутах - с фотоаппаратом. Бороды не носит, поджар, резв, склонен к юмору, в глазах лукавинка. Примеры: Уралов, Николаева.

10. Полевик-геофизик.

Геофизический график на лбу, немногословен, изображает суровость и глубинность мышления. Примеры: Есипов, Маевский, Квасин.

 Классификацию предлагаю принять за основу. Думаю, что за каждый вид в отдельности мы голосовать не будем, примем списком. Кто за - поднимем бокалы! Наш тост - за всех полевиков вместе, за единое дело,  за положительный результат!

В конце камерального периода Мараваамский отряд и экономист Светка Лепешкина потеряли самого темпераментного члена - Ваха Декадзе. Вах заскучал по родине. Под его рабочим столом постоянно пел Буба, записанный на магнитофон.  Возвратившись из последнего отпуска, Вах рассказал, что ему «стидно», потому что все его друзья там, в Грузии, стали больший шишками (директорами ресторанов, заведующими складами и т.п.), имеют дачи, ма­шины и только он один, чукотский дурак-геолог ничего еще в жизни не достиг. И вот только теперь, отработав на крайнем Северо-Востоке Десять лет, он решился уехать в Чиатури, оставив на карте Мараваамского отряда память о себе - ручьи Арол, Адычал и Вахуехал.

 

СЕЗОН – 82

«Бэш  Шаворо!»

 

Работать дважды на одной и той же площади Денису уже приходилось (Пеньельхин-Милютчекайвеем), но там базы были в разных ме­стах. Возвращаться же на старую замусоренную базу геологу казалось невероятно скучно, неинтересно, такое было впервые. Однако, приземлившись на берегу озера Рыбного, Денис почувствовал - ему приятно. Он с удовольствием созерцая знакомые картины, за зиму соскучился по ним, он с душевным трепетом вошел в свою благополучно перезимовавшую палатку, сел на нары, поглядел в окно, на озеро и баньку. Чувство умиления еще более возросло после обеда с хорошей выпивкой по поводу теперь уже «староселья» и в связи с началом нового полевого сезона на знакомой территории.

Организация отряда и разброска лабазов были выполнены успешно. У каждой группы имелось свое конкретное задание. Отряд действовал согласно геологической программе, утвержденной техсоветом экспедиции. Первым пунктом задания группы Доценко было изучение и опробование Светлодонного проявления камнецветного сырья. Далее следовало детально разобраться с характером контактов вулканических, осадочных и интрузивных пород, провести поиски рудных проявлений олова и золота. Все это надо быдо сделать в течение одного месяца, не больше, потому что у Дениса предстоял отпуск с выездом, естественно, на материк (он просил с первого августа, Свистоплясов дал с пятнадцатого). Складывалась полусезонная ситуация, аналогичная шестьдесят четвертому году. Тогда выход из тундры получился и отпуск тоже, но кончилось все это удовольствие строгим выговором. Как-то будет теперь?

Итак, сезон-82 Денису надо завершить стремительным марш-броском на вездеходе к концу июля. Надо вовремя рвануть в отпуск, захватить кусок жаркого лета, погреться на солнышке – это главная задача.  В группе Дениса были (еще один отпускник с первого августа) - геолог Петр Польский, водитель вездехода ГАЗ-47 Виталий Перевалов и два пятнадцатилетних школьника - Вася Доценко и его дружок Игорь Каров - оба высокие, здоровые, настоящие северные парни-акселераты. Желая придать сыну такие истинно мужские качества, как смелость, решительность, выносливость, охотничий азарт и рыбацкие навыки, Денис отдал его на полевое воспитание Петру. Это мужик что надо, у него есть чему поучиться, есть что пере­нять. А работа у Васи простая - замерять радиоактивность пород (их название диктует геолог) и записывать показания прибора в специальный журнал. Этим же будет  заниматься и Игорь, которого Денис взял себе.

В первых числах июля Денис дал своей группе команду: «Дранг нах нордэн!» и вездеход Перевалова устремился на север, вдоль подножья гор, пересекая холмы и увалы. Денис сидел в кабине, ребята - на крыше. Блицеезон начался. Боевая машина схсду форсировала Мараваам. У противоположного (левого) берега реки вездеход провалился в яму, вода хлынула в кузов через заднюю дверь. Перевалов с трудом, пробуксовывая, выбрался на сушу, остановился, выпустил воду из кузова. Геологи подсушили мокрые вещи, приготовили чай, подзакусили и - дальше.

На Цветных озерах они остановились порыбачить, разошлись со спиннингами в разные стороны. Денис успел захватить лучшее место - устье впадающего в озеро ручья. Рыба клюнула неожиданно, сразу. Денис потащил ее, вращая катушку. Удилище гнется, катушка не крутится - рыба попалась большая, тяжелая. Бросив спиннинг, Денис схватил леску, начал тащить ее вручную, отступая от берега. Рыба зигзагами приближалась. И вот оно чудесное мгновенье рывок - и рыба на берегу! Сверкающая, серебристо-пятнистая, извивается и подпрыгивает, разевая зубастую пасть с загнутой вниз, как клюв, верхней челюстью. Мальма! Денис подбежал к ней, схватил за жабры. Гибкая, сильная, она выскальзывала из его пальцев и резкими бросками, стремилась достигнуть спасительной воды. Наконец, Денису удалось оттащить рыбину подальше от берега, но освободить ее челюсть от глубоко засевшего крючка ему долго не удавалось. Дениса била крупная нервная дрожь. Подоспевший Петька,  стоя рядом, успокаивал взволнованного рыбака:  «Не спеши, не спеши,  спокойно. Надо ее по башке камнем трахнуть. Дай я. Вот так! Вот так! Ага! Видишь, успокоилась. Ну и пасть! Какая рыба! Метр будет! Повезло тебе, Денис!» Прибежали Вася и Игорь.

- Как вы ее поймали дядя Денис? - спросил восхищенный Игорь.

- А хрен его знает, - честно ответил рыболов. - Нечаянно получилось, сам удивляюсь.

Порыбачив около часа (больше никто ничего не поймал, хотя поклевки были) геологи продолжили путь.

- Сюда, на Цветные озера, мы еще вернемся, - пообещал ребяттам Денис. - И не с удочками, а с сетями. Разведка сделана, рыба есть, будем ее ловить - всему свое время.

Озеро Светлое Дно. Берега для стоянки не пригодны. Геологи с трудом подобрали более-менее ровную площадку, на которой едва уместилась палатка. После установки жилища, полевики надули лодку и поставили на озере сеть.

Первый маршрут Дениса - на агаты, открытые Маслаковым в прошлом году. Цель – изучить, оконтурить, опробовать агатовое поле. Работа приятная, интересная, даже захватывающая, чем-то близкая к поискам клада. Денис все время ждал чего-то необыкновенного, каждый камень-самоцвет может преподнести сказочный сюрприз и нечаянную радость. Денис начал снизу, с конуса выноса, в котором наряду с обычными пустыми вулканическими породами нет-нет, да и по­падались неокатанные обломки и бледнозеленые овальные желваки сферолоидных риолитов с гнездами халцедонов и агатов.   Разноцветные полосчатые агаты особенно красиво смотрелись в воде и на свежем сколе. Высыхая, они бледнели. Чаще всего встречались небольшие открытые и ча­стично разрушенные секреции (гнезда, зародыши), но   были и крупные,  до полуметра в диаметре_, шорообразные образования - сферолоиды с шишковато-бородавчатой поверхностью, так называемые «бомбы»,  заключающие в себе жгучую тайну - что там внутри? Простой камень - риолит или изумительное творение природы, красота неописуемая? Как это узнать? Нашел такую «бомбу» и вездеходчик Перевалов, трахнул ее кувалдой и - о, чудо! О, горе! Чудеснейшая сиренево-голубая тонкополосча­тая секреция с мелкими друзами светлофиолетового аметиста в центре рассыпалась на несколько кусков. Если бы ее распилить, получился бы изумительный, необыкновенный срез. Перевалов стонал, стоя на коленях перед разрушенной сказкой, перед погубленной красотой. Осколки сек­реции поисковики разобрали на образцы, из которых уже ничего нельзя было сделать.

Два больших ящика подобных «бомб» были приготовлены для отправки в центр экспедиции. Это официальные пробы. Пусть начальство и работники лаборатории пилят и любуются срезами сколько душе угодно.

Утром следующего дня геологи проверили сеть - всего несколько мелких сельдяток. Это не дело. Решили попробовать на рыбоносность вто­рое озерко, пониже. Часов в десять над стоянкой пронесся вертолет. Развернувшись, он пошел на снижение. Денис с удивлением наблюдал за чужаками - кто такие? Почему здесь? Что надо?

Сели, выгружаются. Вертолет взмыл и скрылся за ближайшей сопкой. Двое неизвестных в полевой спецодежде остались. Идут к палатке. Один несет кастрюлю, у другого в руках - бутылки. Подходят. Ба! Да ведь это Леша Воронов! А с ним геофизик Саша Квасин. Оба пьяные, веселые улыбаются.

- Здорово были, мужики! - кричит   Лешка, узнав Дениса. - А вы что тут делаете? Как вы тут оказались?

- Вот те на! - ответил Денис, смеясь. - Это мы вас должны спро­сить, что вы делаете на нашей территории. У нас тут лабаз, стоянка номер один, поисково-съемочные маршруты. А у вас что?

- А у нас, понимаешь, экскурсия, мы за агатами прилетели. Много их тут? Хорошие?

Много, но нехорошие, сильно трещиноватые, они тебе не понравятся.

-    Ладно, поглядим. Но это потом. А сейчас давай выпьем. У нас и во­дка есть и борщ с мясом. Мы о девяносто первого. Трое суток сидим там, пьем-гуляем, вылететь на свою базу не можем - погоды нет. Ну, давай, неси кружки, будем пить!

- Извини, Леша, но я пить не буду.

- Да ты что! Почему? Я тебя не узнаю.  За встречу,  за агаты обязате­льно надо выпить!

- Не могу, нельзя. Я стал на полевую маршрутную тропу, я как тот индейский вождь, который объявил военное   положение. Горы зовут! Голо­ва должна быть ясной,  и свежей и настроение соответствующее - бодрое, не нарушенное синдромом похмелья. Ну чего смеешься? Я серьезно.

- Денис, все это хреновина, что ты говоришь. Давай выпьем последний раз. Ты меня, может, больше не увидишь - осенью еду за границу.

- Да хватит меня уговаривать! Не буду. Я уже в маршрут собрался. Будь здоров. Отдыхай, ищи агаты.

- Ну как знаешь, - наконец-то обиделся Лёха, повернулся к Денису за­дом и заковылял, пошатываясь и спотыкаясь, к своей куче барахла.

Денис отправился в маршрут, а соседи-гости с трудом напялили палатку, допили водку и улеглись спать - день у них был все-равно пропащий. На промысел они вышли ночью. Денис сквозь сон слышал, как - охотники за агатами тюкали молотками, разбивая «бомбы». Больной-похмельный Леха потратил на поиски самоцветов не более часа. Отобрав несколько неказистых образцов, он разочаровался и снова нырнул в кукуль. Квасин оказался более дееспособным и настырным, он крушил сферолоидные риолиты до тех пор, пока ни сломал молоток. Взял Лешкин - сломал и его. Через сутки налетчики убрались восвояси.

В нижнем озере рыба ловилась отменно. Это был мелкий, но жирный и нежный хариус. Хватало и на уху, и на жареху, и на засолку. Петя Польский заделал «квашню», полевой маринад - порезанный на куски сы­рой (свежий) хариус с уксусом, луком, перцем и лаврушкой.

- Еда будет - за уши не оторвешь, - нахваливал Петя свое изысканно-кулинарное творение. - Готова будет через трое суток.

И действительно, это было нечто необыкновенное, истинно полевое, в цивильной жизни неведомое. Но, к сожалению, квашня требовала хлеба, с сухарями и галетами она не сочеталась, не гармонировала. Впрочем, когда полевик голоден, на такие тонкости он внимания не обращает.

Каждый сезон Денис набирал в поле много книг, в основном библио­течных, и читал их вечерами, после маршрутов, насытив брюхо и блаже­нно нежась в кукуле. На сей раз его личным бестселлером стал «Цыган» Анатолия Калинина. Оттуда Денис взял на вооружение цыганский клич «бэш   чаворо!», что значит «пора смываться». По этой тревожной команде, которую дает атаман, табор немедленно, в спешном порядке запрягает лошадей, загружается и быстро покидает насиженное место, скры­вается в неизвестном направлении.

Выполнив запланированные на первой стоянке три маршрута, Денис произнес: «Бэш чаворо!» и вездеход рванул дальше, на юг, по долине реки Кайэнгыргын. Покинув озеро Светлое Дно, отряд попал в козлиную страну, в которой протекали ручьи Козлик и Козий Рог и где трудился старший геолог Генрих Козин. Здесь появились первые признаки рудной минерализации - обохренные породы и сульфидно-кварцевыне прожилки, которые пришлось опробовать.

Маршрутный рабочий Дениса Игорь имел рост около двух метров, но был тощий, тонкий, неуклюжий, коленки у него, как шарниры, часто подгибались, ноги заплетались, он постоянно спотыкался и падал, ку­выркаясь среди кочек и кустов, шлепался в лужи и ручьи. Голова акселерата не справлялась с управлением столь длинными ходулями. В доли­не это еще полбеды, а вот на склонах гор такие кульбиты очень опасны для прибора. Здесь надо помнить главную заповедь радиометриста - сам разбивайся, а радиометр спасай, падая, поднимай трубку кверху! Игорь тренировался каждый день, все его тело было покрыто синяками. Паренька приходилось обучать всему - и как портянки наматывать, и как обращаться с примусом, и как костры разжигать, и как элементарную пищу готовить, и как посуду мыть, и многому-многому другому. На первых порах ему   никак не давалось костровое дело. Собрал он однажды в обеденный перерыв толстых дров, сложил их в кучу и стал поджигать. Денис сидел, описывал пройденный отрезок маршрута. Проходит минут двадцать, а дыма все нет. Денис заинтересовался, что там Игорь делает. Подошел, смотрит и глазам своим не верит - лежит его рабочий на животе.  зажигает спички и подносит к дровам. Целую коробку сжег, а дрова не горят, потому что толстые и сырые.

- Кто же так делает, Игорь? Надо найти сухого мху или тонких сухих прутиков. Вот таких, смотри. Подкладываем вот сюда, с наветренной стороны, поджигаем - оп-па! Видишь, с одной спички загорелось. Клади сверху еще и еще сухой мелочи, от   нее и все дрова, подсохнув, разгорятся. Понял? Ну давай, действуй.

В маршрутах обеденный чай готовился непременно. Правда, не всегда это получалось, как положено. Иной раз вода до кипения нагреться ну никак не хотела, приходилось заваривать, какая есть, или наоборот - на жарком огне быстро выкипала (котелок сверху закрыт, что там творится, не видно) и геологи довольствовались половинной порцией чая.

Участок «Козлик» отработан и снова - бэш чаворо! Близ перева­ла в долину Мараваама на ровном месте с резким, мерзким звуком - хрясь! - сломался первый торсион. 'Стали. Сняли гусеницу и каток, поменяли торсион, поехали дальше. На перевале остановились, перекусили. Вид на юг замечательный,  зовущий. Денис показывает ребятам:

- Смотрите, вон та синяя гора, под которой у нас стоянка.

И возникла у него радостное, отпускное состояние, вспомнились мелодия и слова романтической, чарующей песни: «У той горы, где синяя прохлада, у той горы, где моря перезвон»...

- Да, ребятки, скоро мы увидим море за горами, теплое южное море. Бош чаворо!

По левому притоку Мараваама единственный в районе выход услов­но раннемеловых (валанжинских) пород Денис со своими помощниками попытался найти в них фауну - не получилось. «Может быть, с рудным золотом повезет? Хотя основная геохимическая аномалия находится за пределами нашей территории, но ее периферийная часть заходит к нам. Чем черт ни шутит, может быть, что-нибудь и зацепим», - говорил на­чальник отряда, будущий отпускник. В маршруте по этой аномалии Денис обнаружил множество окварцованных и пиритизированных пород, набрал полный рюкзак штуфных проб и с великим трудом, изодрав спину и плечи, притащил этот груз на стоянку. Вот и все. Бэш чаворо!

Вездеход едет по долине Мараваама, ломится сквозь заросли кустов, преодолевает каменистые моренные бугры и гряды и еще раз - хрясь! Ломается второй торсион, а запасного больше нет. На перевал приш­лось подниматься   по ручью Блеск. Русло - сплошные глыбы и валуны. Вездеход скрежещет, трясется, грохочет, ревет, бьется днищем о камни, переваливается с одной стороны на другую, ныряет носом в ямы и вздымается кверху по нагромождениям глыб, чудом ползет, но сидеть в нем невозможно. Денис идет впереди. Близ перевала обнаруживается - нет одного катка, вывалился, даже не заметили. Вместо него в левой гусенице зияет дыра, траки хлябают, болтаются. «Как мы еще едем? Ну Перевалов, ну дает!» - с ужасом думает Денис. А геройский водитель спокоен – и не в таких пределках бывал.

За перевалом - крутой спуск в долину ручья Теснинного. Ск­лон мягкий, щебнистый, местами задернованный. Петя Польский идет в стороне, ребята - сзади. Денис сидит в кабине. Спустились.

- Смелый ты мужик, - говорит Петро.

- Почему? Откуда ты взял? - удивился Денис.

- Спуск был очень опасным. Гусеницы натянуты до предела, легко разуться. А разувшись, вездеход немедленно перевернется и загремит вниз. Такое не раз бывало.

-Ишь ты! А я этого и не знал. Ну ладно, все позади, - ответил Денис,  запоздало пугаясь.

На берегу ручья геологи подобрали площадку  разгрузились, поставили две палатки (жинлую и кухню), обустроились. Время - конец июля, стоянка - последняя. Выполняя заранее намеченные маршруты, геологи изучили зону контакта крупной монцо-диоритовой интрузии и -бэш чаворо! Вездеход благополучно прибыл на базу, завершив сезон.

Баня. Полевики крепко парятся, окунаются в озеро опять парятся, снова бегут в холодную воду, плескаются, охлаждаются, наслаждаются - ох, хорошо! Омыв месячный слой грязи и пота, очистившись от кукулиной волосни, облачившись в чистое белье, они почувствовали такое облегчение - хоть песни пой. И запели. Но не сразу, а после бражки.

Встретившись на базе с Генрихом Козиным, Денис узнал об открытии им рудопроявления олова на левобережье верхнего течения реки Кайэнгыргын. Там у него была плановая стоянка номер один, намеченная в подготовительный период Денисом. Цель маршрутов - стратиграфическая, составление разреза вулканогенной толщи. Пошел Генрих вверх по скло­ну,  изучая вулканиты, отбирая образцы, но подняться до вершины горы не смог - помешали тучи. Геолог изменил направление маршрута, свернул налево и, касаясь лысиной нижней кромки облаков, пошел по го­ризонтали. Шел он шел, вглядываясь в породы, да и набрел на разва­лы кварца с густой вкрапленностью серого тонкозернистого минерала. Генрих отобрал штуфные пробы, но в том, что это касситерит, он уверен не был. Окончательный ответ даст только спектральный анализ, а это будет нескоро, поэтому радости открытия Козин вроде бы (как бы, что ли) и не испытывал. Беспокоило его другое - начальник отряда уходит в отпуск и передает ему все свои права и обязанности, среди которых самое главное и самое противное - подотчет. Генрих ворча под­писал в трех экземплярах все акты и фактуры, заготовленные Денисом, и,  поставив последнюю подпись на последней бумаге, стал полновластным хозяином базы и командиром полевиков, Денис поздравил преемника с повышением по службе, чем вызвал у него раздражение  («нужно оно мне это вот повышение...»),   быстро провел камеральную обработку материалов и стал готовиться к вылету в поселок. Бэш чаворо! Но не тут-то было, магическая фраза не подействовала. Пока выполнение операции «Блицсезон» зависело только от Дениса и вездехода, все шло как по маслу. Теперь судьба подевикои-отпускников находилась в руках Свистоплясова,  зависела от погоды и авиации. Зависела она и от рации, от проходимости эфира. Денис составил радиограмму: «Мошка-5, Свистоплясову. Прошу дать разрешение на выезд поселок связи выполнением программы полевых работ и предстоящим отпуском. Вылетает четверо: начальник отряда Доценко геолог Польский два школьника Подотчет пе­редан Козину срочно требуется вертолет подпись Доценко»

Связи по рации не получилось, в эфире - полная непроходимость. Сидеть и ждать, когда наладится связь, а потом сидеть ждать, когда прилетит вертолет - это неприемлемо, невыносимо! Можно запро­сто и месяц просидеть. Время, драгоценное летнее время уходит, надо как можно быстрее лететь на материк, к Черному морю! Бош чаворо! Денис принимает решение - ехать в Нырвакинот на вездеходе. Есть и техническое обоснование - лодка (днище кузова) течет, при переправе  через реки вездеход-амфибия заполняется водой и тонет. Это не дело. Пробоины надо ликвидировать, требуются сварочные работы, которые можно выполнить только   в гараже экспедиции. Надо ехать, хотя риск большой    (разгневанное начальство закатит строгача и лишит премии за се­зон), но Денис был на все готов, лишь бы во время вылететь в отпуск.

 Накачав резиновую лодку, отпускники привязали ее на крыше вездехода (на тот случай, если при переправе через Амгуэму он начнет то­нуть) и поехали – потряслись - погромыхали. Два часа пути - и машина на левом берегу Амгуэмы, напротив поселка дорожников  (87 километр Чу­котской трассы).

Драматическая  переправа

Некоторое время геологи стояли в раздумье - широкая-глубокая и быстрая река их пугала. Брод где-то здесь, осенью, в малую воду, переправиться можно, а как сейчас? Хрен его знает, пробовать надо, на­зад пути нет. «Ну, с Богом!» - произнес Перевалов и грубил первую скорость. Вездеход медленно вошел в воду, поехал по галечному прибреж­ному мелководью и вдруг резко оторвался от дна и поплыл! Вода понес­ла его вниз по течению, гуски провиснув крутились в холостую. Денис,  похолодев от ужаса, видит:  с правой стороны гусеница срывается со звездочки и  катков и падает на дно! Он кричит водителю: «Гуска упала!» Перевалов молчит  (ну и нервы!), судорожно дергает рычаги,  вглядывается в воду со своей сторона. Вдруг удар, рывок и вездеход остановился, сел на дно - его вынесло на сравнительно мелкое место, метра полтора, не больше. Вода в кабине достигла сиденья, но водитель и командир в болотных са­погах, так что задницы пока сухие.

Перевалов высунулся из кабины, глянул вниз и заматерился.

- Левой гуски тоже нет! Стоим на голых катках! Все, приехали!

Трагедия свершилась. Польский, Вася и Игорь из затопленного кузова выбрались на крышу, отвязали резиновую лодку, опустили ее на воду. Петр перевез на берег ребят, возвратился за Переваловым и Денисом, и вот все пятеро на берегу, стоят отупело, еще не веря в случившееся, удивленно взирают на торчащую из воды кабину вездехода. Пацаны-дураки чему-то радуются, хохочут, им очень смешно, им нравится это приключе­ние, они сфотографировали действия Польского по спасению начальника и водителя и весело рассказывают об этом. Но Денису плохо, очень плохо.

- Что дальше? - спрашивает он. - Я с ребятами переправлюсь на тот берег, выйду на трассу и доберусь в Нырвакинот попутным транспортом, - заяви л Польский, отводя
взгляд.

 «Так, ясно», глядя на старшего техника-геолога, думал Денис. Вместе с дезертирами на резиновой лодке переправился и Перевалов - просить помощи у местного населения, у знакомых трактористов и рыбаков.

На левом берегу Амгуэмы горемычный начальник отряда остался один. Ему грустно, очень грустно, прямо-таки тоскливо, хоть вой! Ну и ситуация! Ну и подзалетел, уважаемый Денис Иванович! Все планы рухнули в одночасье! Геолог ходил по галечному пляжу туда-сюда, туда-сюда, как приговоренный к расстрелу, автоматически собирал чем-либо понравившиеся камушки и складывал их в карман – на память о чрезвычайном происшествии.

Примерно через час на правом берегу Амгуэмы появился трактор, затарахтела моторная лодка. Спасатели с длинным тросом пересекли реку, подплыли к вездеходу. Перевалов спустился в воду, погрузился по шею, зацепил трос за крюк и мокрый, дрожащий, забрался в лодку. Затем моторка причалила к левому берегу, взяла Доценко и вернулась на правый берег. Трактор потащил трос. Вездеход покатился, скрылся под водой, пошел по дну. Только бы трос не оборвался на глубине! - молились Перевалов и Доценко. Тогда попробуй, достань   эту многотонную железяку... или плати за нее... Затаив дыхание, они наблюдали за операцией. Вот из воды появилась крыша вездехода, затем его нос... Пока все шло нормально, вездеход шел покорно, как миленький, как спокойный он бычок на веревочке.

- Ну давай, давай, еще немного, - шепчет Денис.

Есть! Берег! Мокрый разутый вездеход стоит на галечном пляже. Но что с него толку? Гусениц-то нет. Их тоже надо доста­вать. А как? Спасатели знают. В лодке лежит большой тройной крюк на канате. Лодка мчится к тому месту, где лежат гусеницы.
Главный спасатель - рулевой, молчаливый, спокойный, крепкий парень, уверенно, привычно ведет свое быстроходное судно. Вода прозрачная, дно хорошо видно. Лодка ходит кругами, делает один заход, второй, третий. Стоп! Здесь! Вот она, нашли! Денис и Перевалов по очереди (кому повезет) бросают крюк. Лодку быстро сносит течением, крюк срывается. Парень-рулевой заводит мотор и снова начинает кружить. На третий или четвертый раз крюк прочно зацепился за траки, лодка дернулась, остановилась, как на якоре. Затем канат был выведен на правый берег, прикреплен к трактору и гусеница вытащена! Спасатели помчались за второй гуской, долго не могли ее найти, а обнаружив никак не могли зацепить ее крюком. Близилась полночь. Операция на воде продолжалась уже пять часов. Люди устали и еле двигались. Терпение и силы лодочника иссякли, он причалил к своему берегу и решительно заявил: «Все, больше не могу». Его охотно поддержал тракторист. « Давно домой пора, сколько можно»

- А нам что делать? - спросил растерянно Перевалов.

- Не знаем. Выкручивайтесь теперь сами, как хотите.

- Братцы, крюк срывается с гуски потому, что разогнулся, видите? Я его сейчас загну покруче и мы зацепим эту ёбаную гуску!

И Перевалов застучал кувалдой.

- Вот теперь лучше. Еще один заход, а?

Парень-рулевой, хозяин лодки, матюкнулся, но шнур дернул, мотор затарахтел и трое в лодке снова понеслись к «этой ёбаной гуске», которая всех достала. Последний шанс! Дай Бог удачи! Перевалов стоял на носу лодки с крюком и канатом, пристально всматриваясь в воду, как гарпунщик-китобой. Бросок! Зацеп! Ура! Удача!

Вот и вторая гусеница на берегу. Измученные спасатели-аборигены, замечательные мужики, великолепные северные парни, уехали на тракторе в поселок, глубоко сожалея о том, что связались с этими дураками - геолухами, которых черт занес в Амгуэму. Перевалов открыл заднюю дверь вездехода, из кузова хлынула вода, вынося всевозможный мусор и пятна мазута. Машина стала чистенькая, новенькая, сверкающая, но поедет ли она - еще вопрос.

Перевалов плюхается на мокрое сиденье, жмет акселератор. Глухо. Он выскакивает, открывает капот, копается в моторе или еще в чем-то, снова садится и пытается машину завести. И снова совершается чудо - вездеход чихнул, как простуженный мужик, из выхлопной трубы вырвалось облачко черного вонючего дыма, мотор сперва с перебоями, а потом ровно, с подвыванием и перегазовками загудел-заработал! Значит, можно ехать! Осталось только гуски натянуть, но это дело знакомое, выполнимое, хотя и чрезвычайно тяжелое для двоих. Покряхтели «геолухи», попотели, понукали, натянули-таки гусеницы и - поехали! «Бэш чаворо!»   - ликующе крикнул Денис, блаженно развалясь на все еще мокром сиденье.

Было примерно четыре часа утра, когда спасенный вездеход - утопленник, ведомый геройским парнем Переваловым, вышел на трассу и, жизнерадостно лязгая промытыми гусеницами, помчался по дороге в Нырвакинот, где спокойно спал и видел приятные полевые сны Доценко - младший.

 

ПОЛЕВОЙ        СЕЗОН -  82  15 -летнего   Васи.

22 июня. Начинаем лететь в поле. Рюкзаки уже уложены, погода стоит распрекрасная, хотя небо в слабой дымке. Остается желать чтобы весь сезон стояла такая погода.

5 июля. Сегодня, за все время пребывания на базе в первый раз пошел дождь. Но к ночи распогодилось, хотя дует небольшой се­верный ветер. Завтра утром после завтрака выезжаем на вездеходе на лабаз. На базе остается завхоз. Жалко дядьку. Целый месяц одному жить в этом болоте. Нашу базу буквально оккупировали мышеловы. С пронзительными криками они прогоняют всех птиц. Сегодня я пол дня тренькал на гитаре и уже кой чему научился. В окрестностях базы полным-полно куропачей. Вчера вечером Игорь высыпал на палатку крошки от сухарей, а ночью мы проснулись от хохотанья куропачей у нас над головой.

Премудрости своей профессии в целом я усвоил хорошо, но в все-таки немного волнуюсь - как пройдет мой первый рабочий маршрут.

7 июля. Наконец-то я влез в кукуль! Вчера приехали сюда, к Цветным озерам. Ехали пять с половиной часов по пересеченной мест­ности. Приехав на место, поставили палатку, попили чаю и  зава­лились спать под шум реки, вой ветра и хлопанье палатки, грозившей вырвать колья и накрыть нас.

Проснулись поздно и как только выбрались из кукулей, один зуб перестал попадать на другой. Проверяй поставленную вечером сеть и выудили из нее хорошеньких гольчиков. Всех сразу и пор шили на кухне. Кстати, кухня у нас довольно неудобная в смысле стола. На бочку положена папка от карт и это называется столом. Сидеть за ним крайне неудобно, поэтому постановлено: если кто перевернет стол коленями или чем иным, тому назначается внеочередное дежурство.

Сегодняшний день оказался рыбным. Мы только и занимались тем, что связывали, да развязывали, да ставили, да проверяли проклятые сети! Ловили также на спиннинг. Папа выловил огромную мальму, сломавшую его спиннинг и чуть ни затянувшую его в озеро. Но больше всех повезло дяде Пете.

Сегодня мы страшно мерзли. У меня весь день не отходили пальцы на руках и ногах. И я подумал, что если так померзнуть с месяц, то на всю жизнь останешься хладнокровным. Но к сча­стью есть такой незаменимый друг, как кукуль.

Да, еще утром метрах в двухстах от палаток прошел здешний бурый хозяин - медведь. В бинокль мы разглядели его отлично. Таких крупных медведей я еще не видал.

8 июля. Как только мы проснулись, сразу стало ясно - по палатке тарабанил дождь. Папа повздыхал, подумал и решил, что надо отсюда уматывать, да поскорей. Позавтракав, собрав палатки и продукты, мы погрузились на вездеход и тронулись в путь. Прие­хали довольно быстро и без поломок. Место очень хорошее. Лабаз был нетронутым и даже наоборот - кое-что добавилось. Еще давно здесь работали топографы и оставили маленькую печурку, которую мы сейчас и пытаемся растопить.

Палатки мы поставили у подножья небольшой террасы, на берегу длинного неглубокого озера со светлым песчаным дном. А на другом берегу круто вздымается каменистая гряда, вершина которой прикрыта шапкой тумана. Какими же маленькими кажутся люди и палатки по сравнению с этой природной стеной!

Опять поставили сетенку в надежде поймать сельдяточку или каталку. Вот печка разгорелась и жизнь показалась не такой уж плохой, особенно с подобиями музыки, издаваемой спидолой. Папа ушел по террасе и вот уже часа три раздается стук молотка.

9 июля. Вышли в первый маршрут. С раннего утра стоял туман и мы немного заплутали. Из всего маршрута мне более всего запомнилось одно место - небольшая сопочка с крутыми склонами на­верху и пологими, переходящими в тундру, внизу. Верхушка ее напоминает гребешок, нависающий над склонами. Забравшись туда, мы удивились сходству этого места с южноамериканскими прериями Так и казалось, что вот-вот раздастся топот и по равнине промчится стадо могучих бизонов, подгоняемых индейскими охотниками. Но после спуска с горы иллюзии испарились и дальнейший маршрут продолжался под чавканье мокрой тундры, в которой увязнет поуши любой бизон.

11 июля. Все пошли собирать пробы агатов. Мы с Игорем по­лезли вверх по руслу мелкого ручейка, туда, где они с папой сложили пробы в кучу. Загрузились под завязку, да еще в пути добавили, так что вниз еле доползли. Под тяжестью рюкзака плечи ушли назад и сомкнулись за спиной. И когда мы сбросили рюкзаки около вездехода, то упали и лежали минут пятнадцать не шевелясь.

Пообедав, загрузились в вездеход и поехали на следующий, третий по счету лабаз. Приехав, мы обнаружили бочку с продуктами лежащей на боку, а вокруг ее - клочья медвежьей шерсти. На­верно медведь хотел открыть бочку, но у него ничего не получилось. Поставили палатку и стали отдыхать.

12 июля. Маршрут по водоразделам и склонам сопок. Не встретили ни одной зверюшки. И вообще это место напоминает марсианский пейзаж - пологие плато на водоразделах, состоящие из крупных глыб и мелкого щебня. В такие моменты я представляю себя космическим разведчиком. Эти представления усиливает радиометр, висящий на груди, а его «пушка» похожа на лазерный пистолет.

От последней точки наблюдения до лабаза бежали на четвертой скорости. Это дядя Петя показывал мне, как Небаба в маршрутах ходит. Не завидую я тем радиометристам, которые с ним работают.

Весь день стоит страшная жара. Я пью воду с каждой лужицы и даже жую снег. В такие моменты становится неясно, что же лучше – жара или холод? К вечеру натянуло туч и подул холодный ветер.

13 июля. Сегодня я дежурный и поэтому очень боялся проспать. Проснулся в четыре утра, взял у папы часы и решил еще вздремнуть. Разбудил меня папа в восемь часов. Я вскочил и помчался на кухню. Быстро начистил картошки и сварил пакетный суп. Вроде всем понравился. Во всяком случае, никого не стошнило.

В маршрут опять поехали на вездеходе. Подъехав на место, дядя Витя сказал: «В прошлом году я здесь козлов видел». Мы вылезли и вдруг увидели метров за восемьсот пять козлов. Дядя Петя за карабин и вперед! А я загорать остался. Чайку попили. Козла не убили, но зато дядя Петя нашел редкую флору. Опять весь маршрут покоряли сопки. Назад ехали на вездеходе, сидели на крыше. Это мое любимое место.

15 июля. Вчера с утра стояла хорошая погода и папа решил выгодно использовать ее. А именно: съездить на вездеходе на первую стоянку и, сделать там маршрут, вернуться вечером на третий лабаз. Это был, пожалуй, самый длинный наш маршрут по тундре, во время которого ничего не произошло. Правда, один раз мы увидели лисичку-огневку, которая оказалась ржавым железным ящиком из-под галет. А в конце маршрута мы решили попить, стали набирать кружкой воды из ручья, как вдруг метрах в трех от нас в глубокой яме плеснулся голец. Мы увлеклись рыбалкой и прорыбачили весь вечер. Я поймал на спиннинг своего первого небольшого гольца. И тут же пришла в голову поговорка: какой ловец, таков и голец.

Рыбы на озерах тьма-тьмущая. Начиная от огромной страшной нельмы и кончая небольшими гольчиками, стадами стоящими в месте впадения ручья в озеро и не клюющими на блесну. Мы долго любовались их спинами, но ни одного так и не поймали.

Работу в маршруте сильно осложняют яркое пекущее солнце, висящее над макушкой, и миллиарды комаров, голодных и упорно терпеливых, готовых следовать за жертвой хоть на край света.

17 июля.  На полпути высадили папу с Игорем и понеслись дальше. Полдня провели с группой Генриха Павловича. Удивляли ее своей цивилизованностью: спидола, печка с углем. Дядя Петя играл у них на нервах, шутил: «Как вы живете? Даже печки у вас нет, а об угле и говорить нечего». Мой бедный шеф мается с зубом. Чего он только туда ни толкал, все-равно не помогает. Он сидит и покачивается от боли, а нам его жалко. В маршруте у него сломался радиометр. Мы его и разбирали, и ковыряли, и колотили - ничего не помогло, а вездеходчик дядя Витя пощупал шнур и нашел порваный проводок. Соединить его - минутное дело, и вот радиометр уже целый и невредимый.

18 июля. По-прежнему стоит жара. Еле-еле поддувает ветерок Но больше жары, нам мешают комары. После того, как Петр Брониславович Польский (ПБП) рассказал мне поэму своего сочинения, меня тоже потянуло на стихи о комарах. Я сочинил такое четверостишие:

Комары - это зверье,

А геолог - пища.

Поэтому комарьё

Геологов ищет.

20 июля. Вчера был ужасный маршрут. Хуже у меня еще не было. Опять стояла сильнейшая жара вкупе с мириадами жужжащих комаров. И как назло ни единого дуновения ветерка, словно при­рода насмехается над нами, испытывая наши силы. Обычно яркое голубое небо от жары стало белесым. Идешь вверх по склону, а в висках пульсирует одно: ветра! ветра! В такие моменты казалось, что сердце вот-вот остановится, но организм выдерживает и становится приятно от сознания, что выдержал, не сдал.

Сегодня переезд. По пути заехали к группе Яковлева. С какой завистью они смотрели на вездеход! И как будто сглазили - через пятьсот метров лопнул торсион. «Прозагорали» полтора ча­са и снова в путь. Подул сильный ветер, приятно лаская наши разгоряченные тела.

Лабаз поставили в прекрасном месте.   И все бы хорошо, да Игорь плохо поставил банку с помидорами в воду и ее унесло. И еще, в самом начале пути, проехав метров сто, мы услышали треск и грохот. Остановив вездеход, дядя Витя начал ругаться, потирая шишику на голове. Оказалось, что Игорь полез в салон с крыши, ухватился за незакрепленные доски и грохнулся вместе с ними с вездехода, да еще и заехал дядю Витю доской по башке. Нас согнали с крыши, но потом опять разрешили залезть с условием, что мы не будем там шебуршиться. Между прочим, езда на крыше вездехода, даже сидя на надутой резиновой лодке, не доставляет никакого удовольствия, потому как рискуешь каждую секунду слететь оттуда.

Осталось пять маршрутных дней. Завтра предстоит длинный и долгий маршрут. Еще рано, но уже охота спать, потому что очень рано будят комары. Просыпаясь, мы охотимся на них с полчасика, отводим душу, а потом встаем. Ну пока все. Послушаю эстрадную программу и улю-лю...

21 июля. Маршрут действительно был очень большой и разнообразный. Сперва лезли по сопке, не лезли - ползли. Ползли, обливаясь потом и задыхаясь от жары. Наверху подул ветерок и зловещие фиолетовые тучи стали мрачно наползать на нас. Грянул гром и  пошел дождик. После дождя стало прохладно и светло, но с удвоенной яростью на нас набросилась крылатая рать. Казалось, что все живое вокруг нас вымерло, остались одни комары. Ужасный давящий звон стоял повсюду, заглушая все шорохи и даже шум реки. Комариные смерчи вновь и вновь прочесывали тундру, пока ни на тыкались на что-нибудь живое. Это кошмар. Это проклятие, напущенное природой на все живое.

Назад мы шли по руслу горной речки, питаемой снежником. Одна точка была около огромной скалы. Пока ПБП писал, я излазил ее вдоль и поперек. Какая красотища! В который раз жалею, что, не взял с собой фотоаппарат. Внизу, под скалой, среди огромных камней и изумрудной травы журчит ручеек. А берега его покрыты ковром из цветов. Каких только цветов здесь нет! Нежно-голубые и ярко-синие незабудки, огромные желтые ромашки с выгнутыми наружу лепестками, какие-то лимонного цвета цветочки, розовые метелочки. Да разве опишешь их все! На душе легко и радостно (особенно когда на желудке тяжело). Хочется спать.

22 июля. День рождения Игоря. Досыта наелись компота «Ассорти» и в путь. Стоит холодная погода, моросит дождик и сгущаются тучи. Поставили палатки у небольшого ручья, берега которого покрыты кустами. Как хорошо, когда есть печка и нет комаров! Рай!

23 июля. Тундра и сопки покрыты белим покрывалом – за ночь выпал снег. В маршрут никому не хотелось, но надо было, надо было идти и мы пошли. По руслу узенького ручейка вездеход провез нас полдороги. Дальше двинулись пешком. Зловеще завывал ветер, кидая хлопья снега. Движение - это тепло и мы мчимся, не поднимая головы, о чем потом и пожалели. Дойдя до истока ручья, дядя Петя достал карту и через минуту его глаза медленно полезли на лоб.  «Все ясно», - подумал я, - мы заблудились».

Но я ошибся. Оказалось, что лабаз сбросили не на тот ручей и все маршруты сдвинулись. Как только ПБП это понял, мы надвинули шапки на лбы и рванули назад, против ветра и снега. Чтобы день не пропал, мы сделали небольшой тундровый маршрут.

24 июля. Снег почти стаял, но по-прежнему стоит ужасный холод. Изредка накрапывает дождь. Нам предстоял длинный и трудный маршрут. Сначала шли по руслу промерзшего ручья. С трудом вскипятили чай - кассиопея была еще сырая. Дальнейшая часть маршрута проходила по водоразделам. Мне понравилось одно место. На верхушке горы мы спустились в небольшой цирк, напоминающий озеро, вода которого стекла через своеобразные ворота из огром­ных скал. А скалы буквально усыпаны клочьями свалявшейся бараньей шерсти.

Возвращаясь назад, встретили зайца. ПБП выстрелил и конечно промахнулся. От последней точки до лабаза оставалось шесть километров. Шли долго и сильно устали, а в мозгу одна мысль - скорей бы лабаз. Ничего, дошли. Прошли за день более двадцати километров.

25 июля. Переезд. Дождь, снег и ветер. Приехали на лабаз к Генриху Павловичу, но в палатке никого не оказалось - ушли в маршрут. В такую-то погоду! Все сопки в тумане, дождь хлещет, а у нас в палатке тепло и сухо. Скоро и они пришли.

Да, еще во время переезда мы форсировали Мараваам. Вода доставала почти до мотора вездехода. Мы с Игорем сидели в салоне и немного перетрухнули. Но все обошлось нормально.

26 июля. Маршрут по сопкам. Стоял морозец, дул ветер, руки коченели, я не мог писать. С водораздела открывается красивая картина: на фоне темно-синего, грозового неба резкие четкие контуры белых заснеженных вершин, пересеченных пунктирами камней не покрытых снегом. Часто ходим по бараньим тропкам.

Папа с Игорем сидят, камералят. Игорь себе глаз набил и всем хвастает, показывает набрякшее веко. Дядя Витя от нечего делать печь топит, примусами заправляет. Козин ушел в свою палатку, ПБП с папой спорят о всяких лавах да игнимбритах. Игорь в грязной, замусоленной тельняшке сидит книгу читает. У дяди ПБП зуб болит. Он садится у печки и греет его.

Ну пока все! Излил душу, можно и кончать. На улице распогодилось - светит солнце и небо вроде голубое. Погодка на переезд само то...

26 июля. Вчера был переезд и, пожалуй, самый неудачный. Началось с того, что мы часа два прождали группу Козина. Сфотографировавшись на память, мы проехали метров триста и были остановлены громким щелчком. Лопнул балансир и один каток укатился в кусты. Едем дальше - едем хуже. Наш путь пролегал по руслу горного ручья, усеянному огромными валунами. Короче, все слезли с машины и поперли пешком. Мы с Игорем оторвались от группы, решив сократить путь, но прогадали почти на четыре километра. Как вездеход выдержал этот переезд, уму непостижимо. Перевалову можно сразу медаль давать.

На лабазе мы поставили палатку, печку и завалились отдыхать, а вездеход повез группу Козина к Галину и потом на базу. Вот и весь сезон.

НЫРВАКИНОТСКИЕ       СТРАДАНИЯ

Рабочий день Дениса Доценко начался с написания объяснительной записки (обязательной бумаги для последующего наказания) и заявления на отпуск. Ему надо было срочно сдать анализы для оформления санаторно-курортной карты, потому что Денису и его жене профсоюз предложил две путевки в сочинский санаторий. В поликлинике Денису сделали кардиограмму. Во время записи его бедное утомленное сердце забарахлило. Да и было отчего! Брага на базе, драматическая переправа через Амгуэму, тяжелая работа, страхи, волнения, бессонная ночь - все сказалось. Сердце вдруг резко застучало, потом остановилось, заработало с перебоями. Аритмия с мощными высокими пиками отразилась на графике, медсестра ахнула - что с вами? Такая кардиограмма никуда не годится! Врач-терапевт заявила: «Сердце плохое, ванны принимать нельзя, лечиться нельзя, на курорт ехать нельзя, санаторно-курортною, карту подписать не могу». Путевка в Сочи накрылась.

А начальник ЦГГП Свистоплясов не подписал заявление на отпуск. Он потребовал, чтобы Денис перегнал вездеход обратно на базу, то есть, вернулся к исходной позиции. Выполнить безжалостный приказ фюрера Денис не мог ни при каких обстоятельствах, потому что знал - это невозможно, Амгуэма не пропустит, да и, психологический барьер   после всего, что случилось, непреодолим.

Перевалов ремонтировал вездеход в гараже. По крайней мер делал вид, что ремонтирует. На самом деле он пил, похмелялся, надолго исчезал из гаража. Денису приходилось его искать, вместе с ним похмеляться и торчать у вездехода, контролировать во­дителя. Развеселый образ жизни двух мараваамцев-самовольщиков начальство усекло, но решительных мер пока не принимало. Свистоплясов каждый день требовал немедленного выезда на базу, а  Пе­ревалов все тянул, находил то одну неисправность, то другую. Денис в механике ничего не смыслил, поди разберись, хитрит во­дитель, или нет.

Наконец, Доценко и Перевалов, закупив вина, поехали с начальственных глаз долой. В планы Дениса   вовсе не входило ехать аж на базу, второй раз переправляться через страшную реку, то­нуть, а потом неизвестно как снова возвращаться в Нырвакинот. С Переваловым Денис договорился так. В поселок дорожников (а это ведь уже территория деятельности Мараваамского отряда) он поедет один, там угостит ребят, которые вытащили их из Амгуэмы, подварит лодку (в своем гараже этого сделать так и не удалось), форсирует реку и приедет на базу до знакомой дороге. Сам же Денис решил вернуться с полпути и, заботясь о своем будущем, на пятом километре спрятал в автомобильной покрышке, валяющейся у дороги, две бутылки вина.

Вездеход шел хорошо, Денис сидел в кабине и твердил: «Спасай меня, Витя, спасай! Вези от начальства подальше».

 - Иваныч, все будет в порядке!    - отвечал Перевалов.

Ехали они ехали, сколько проехали, Денис не знал, водителю показалось достаточно, он остановил машину и сказал:

- Ну, Иваныч, вылезай. Здесь я посажу тебя на машину, возвращайся домой. Выпьем на прощанье.

Затем Перевалов остановил грузовик, идущий в поселок, Денис пожал его крепкую верную руку, сел в кабину «Урала», захлопнул дверь и поехал в отпуск. На пятом километре (аэропорт «Залив Креста») Денис покинул автомобиль, вытащил из колеса бутылки и пошел домой пешком, напевая: «У той горы, где синяя прохлада, у той горы, где моря перезвон»...

Экспедиционный АУП провожал в Магадан заместителя началь­ника, соседа Дениса по лестничной площадке Льва Полукружкииа. Денис присутствовал на собрании, даже выступил с прочувственной речью, подчеркнул важность своего присутствия здесь как единственного   геолога-полевика, поблагодарил Льва за доброе отношение к подотчетникам при списании снаряжения, отметил его выдаю­щуюся роль при внедрении в полевой быт геологов керосиновой печки «Апсны».

АУП удивленно-осуждающе покачивал трезвыми головками - надо же, какой нахал! С доля без разрешения выехал, пьяный ходит да еще и речи толкает! Все это вслух выразил самый грубо-наглый из АУПа-главный инженер с устрашающей кликухой «Циклоп». Видя такое неуважительное отношение к своей персоне, домой  к сосееду Полукружкину на проводины Денис не пошел, хотя приглашение имел. Не та компания, не те люди.

Свистопляеов, так и не подписав заявление Доценко на отпуск, вылетел на Эргувеем, в страну ПБляндию, якобы для проверки хода полевых работ в сезонных отрядах, а в самом деле порыбачить, рыбки половить, это все понимали. Ну а что делать самоотпускнику? Ему жаль уходящего лета. Пошел он со своим заявлением к главному геологу Плюсику и сказал ему:

- Подотчет я сдал, вездеход отогнал, пора мне и в отпуск ехать. Подпишите заявление.

- Что-то ты слишком быстро вернулся. Где вездеход, а? - ухмыльнулся Плюсик, но заявление подписал. Это была крупная удача. Бухгалтерия быстро, без проволочек, как это она умеет делать при увольнениях, произвела расчет.

- Ау, Федя! Как там с ходом рыболовных работ на Эргувееме? Давай-давай, лови! - ерничал Денис.

Его огорчало одно - отпуск он выбил не с первого августа, как хотел, а все-таки с пятнадцатого, в соответствии с графиком. А сколько приложено усилий, каких волнений и потрясении это стоило - врагу не пожелаешь.

ДРАМАТИЧЕСКИЙ     ОТПУСК-82

На материк Денис Доценко вылетел с сыновьями, а Оля с Катей осталась в Нырвакиноте до осени. В Москве Денис провел ребят по кольцевому маршруту вокруг Кремля. Проходя мимо Василия Блаженного по Васильевскому спуску, десятилетний Коля - дикий чукчонок - залез на высокий забор и засел на нем, вопя и гримасничая. Группа иностранных туристов заинтересовалась мальчиком. Проходя мимо, люди смеялись и приветствовали заборное существо взмахами рук. Кто-то сфотографировал Кош.

Достигнув Северного Кавказа, мужики-Доценки обнажились и легли на травянистом цветущем склоне юцкой долины - загорать. Цель была достигнута, южное солнце ласкало их тела. Погостив с недельку у родичей, Денис с ребятишками перемахнул на самолета через Главный Кавказский хребет, пролетел над Эльбрусом и приземлился в Адлере, на берегу Черного моря.

Растерянных чукчей, не дав ни минуты на размышления, заволок в свою машину нахально предприимчивый кавказский чалвэк и повез черт знает куда - аж в Абхазию. Денис нервничал и думал: «Куда он нас так долго везет? Зачем мы едем? Разве в Адлере моря нету? Вот же гад, как он нас охомутал...» Мучило Де­ниса и похмелье. В Леселидзе он остановил машину, выпил две кружки пива, малость успокоился.

В Гантиади, шофер-абрек сдал трех клиентов заказчику - симпатичной гречанке - и умотал. Чукчи, заняв свои койки в тесной каморке, пошли гулять, отведали инжира и немедленно схлопотали желудочно-кишечное расстройство. У всех троих начался понос. Хозяйка дома не   на шутку встревожилась во-первых, серуны постоянно занимали уборную, создавали очередь, мешали другим жильцам-отдыхающим оперативно облегчаться, раздражали их. Во-вторых, если об этом поносе (эпидемии) узнает санэпидемстанция, она объявит карантин и все комнаты зальет хлоркой. Квартиранты разбегутся, хозяйка понесет большой урон. «В поликлинику, пожалуйста, не ходите,»-попросила она Дениса. «Ладно,» - ответил Денис, купил в аптечном ларьке противопоносные пилюли и по совету продавщицы посадил себя и пацанов на рисовую диету. Трое суток нес­частные чукчи голодали и пили рисовый отвар, по стакану в день, Жестокое испытание! Да где - на курорте! Доценки отощали, загрустили, бедного маленького Колю рвало - это была изматывающая, выворачивающая наизнанку голодная рвота.

Для поддержания бодрости духа Денис предложил сыновьям, дополнительное лечение - смехотерапию. С их помощью он сочинил песню о поносе, исполняемую на чукотский мотив. Голодные дети с ввалившимися животами пели эту песню, били в импровизированный бубен, пританцовывали и хотали. После каждой строчки повторялся классический чукотский припев - ийя-ийя-а.

На нашу мечту, ийя-ийя-а,

Прилетели мы на  «ТУ», ийя-ийя-а.

Абхаз подобрал... на тридцатку ободрал...

В Гантиади нас привез,... начался у нас понос,...

Песня нарастала по мере развития событий. Небо, сочувствуя поносникам, затянулось траурной пеленой темных туч.

Пошли тут дожди, ийя-ийя-а,

И солнца не жди, ....

Ко всему прочему что-то случилось с Васиной головой -

А шею Васек повернуть не мог

И глаз закосил, сильно занемог.

Вот такая грустная картина на веселом берегу Черного моря:

Коля каждых полчаса в туалет бежит,

А Васек на матрасах как тюлень лежит.

В конце концов, все наладилось и бывшие засранцы спокойно валялись на пляже  у белых доломитовых скал, отполированных прибоем, купались в удивительно теплой и прозрачной воде сине-зеленого (аквамаринового) цвета.

Потом все прошло, ийя-ийя-а,

И солнце взошла, ... море, воздух, чудный пляж,  ...

Был прекрасен отдых наш, ийя-ийя -а!

Черноморская неделя пролетела быстро, дольше оставаться было нельзя - ребят ждала школа. Великолепно, с цыплятами табака, шашлыками и сухим вином, покушав в ресторане адлерского аэропорта, Денис и его сыновья вернулись в Минводы, а оттуда - в Тольятти, на свою кооперативную квартиру.

Да! этот великий, исторический для семьи Доценко момент наступил - кирпичный четырнадцатиэтажный дом - свеча на опушке леса был построен, квартира в нем по жребию (тянула Валя, Олина сестра) получена на тринадцатом этаже! Квартира прекрасная, четырехкомнатная, с большой лоджией, видом на Жигулевские горы и Куйбышевское водохранилище («Жигулевское море»). Денис был преисполнен чувства гордости - он сделал-таки жилье на материке, он выполнил свою главную задачу!

Приобретя самые необходимые вещи, Доценки начали жить в своей волжской квартире, осваивать новое месте, привыкать к нему. А место отличное, чего уж там говорить - с одной стороны лес, с другой – широченная (пять километров) река, а воздух!

Итак, сентябрь, золотая осень, дивный град Тольятти, Комсомольский район. Мальчики ходили в школу, расположенную рядам с домом, их мамка отдыхала-лечилась в сочинском санатории, а Де­нис вел домашнее хозяйство, готовил примитивные завтраки, ужины и в неограниченном количестве поглощая "медвежью кровь», красное болгарское сухое вино, на нем и держался.

Оля Доценко, возвратясь с черноморского курорта посвежевшем, помолодевшей, быстро ликвидировала это безобразие. Она остановила разгулявшегося мужа, помыла, почистила и причесала детей, наладила нормальный семейный быт. В конце декабря Денис со старшим сыном Василем вылетел на Чукотку - его отпуск кончился. Уезжать из Тольятти без жены Денису не хотелось до жути, до слез, прощание с ней было ужасным, сердце Дениса разрывалось от тоски. Ему стало легче только в буфете аэропорта «Курумоч», где наряду со всевозможными закусками продавались и стограммовые дорожные шкалики превосходного портвейна. «Все-таки вино иной раз - очень необходимая и полезная штука», -пропустив несколько шкаликов, произнес успокоенный Денис.

Провожая мужа на Чукотку Оля сказала:  «Ничего хорошего там тебя не ждет». Денис и  сам это прекрасно понимал, но что поделаешь - возвращаться надо независимо оттого, нашкодил ты или нет, ждет тебя наказание иль награда. Прилетел он в Нырвакинот, узнал - ничего особенного, обыкновенный строгий выговор.   Гораздо страшнее было другое - в Мараваамском отряде произошла трагедия. Было так. Проводив Дениса в Нырвакинот на попутной машине, Перевалов доехал до поселка дорожников и там пропал (загудел). И.о. начальника отряда Козину Свистоплясов дал приказ найти вездеход и перегнать его на базу. Через Амгуэму Козина переброса­ли на вертолете. Найти в поселке загулявшего водителя труда не составило. Кружным путем, через верховья, найдя брод, машину удалось провести на левый берег Амгузмы и полевые работы были возобновлены. Было сделано несколько переездов между лабазами, ничего вроде бы не предвещало беды. И вдруг, совершенно неожиданно для всех, прямо за рычагами вездехода Перевалов умер. Наталья овдовела, а ее сын, маленький, похожий на папу Перевальчик, осиротел. На водительское место сел геолог Валера Яковлев, осиротевший вездеход нехотя подчинялся ему. Полевики кое-как - дотянули до конца сезона, геологическое задание хоть и с боль­шим трудом, но было выполнено.

ВСТРЕЧА В АНАДЫРСКОМ АЭРОПОРТУ

В сентябре Кирилл Пухов возвращался из отпуска. В анадырском аэропорту его увидел возвращавшийся из командировки Магаданский куратор Андрей Шавкин.

- О, Кирилл Сергеевич, здравствуйте! У вас есть на чем сидеть?

- Здравствуйте, Андрей Николаевич. Пару стульчиков мне удалось захватить.

- Вот хорошо, идемте, присядем, а то я зверски устал, вторые сутки хожу-хожу, сесть негде. Вы из отпуска?

- Ага. А вы откуда и куда?

- В Магадан, из Нырвакинота. По вашим отрядам удалось пролететь. Был у Веника, Воронова, Мишина и Козина.

- Ну и как?

- Ужас! Ни в одном отряде нет сводных карт! Представляете, они как дикари рисовали мне на песке геологическую ситуацию и перспективы. Кошмар!

- Странно. Такого раньше никогда не бывало. Я сам часто по отрядам летал, всегда у всех карты рисовались оперативно. Вы, Андрей Николаевич, просто неудачно попали, ей Богу.

- Черт его знает, может быть. Что с вами? Почему вы так покраснели, Кирилл Сергеевич?

- Я? Покраснел? А, так это наверно потому, что на нас с вами смотрит симпатичная дама. Вон, у стенки стоит. Вот я и засмущался под ее взглядом. Я очень стеснительный, ей Богу.

- Черт его знает, может быть. Так вы думаете, что мы ей понравились?

- Скорее всего, ей нравятся наши стульчики. И она думает: «Есть ли в этом зале джентльмены»?

- Ха-ха-ха! Джентльмены есть, местов нету.

- Это верно, пусть постоит, еще молодая. Значит, Андрей Николаевич, ничего положительного вы у нас в экспедиции не нашли?

- Ну что вы, Кирилл Сергеевич! Во всех отрядах, в которых я побывал, поисковые результаты отличные! Какие у Виноградова аммониты, грандиозные аммониты! Чудо, прелесть! А посидонии! Какие посидонии! Пальчики оближешь! А флагрины! Нет, это просто замечательно, сборы небывалые, потрясающие!

- Да, я вижу, дорвался Виноградов до живности. Как же это ему удалось? Постой, постой, а Малыш с ним ходил?

- Какой Малыш? А, собачка! Да-да, постоянно ходил.

- Теперь мне все ясно. Это Малыш и разнюхал залежи ракушек, Женька тут ни причем.

- Черт его знает, может быть. Если так, то этого песика надо зачислить в штат экспедиции, старшим геологом. Пусть ходит в поле, ищет ископаемую фауну.

- Я думаю, Андрей Николаевич, Малыша можно и на руду натаскать.

- Да? это будет прекрасно. Направим его на «Мечту», пусть по­могает Виденко канавы задавать. Глядишь, и попрут рудные тела!

- Вы правы, Андрей Николаевич. Я чувствую, что без помощи Малыша нам нашу «Мечту» не раскрутить. Возимся с ней, возимся, а толком ничего не можем сказать. Точно! Для выяснения перспектив этого объекта надо направить Малыша.

- Ну что ж, попробуйте, чем черт ни шутит. Да, вы знаете, Кирилл Сергеевич, мне понравился ваш Озорник.

- Озорник? А это еще что за собака?

- В отпуске вы все забыли. Никакая эхо не собака, это перспективный оловоносный участок на площади Мараваамского отряда, открытый Доценко в прошлом году.

- А, припоминаю, это участок, на котором Польский весовой кас­ситерит намыл?

- Да-да, по притоку ручья Озорник. А сейчас там работает Галин, металку делает и копуши. У него живой касситерит пошел. Отличный, я вам скажу, поисковик! Надо будет отметить его по Объединению.

- Ну что ж, Галин заслуживает поощрения. А как там Свистоплясов без меня обходится?

- Свистоплясов молодец, крутится. Но я заметил за ним одну странность. Понимаете, сидит за столом смурной такой, насупленный, обложился учебниками по гидрогеологии и читает их запоем.

- Странно, что это его на воду потянуло.

- Я как-то его спросил, он что-то пробурчал, я плохо понял, но мне послышалось, что он хочет щуку драть.

- Может быть, Щукину?

- Черт его знает, может быть. А за что? Я у нее не был.

- Приеду-разберусь. Тихо! Что-то объявляют! Ага, Залив Креста! Бегу! Пока не прощаюсь, держите место, а то, может быть, еще и не улечу.

Пухову повезло - он попал на борт и, наполненный информацией о полевом сезоне-82, прилетел в Нырвакинот. Тут он оформил пенсионное удостоверение, получил пенсию за четыре месяце и крепко ее обмыл. Один из гостей спросил его: «Ну что, Сергеич, теперь можно и на материк?» «Э, нет! На Чукотке я - Пухов, а кем я там буду?» - ответил ветеран-пенсионер.

БЕДА

Денис Доценко вышел на работу в начале января восемьдесят тре­тьего года, после новогодних праздников, которые его измотали вконец. Оказалось, что тугодум Козин так и не смог написать информационный отчет за прошедший полевой сезон. Пришлось Денису срочно заняться этим, Свистоплясов каждый дань заходил, требовал, угрожал - ну что Денис мог быстро сделать, не зная результатов полевых работ? И все же информационка была написана и сдана. Нервотрепка кончилась, нача­лась спокойная камеральная жизнь.

Однажды после работы Денис зашел к Вите Галину и Люсите. Сотруд­ники выпили, поужинали. Хмель свалил голубков, они про гостя забыли, разделись догола и улеглись в постель. Превратившись в невинных пе­рвородных супругов Адама и Еву, они сотворили грех и блаженно уснули. Полюбовавшись этой трогательной библейской картинкой, Денис удалился в свою скучно-холостяцкую квартиру.

В феврале Доценко и Галин погорели. В понедельник, похмелившись с утра, они явились на работу в нетрезвом состоянии и попались на глаза начальству. Этот день им защитали как прогул, обсудили на об­щем собрании коллектива, вынесли общественное порицание. Начальник экспедиции немедленно издал приказ, согласно которому Доценко из начальника отряда превратился в простого геолога (кинули через один ранг), а геолог Галин стал техником-геологом. Получив по заслугам, друзья-собутыльники покинули здание экспедиции и отправились на ква­ртиру Галина, где хорошенько отметили новое назначение.

Ночью, уходя домой, Денис по ошибке вместо своего пальто одел Витин полушубок. На улице ураганный северный ветер снес пьяного дурака далеко в сторону от его дома,  загнал в морпорт. Денис попал на пирс, свалился с него в торосы, крепко ушибся и начал быстро замерзать (шапки и рукавиц у него не было). Выбраться на крутой берег он не мог и, понимая, что погибает,  закричал: «Спасите! Замерзаю!» К его великому счастью слабые далекие крики услыхала дежурная на КПП морпорта, сидящая у ворот в своей теплой будке с телефоном. Она вызвала скорую помощь, медики Дениса нашли, втащили наверх и в си­льно переохлажденном, бессознательном состоянии доставили в больницу в хирургическое отделение. Дежурные врачи раздели бесчувственного клиента, обложили горячими грелками, накрыли теплым одеялом. Через некоторое время крупная дрожь-колотун начала сотрясать холодное тело, замороженный стал отходить-оживать.

Утром Денису захотелось в туалет и он попросил одежду. Спасав­шая его медсестра с ворчаньем нашла ему старые больничные кальсоны, Денис их напялил, стал на ноги, сделал шаг, другой... Ощупав себя, он убедился, что руки-ноги целы, а вот морда побита, да кисти рук и уши сильно обморожены. На лицевых рассечках - хирургические швы, ко­гда их успели сделать, он не помнил.

Оклемавшись, Денис решил - надо действовать. Он позвонил Пухову, сообщил, что находится в больнице и попросил передать сыну Васе, чтобы зашел. Пришел Вася, увидел бито-мороженого отца, удивился. Денис попросил сына отнести полушубок Вите Галину и взять у него пальто. Заказал он ему и белье, полный комплект, потому что старое в употребление больше не годилось.

Через день Денис попросил лечащего врача выписать его из больницы. Хирург и медсестра были поражены. «Невероятно! Никаких последствий! Даже не чихнул!» - воскликнули они и отпустили с Богом. С забинтованными руками, синяком под левым глазом, швами на лбу и подбородке Денис появился в экспедиции. Маруся Виноградова всплеснула руками:

- Ты откуда?

- С того света, - ответил Денис. А он был недалек от истины.

В стенгазете «За недра Чукотки» появилась карикатура на Доценко, а под ней сатирические стихи:

На пирс беднягу занесло. Но где же лодка и весло?

Мороз, торосы, ветер злой, что выжил - просто повезло.

Судьба Денисия хранила - ему лишь кисти прихватило

И только раз, толкнув в живот, хирург промолвил: «Идиот!»

 Держись, геолог, будь здоров, вином отнюдь не увлекайся

И, позабыв про докторов, трудись, твори и улыбайся!

По просьбе Ларисы Ухановой, нарисовавшей карикатуру, стихи написал сам Денис. «Все, с пьянкой закончено окончательно и бесповоротно!» - дал клятву Денис. У администрации ВЧГЭ свои намерения - упечь До­ценко на стационарное лечение в наркологию или даже в ЛТП. Денис ходил, просил, умолял - не надо стационара, это же минимум сорок неоп­лаченных дней, семью кормить будет нечем, дети с голоду помрут! «Я пройду амбулаторное лечение и буду работать», - обещал он. Уго­ворил, поверили, согласились.

И начал Денис лечиться тетурамом. Ходил в поликлинику ежедне­вно, систематически, точно по расписанию, лечился честно, без булды. А неофициальным начальником отряда снова стал бедолага Козин - козел отпущения. По всем камеральным вопросам ПБ (Саистоплясов) обращался к нему, его ругал, с него требовал. Глядя на несчастного Козю, кото­рому он подложил свинью, Денис хохотал. Ему нравился трезвый образ жизни. Он много резал по кости, активно следил за учебой сына, вел домашнее хозяйство, по выходным дням бегал на лыжах, отпустил усы, ухаживал за ними и чувствовал себя великолепно. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Денис Доценко был геолог до мозга костей - веселый, оптимистичный, неунывающий и даже лишение вина его не изменило.

Экспедиционные женщины, особенно оформители, не могли   нарадова­ться, глядя на трезвого, жизнерадостного геолога и хвалили его. Денис их тоже хвалил, в долгу не оставался. Восьмого марта он написал:

 Позвольте поздравить вас, милые дамы,

Приятные женщины, нежные мамы.

 Мы вам выражаем почтенье свое

 И только для вас серенады поем.

При виде вас, мы цепенеем,

Мы произносим только - ах!

Цветами забросать не смеем,

Они, увы, растут в горшках.

Пока в снегу залив Креста,

Букет цветов вообразите

 И нас улыбками сразите,

 Открывши алые уста.

Конкретно картографам   Лорику и Ирке-Кузе, их слова:

Мужчины, входите к нам чаще,

Мы вам настроенье поднимем.

 Ведь с нами беседа - нет слаще,

А коль не поможет - обнимем.

Прекрасно, чудесно мы чертим –

И все недовольны вы, черти!

Для машбюро  ( Ивановой Лиде)

Стучит машинка - тра-та-та!

На строчки глянешь - красота!

Прочесть захочешь - все понятно,

 И ей почет, и нам приятно.

Для лаборатории    (Римме Крюкановой, Ирине Свистоплясоюй, Тамаре Котовой), 

  Мы - творцы месторождений,

  Ждем похвал и награждений,

  Миллионы алых роз. Кто подарит - ют вопрос...

Геофизику Тане:

Геофизика - наука! С ней, геолог, не шути.

Без нее в маршруте - мука!

 С нею - сможешь все найти.

Заведующей геофондом Рите Кутенковой:

Сидячий образ жизни плох,

Я мчусь на лыжах, с ветром споря.

 Не зная бед, не зная горя, не зная «ах», не зная «ох».

А вот статья Дениса Доценко в стенной газете, посвященной дню геолога.

«В этот праздничный день я хочу отметить рост популярности геологии. За что уважают нашу экспедицию вышестоящее начальство и руководители других предприятий? Конечно же за минерально-сырьевые ресурсы, а точнее, за камнецветное сырье. Сегодня геологом себя считает не только тот специалист, который в поле ходил и держал в руках большой геологический молоток с длинной рукояткой, но и любой из обитателей нашего поселка, державший любой молоток. И даже не обязательно мо­лоток - и гаечный ключ, к топор, и баранка, и штурвал, и шариковая ручка, и телефонная трубка в руках рабочих я служащих различных пре­дприятий района являются признаком причастности к геологии. Свидете­льством тому является домашние коллекции - у кого их только нет! Страстная любовь к красивому камню, а, стало быть, и к геологии, и к геологам, стала характерной чертой нашего времени. Агаты и кристаллы в руках деловых людей стали разменной монетой, волшебным ключи­ком, открывающим любые двери. Они превратились в громадную пробив­ную силу, они стали той живительной, чудодейственной смазкой, без которой невозможно сдвинуть с места ни один производственный воз. Вот почему именно сегодня, в наш профессиональный праздник, я пред­лагаю тост за нашу популярность, за то уважение, за тот глубокий интерес, который проявляют к нам представители других организаций. Короче говоря, за наших смежников!»

На экспедиционном камнерезном станке в это время работал мастер на все руки Слава Майоров. Делал он срезы и светлодонных агатов Мараваамского отряда. Некоторые из них, несмотря на тонкую трещиноватость, были отменно хороши. Однажды Слава принес Денису полностью обработанный (полированный) изумительный по красоте сиренево-голубой агат,

- Одну половину я взял себе, вторую, вот эту, дарю тебе, - сказал он.

-Только сперва надо показать главному геологу, он просил показывать ему новые интересные срезы, для информация, чтобы быть в курсе дела.

- Слава,  это опасно. В этом камне такая тонкая, волнующая красота. А вдруг отнимет?

- Да ну! Я ему окажу, что это твой образец.

- Ну смотри...

И пошел Слава к Плюсику, понес ему камень казать. Глазки у Коли заблестели, он потер ручки и облизнулся.

- Это срез Доценко, - предупредил Слава.

- Ага! Позови его сюда.

Слава привел Дениса в кабинет главного геолога.

- Беру за фук! - сказал Плюсик, давая знать, что в игре с ним Доценко зеванул, и положил   агат в свой стол.

Ограбленный Денис возвратился на рабочее место, весьма сожалея о потерянной красоте и досадуя на наивного Славу,

- Подарил, называется, змей! - сказал он другу.

Слава только ручками развел и пообещал сделать новый срез.

В день геолога начальники отрядов поминали недобрым словом снаб­женца, начальника МТС Гришку Мудренко, крохобора и стяжателя.

Не списание, а мука! Хлам негодный - покажи!

 Говорит Мудренко - ну-ка, разорватость докажи!

Миски мятые, жестянки, без головок примуса,

Гвозди гнутые, портянки в наши шлите адреса.

Всю дырявую посуду, шерсть и клочья кукулей

Вывози! Я щупать буду! Вертолетов не жалей!

Денис Доценко язвил-ехидничал и по другому поводу: «Большинство сотрудников экспедиции с восторгом приняло строгие меры администрации по наведению дисциплины и с огромным удоволь­ствием и воодушевлением по много раз в день записывается в журнале прихода – ухода – прихода – перехода - захода. Однако в нашем здоровом трудовом дисциплинированном коллективе все еще находятся отдельные лич­ности, которым новые порядки не по душе. Вот что эти несознательные личности говорят в кулуарах:

Нас начальство запугало, стиль анадырский ввело.

Жизнь унылая настала, стало нам невесело.

Посудите сами, люди, есть тут логика иль нет –

Мы под запись скоро будем отлучаться в туалет!

Критиковался увлекшийся шлихогеохимией (шлихокутей) старший геолог Боря Кутенков, отбиравший недомытые шлиховые пробы большого объема и тайно, в замаскированном виде, сдававший их на спектральный анализ. Этими пробами он чуть ни вывел из строя спектроскоп. Ох и ругались же Тамара и Римма, когда выявили диверсанта!   Он их достал! Он их за­колебал! Они ему, паразиту, пообещали...

Ах, у нас беда случилась, странная история;

Шлихокутей возмутилась вся лаборатория.

« Спектроскоп сломался, что ли?» - плакала Крюканова.

- Что они набрали в поле? Надо делать заною.

 Не ходи к нам, милый Боря, не подсовывай шлиха,

Дрын возьмем - хлебнешь ты горя! Доведешь нас до греха!

В конце декабря 1982 года совершил свой последний геологический подвиг старший геолог ЦГГП Федор Свистоплясов. Дело было так. НРС ВСЕГЕИ категорически отказался принять как автора листа и его защитника науканца Гнутова, потому что с одним листом он у них уже побывал и сдал очень плохо. А лист горел, его надо было срочно за­щищать. Вместо Гнутова в Ленинград полетел Свистоплясов. Накануне но­вого года ПБ защитил во ВСЕГЕИ   гнутовский лист, предварительно исправив вce замечания НРС, быстро довел его до ума, сдал на хрен и с победой возвратился домой. Затраты по оставлению листа были списаны во время. «Ай да Федя! Ай да молодец!» - восклицала геологичес­кая братва, восхищаясь необыкновенными способностями этого сурового человека. Отражая переход Свистоплясова на кабинетно-канцелярскую работу, Денис написал эпиграмму, основанную на его кличке – ПБ.

Природы брат ты был всегда,

Прошли Бродячие года,

Пора Бойцу теперь сидеть,

Пeром - Бумагою владеть.

Вспоминая прошлое, геологи готовились к новому полевому сезону. Передав ЦГГП Свистоплясову, после двадцатилетнего сидения за канцелярским руководящим столом, расправил свои могучие крылья   кавалер ордена Трудового Красного Знамени и Ордена Дружбы Народов, Заслуженный старпер Кирилл Пухов.

Начну, пожалуй, все сначала –

Вторая мололось настала.

    О, поле - поле, снова ты!

    Лишь о тебе мои мечты.

Подолгу глядя на сводную геологическую карту Чукотского полу­острова, Пухов страстно возжелал поехать на восток, в район Колючинского прогиба, где выходила странная, ни на что не похожая толща осадочных пород. Надо 6ыло с ней разобраться. К тому же на побережье Колючинской губы с давних пор были известны россыпные проявления золота, надо было изучить геоморфологию впадины и оценить ее перспек­тивы на поиски погребенных россыпей. Кирилл сам себе выбрал и оконтурил площадь, написал проект и геологическое задание, убедил  магаданское начальство в целесообразности и необходимости ревизион­ных работ в Колючинском прогибе. Лето 1983 года он провел в поле, отпустил прекрасную окладистую, богатырскую бороду м собрал хороший материал.

Разделавшись с Межгорным отрядом ГТС, стал листовиком-двухсотником Юра Благоволин. Территория листа включала побережье Берингова моря, сложенное рыхлыми четвертичными отложениями (индекс - Q). Юрка из-за этого сильно переживал, потому что четвертичку недолюбливал и плохо знал.

Раньше я не ведал горя, мог на Q не отвлекаться.

 А теперь, увы, у моря чвычкой должен заниматься.

Был возрожден- в который paз! - Пепенвеемский поисково-разведочный отряд.

И снова Пенен, и опять. Опять! И снова Пелен!

И три, и пять, и двадцать пять -   

Объект великолепен.

Возвращение на вулканогенное чукотское Эльдорадо означало не только желание найти в конце концов большое рудное золото, но и за­пастись канэнмываамскими агатами и эргувеемскими гольцами.

Эльдорадо-Эльдорадо, кукулииая кровать.

 Мы на Пепен ехать рады, чтоб моталкой покрывать.

Мы на Пепен ехать рады, золотые там гольцы.

Будут нам они наградой, потому что – молодцы!

 И еще на одно историческое место - на Телекай, на легендарные точки Серпухова, которые Крюканов считал уже давно открытыми, снова отправляются геологи, геофизики, геохимики и топографы. Высокогорные хребты ждут молодых, здоровых, задорных ребят, способных не только подняться на заоблачную вершину, но и спуститься с нее, не теряя при этом чувство юмора под увесистым рюкзаком, до отказа на­битым штуфными пробами.

На заоблачных высотах будем мы руду искать,

Но грызет одна забота - как бы Карлсонами стать.

Если б лопасти на кобчик да моторчик на живот,

 Мы б тогда в маршрут летали, не съедал бы спину пот.

Ах, куда ты подевалась, оловянная руда?

Мы разыщем, мы докажем! Круты горы - не беда!

Выдающимся событием прошедшего года было завершение ленотапской россыпной эпопеи, защита отчета и передача запасов в ГКЗ. Геологи злословили - дело выгорело благодаря энергии и связям коренной москвички Ирины Кузиной, которая отвезла материалы в Москву и протолкнула их куда надо. «Кто его знает, - рассуждали оформители, - такое могло быть, от Ирки-Кузи что угодно можно ожидать». Как бы то ни было, со второй попытки материалы были сданы. Это была трудная победа камеральной группы разведчиков во главе с Трахманом. Но впе­реди - новые заботы и тревоги.

Слава Богу, сдали Ленотап, это уже пройденный этап.

А запасы быстро тают, а Колечки улетают,

Кто же нас на россыпь наведет?

Про разведку редко мы поем, тайны мы ее не выдаем.

Все в разведке шито-крыто, хоть и россыпь не открыта,

Но зато объемы велики!

Телекай наш теплится едва, где же вы запасы по С-2?

 Рудных тел больших не видно и разведчикам обидно –

Новая не лучше голова.

Без прироста Трахман-гут сердит и АУП без премии сидит:

" Экономика прекрасна, но трудились мы напрасно -

Стимул материальный позабыт.»

А Н О М А Л Ь Н Ы Е   Я В Л Е Н И Я

Равномерно-однообразная камеральная жизнь геологов время от времени нарушалась эмоциональными всплесками, подобными тем,  которые производит крупная рыба на глади тихого озера. Одним из возмутителей спокойствия стал Слава Майоров, давно страдающий мочекаменной болезнью, хронический «каменщик». Почечные камни разной формы и величины, болезненно выходящие через член, Слава собирал, складывал в спичечный коробок, приносил на работу и с гордостью , как драгоценные жемчужины, демонстрировал перед товарищами, вызывая у них искреннее удивление. Такими достижениями в экспедиции никто более похвастаться не мог. Когда «созревший» камень начинал движение по мочеточнику и возникала острая режущая боль, Слава вынужден был принимать обезболивающие наркотические средства, которыми его в неограниченном количестве снабжала жена Варушка - медсестра. Однажды получилась передозировка и Слава чокнулся. С безумными глазами он метался по экспедиции и орал:  «Хрен пройдет! Не на того напали! Вам меня не взять! Вы думаете, Майоров слабак, с ним все что угодно можно делать? Не выйдет! Я вам покажу, ёкарный мамай! Вы думаете мои родители померли? Нет! Для меня они в живых! Котову я не боюсь! А этому падле Свистоплясову яйца оторву! Не подходите ко мне! Не трогайте меня! Пошли вы все на х—!»

Испуганная секретарша позвонила в медлабораторию, вызвала Варушку. Та прибежала и увела разбушевавшегося мужа домой, успокоила.

Нечто подобное происходило не Альбертом Беловым, но по причине иной - алкогольной, этот большой мускулистый парень с маленькой головкой и узким морщинистым лобиком, бывший боксер-перворазрядник, спокойный, тихий и трудолюбивый в трезвом виде, напившись, превращался в сексуального бандита и дикого ревнивца по отношению к жене своей Зинке. После Ленотапа, где он первым обнаружил видимое рудное золото, и Право-Чаантальского группового отряда, где в пьяном виде сел на раскаленную печку-буржуйку и поджарил муде, в сезонки больше не ходил. Его перевели в Буровую партию, дизелистом (после шестимесячных курсов).

Поисково-разведочные работы на россыпное золото велись вахтовым методом - месяц в поле, месяц - дома. Возвратившись из тундры, Альберт действовал стандартно - шел в баню, затем напивался и как бугай набрасывался на свою маленькую некрасивую, в молодости чрезвычайно любвеобильную и податливую жену и загонял ее до умопомрачения. Зинке такой неистово-ненасытный любовник мог бы и понравиться, если бы во время акта он ее ни душил и ни выпытывал: «С кем ни этот раз е—сь? Кому дала, говори, блядища!»

Если Зинки дома не было, Альберт проводил дознание у ма­лолетней приемной дочери. Он хватал ее своми ручищами-клешнями тряс и спрашивал: «Кто к мамке приходил, когда я в тундре иша­чил? Ты мне скажешь, зараза, кто маму е—л?»

Случалось, что Альберт Зинку нещадно колотил (а кулачищи-то у него по чайнику!), выкручивал ей голову, пытался размазать по батарее, таскал за волосья. Зинка с воплями вырывалась, ос­тавляя клочью своей шерсти в лапах разъяренного супруга («Ателы», как она его называла), убегала к соседям - Свистоплясовым. Здесь ее принимала до крайности возмущенная Ирина, а Федор, перевоплотившись в спецмедбрата, шел к Альберту и усмирял его. Это было не трудно - при виде еще более свирепой, чем у него самого, физиономии бузотер успокаивался и дрожащей рукой наливал вина - себе и соседу. Если же Альбертино сразу уговорам и устрашениям не поддавался, на помощь Свистоплясову прибегал Саня Крюканов. Так восстанавливался мир в семье Беловых.

Бывали и другие варианты в поведении перепившего Альберта. Однажды он уличил жену в шпионаже - на кухне замигала лампочка и бдительный Альберт догадался, что это Зинка передает шифровку.

- Ага, попалась! Шпионка! Я давно тебя подозревал! - заорал он, набросился на жену, заломил ей руки за спину и начал пытать.

- Говори, зараза, на кого работаешь? - задал он первый вопрос, огреб волосья на макушке и стукнул иностранного агента лбом об стол. Зинка заверещала, прибежали Свистоплясовы.

Когда Альбертино Зинку не трогал,  у него начиналась белая горячка. Он убегал из дому раздетый на замерзшую бухту, там по волчьи завывал и орал «спасите!» Федор и Саня вылавливал безумца, обмороженного приводили домой, сдавали Зинке. Альбертино каялся, плакал, просил прощения у жены. Зинка тоже плака­ла и прощение давала. Отдохнув таким образом месяц, Белов на вахтовке отправлялся в трезво-здоровое поле и там очищался, приходил в себя. Зарабатывал он хорошо, за что Зинка его и терпела.

У всех на устах бывал нередко и главный геофизик, кандидат технических наук Марк Серов, убежденный, профессиональней пьяница. Выходных и праздничных дней ему для пития нехватало. И тогда, чтобы правильно, по-научному сбалансировать трезвые и пьяные дни, он ввел промежуточный «приемный» день - среду. По коридорам экспедиции разносились громкие выступления Марка, сопровождающиеся заразительным смехом. Трезвые геологи снисходи­тельно ухмылялись, все знали - у Марка «приемный день». Упот­ребляя в рабочем порядке, для повышения тонуса и производительности труда, Марк держался молодцом. Но когда он бывал к компаниях, то напивался до упаду и возвращался домой на бровях. Встречая его, пронзительно-горластая жена Рая на всю улицу вопила: «Опять нажрался, свинья засратая!»

- Раечка, Раечка, тихо, тихо, - мычал Марк, протискиваясь в дверь.

- У-у-у, падла! - визжала Раечка и с размаху давала «свинье» мощную затрещину. Марк покорно валился на пол.

- Вставай, вставай, свинья засратая! - снова вопила расходившаяся супруга и тащила тело на диван.

Весь подъезд знал - Марк пришел домой, Марк лег спать. Все нормально.

Серов терпеливо сносил издевательства своей ненаглядной хохлушки. «Она у меня четвертая жена, - говорил он, - ее я не брошу, я не могу больше менять жен, надоело».

Со времени возвращения Дениса из отпуска прошло пять месяцев. Наступил новый полевой период. У экспедиционного на­чальства возник сложный вопрос - кого ставить начальником Мараваамского отряда на сезон? Свистоплясов, контролируя «опального поэта», пришел даже как-то к нему домой, вроде бы по делу - надо было встретиться с корреспондентом газеты «Магаданская правда», проживающим в гостинице «Рамкыльран». Денис в это время сидел на кухне и вырезал на моржовом клыке пышнотелую бедрастую «чукотскую Венеру», очень похожую на Олю, возлежащую на вывернутом кукуле. Ножку красавицы щекотал белый медведь. Таков был сюжет. ПБ хмыкнул, хотел было взять клык и внимательно его рассмотреть, но Денис не дал, перевернул изображение обратной стороной кверху.

- Так что там хочет твой журналист?

- Узнать о досуге геологов. По работе я ему все рассказал, а про досуг ты лучше знаешь.

- Ладно, пошли.

Поддатый корреспондент пил вино, был возбужден и много говорил, излагая свою точку зрения. Денис, слушая его разглагольс­твования, пару раз подловил его на слове, пошутил. Журналист оказался обидчивым, легко ранимым существом. «А вы не нерничайте! - вскрикнул он, покрываясь красными, как портвейн, пятнами - Не нерничайте! Наши статьи имеют для нас жизненно важное значение, они нами выстраданы, да!»

Извинившись, Денис и ПБ покинули психованного журналиста. Денис так и не понял, чего он от него хотел. А ПБ хихикал: «Хорошо ты его поддел. Теперь он от нас отвяжется».

Вскоре после этого случая вопрос о начальнике Мараваамского отряда был решен. Свистоплясов, зная нерасторопность и слабоволие Козина, настоял на том, чтобы начальником снова стал Доценко, потому что он после лечения превратился в совсем другого человека - абсолютного трезвенника и ему можно доверить руководство коллективом.

Свою временную непьючесть Денис доказал на пятидесятилетие Друга Виноградова, Его он поздравил так:

Оно б, конечно, вылить надо,

В День Юбилея надо пить,

Гитарный звон и серенады

На трое б суток залупить!

Но что поделаешь, дружище –

Теперь иные времена,

Теперь   увы! Не пьем вина,

Чтоб стать порядочней и чище.

Всухую вынужден тебя

Поздравить, искренне любя.

В июне восемьдесят третьего был юбилей и у другого знаменитого человека Северо-Востока - Блямберга. Ему в Магадан были отправлены такие вирши.    

Чукотка ветерана помнит!

Его слова, его дела,

В разведку недр вклад огромный

Еще пурга не замела.

Вам шестьдесят? Не может быть!

По виду - юноша задорный.

Коль Люда есть и дух упорный,

То можно про года забыть.

Нырвакинот, залив Креста

Шлют с Юбилеем поздравленье

 И пожеланье лет до ста

Прожить врачам на удивленье!